Ее пистолет и приказ из Третьего Отделения лежали в сейфе от Чабба. Такими были оснащены все номера отеля. Марта повернула колесико замка:
-Шесть. Четырнадцать. Двадцать один. Двадцать семь. 6142127, - она закрыла глаза и увидела эти цифры на зеленом сукне стола для рулетки.
К нему Марта пока не приближалась. Она играла в баккара, ставя пять талеров, и всегда выигрывала. Мадам Гаспар разводила руками: «Значит, мне не повезет в любви, господа». Немецкий генерал поправил монокль, пригладил седые волосы и облизал губы: «Мы этого не допустим, мадам Гаспар». Князь Карл сердито закатил глаза, и кивнул крупье. Тот стал тасовать карты.
Марта следила за игорным столом, где ей предстояло сорвать банк.
-Пятьдесят две тысячи цифр мы проанализировали, - восхищенно вспомнила она, - всего лишь за две недели. За машинами Бэббиджа будущее. Когда-нибудь, - Марта задумалась, - такая операция не займет и дня. Наверное.
Немка закончила массаж. Она поклонилась, передавая Марте шелковый, отельный халат: «Прошу вас пройти в ванну, мадам».
-Все понятно, - Марта сидела в мраморной ванне, чувствуя, как покалывают тело пузырьки. Она посчитала на пальцах, под водой:
-В мае. Можно после Пасхи в Америку отправиться, на озера куда-нибудь, в глушь. Петеньке я объясню. Он порадуется, он хотел сестру, или брата. Грегори ему ровесник почти, а здесь маленький появится. Маленькая, - уверенно подумала Марта.
-А семья..., Сейчас новое время. Скажу, что мы с этим человеком хотели пожениться, но не получилось. Все поймут. Девочка получит американский паспорт. Трепать языками будет некому.
После ванн Марта поехала на конную прогулку с князем Карлом и другими поклонниками. Вернувшись в отель, она сказала портье:
-Я перекушу в номере. Что-нибудь легкое, - Марта пощелкала пальцами, - салат, лобстера, фрукты. И кофе, разумеется.
Обед ей принес месье Дешан. Официант был приставлен к ее номеру. Марта, в Лондоне, озабоченно поинтересовалась у Джона:
-А если Федор Петрович тебя узнает? Ты на отца своего покойного похож, Юджиния говорила, что именно он герцога арестовал.
-Я не буду обслуживать его номер, - усмехнулся Джон, - а за табльдотом и в казино нас такая толпа, что он и внимания на меня не обратит.
-Даже икону было не взять, - Марта просматривала в ожидании обеда газету, - опасно это. Ничего, она у Петеньки осталась.
Джон сказал ей, что семья будет им писать на адрес Тургенева. По окончании операции, они смогут узнать все новости.
-Петенька в Итон поехал, - Марта прочла о суде над Уирцем и вспомнила, что покойный кузен Майкл сидел в Андерсонвилле, в лагере для военнопленных.
-Макс его оттуда вытащил..., - она зашелестела страницами, - а где Макс, неизвестно. И тетя Джоанна, наверняка, не знает. Пишут, что Гарибальди опять воевать собирается. Макс, наверняка, там будет. Италия..., - Марта задумалась и услышала легкий стук в дверь.
Месье Дешан ловко накрыл обед и указал глазами на серебряную крышку блюда.
В номере они разговаривать не могли. Джон, кисло, заметил:
-Баден-Баден, дорогая моя, кто только не посещает. Техника, - он затянулся папиросой, - сейчас дошла до того, что можно оборудовать номер устройствами для прослушивания. Мы тоже такие делаем, - герцог помолчал.
-Проверить гостиницу не получится, поэтому нам надо быть осторожными. К Тургеневу тебе нельзя приходить. Он может быть под наблюдением русских. Запомни, - Джон поднял из шкатулки с драгоценностями изумрудный браслет, - это сигнал тревоги. Если я увижу его на правой руке, а не на левой, я буду знать, что пришла пора вмешаться.
Джон накрывал еду в комнатах Марты, но только едва заметно качал головой, видя ее взгляд.
Герцог, когда они обедали во Франкфурте, заметил: «Хорошо, что фотографы пока обременены громоздкой аппаратурой. Они не могут запечатлеть человека в тайне. Однако поверь, скоро появятся и портативные модели. Тогда у меня будет еще больше работы, - Марта знала, что у Джона есть целая картотека иностранных агентов, работавших в Англии, но снимков в ней было мало.
-Эти те, которых мы арестовали и выслали, - объяснил герцог, - они не дураки, сюда еще раз приезжать.
Марта подняла крышку и одним легким движением забрала крохотную записку. Джон, расставил на круглом, обеденном столе фарфор:
-Она отлично выглядит. Поздоровела, посвежела, румянец на щеках. Правильно я сделал, что ее отпустил, в университет. Она ездит на пикники, катается на реке, посещает ванны..., А я встаю в шесть утра, - смешливо подумал герцог, откупоривая бутылку мозельского вина, - весь день на ногах, и ложусь после полуночи. Это если бала нет, и в казино меня не посылают.
Он поклонился: «Мадам».Джон, осторожно, закрыл дверь. Марта внезапно усмехнулась: «Действительно. Официанты здесь все во фраках. Никто в них не вглядывается». Она развернула тонкую бумагу. Прочтя ее, Марта взяла серебряный портсигар и чиркнула спичкой. Она налила себе крепкого кофе и закурила, удостоверившись, что записка сгорела в фарфоровой пепельнице.
Федор Петрович был ее соседом. Мраморная стена, разделяющая террасы номеров, доходила Марте до пояса. Она встала на пороге и прислушалась. Теплый ветер играл шелковой портьерой, снизу доносились голоса детей и лай собак.
Марта увидела серый дым, что вился из открытого окна. Она знала, что там ванная комната. Ее собственный номер был точно таким же. Женщина уловила плеск воды. Вернувшись в комнату, она с аппетитом принялась за салат, с большим креветками и лобстером, и съела персик. Сев к пианино розового дерева, Марта запела арию Сюзанны.
Федор вытерся шелковым полотенцем, и набросил халат. Даже речи идти, не могло о том, чтобы привезти пани Сераковскую сюда, в Баден-Баден.
-Тем более, - он усмехнулся, - пани Аполлония мне нужна в Варшаве.
В Варшаве Федор жил в цитадели, так было удобнее. Хотя восстание и подавили, полтора года назад, однако в Царстве Польском остались мерзавцы, избежавшие ареста. Федор, со своими людьми, внимательно следил за всеми подозрительными личностями. Тех, кто попадался, привозили к нему, в Десятый Павильон крепости. У Федора была оборудована благоустроенная квартира с ванной, горячей водой и телеграфным аппаратом. Прямая, охраняемая линия вела в столицу.
Работал он в подвале. Там имелась камера, оснащенная техническими новинками. Электричество развивалось. Федор иногда, с улыбкой, вспоминал маломощную динамо-машину в Литовском Замке. Сейчас у него под рукой были гораздо более действенные конструкции. По городу он ездил в бронированной карете, под охраной десятка вооруженных жандармов. Федор знал, что оставшиеся на свободе участники восстания считают его своим личным врагом. Салон-вагон у него тоже был укреплен броней. И его, и экипаж перед каждым выездом осматривали и простукивали. Бомбы становились все более совершенными. Ничего не стоило взорвать его на улице или во время поездки по железной дороге.
Когда ему доставили взятого в плен капитана Сераковского, Федор еще был в Литве, в Вильно. Сераковского он допрашивал и пытал сам, но проклятый поляк так ничего и не сказал, требуя гласного суда присяжных.
Его быстро провели через военный трибунал и повесили. Федор установил наблюдение за квартирой его вдовы, пани Аполлонии.
-Там вся семейка один другого краше, - сказал он жандармам, затягиваясь сигарой.
-Брат этой Аполлонии, Титус Далевский, тоже бунтовщик, и он пока на свободе. И еще пан Вилк - Федор поморщился, полистав протоколы допросов, - не знаю, настоящее ли это имя...
О пане Вилке, или Вилкасе упоминали немногие арестованные. Федор почти ничего о нем не знал, кроме того, что поляк молод, не старше двадцати пяти, высокого роста, отменно владеет оружием и не знает жалости.
-Лично повесил троих русских солдат, взятых в плен отрядом Сераковского, - пробормотал Федор, - сжег заживо семью чиновника в Ковно, застрелил униатского священника..., Попадись мне только этот пан Вилк.
Пани Аполлония жила тихо, ходила в костел и в лавки. Никто ее не посещал. Через два месяца Федор сам, лично, приехал на квартиру и арестовал девушку. Воронцов-Вельяминов увез ее в тюрьму, на Замковую гору. На допросе она плакала, утверждая, что не знает никого из подпольщиков. Сераковская настаивала на том, что после казни мужа к ней никто не приходил. Федор засучил рукава рубашки: