Марта ласково подняла ее и со значением посмотрела на капитана Кроу. Кузен спохватился: «Сейчас, сейчас...». Стивен нашел мистера Морли, отправил госпитальную карету обратно и шепнул своему коллеге:
-Пусть очистят служебный выход. Это моя родственница. У нее несчастье, она не в себе..., Простите, что так получилось, - добавил он. Морли отмахнулся: «Семейное дело, мистер Кроу. Я все понимаю».
Кеб подъехал к деревянным воротам, где красовалась вывеска: «Только для персонала». Стивен велел вознице: «Ждите здесь». Он шел по пустому коридору к умывальной для дам: «Господи, бедная девочка..., Она так натерпелась, в этой Америке, а получается, что и в Лондоне ее тоже несчастье ждало. Все было хорошо, она работала, ей диплом получать в следующем месяце..., Да что с ней такое? - Стивен заставил себя успокоиться и постучал в дверь.
Марта, в умывальной, кое-как привела волосы кузины в порядок и плеснула ей в лицо холодной водой. Мирьям, казалось, не понимала, что с ней делают. Марта взглянула на синяки под глазами девушки, на искусанные губы:
-Это все потом. На Дьюкс-плейс нельзя ее везти, на Ганновер-сквер тоже. И к тете Веронике нельзя. Пойдут слухи, сплетни..., Ни к чему это. Надо все сделать тихо.
Капитан Кроу стоял в коридоре. Завидев их, Стивен отвел лазоревые глаза. Мирьям покачивалась, цепляясь за руку Марты, глядя куда-то вдаль. Стивен заметил, как двигаются ее губы.
-Отвези ее в Блумсбери, - шепотом велела Марта, забирая у него саквояж, - я по дороге заеду в госпиталь, и к ней на квартиру. Предупрежу, что она заболела. И ты, - она подтолкнула Стивена к выходу, - пошли записку на стройку, что берешь отпуск. Я появлюсь, вечером. Поухаживаю за ней.
-Марта..., - он все не двигался с места, - Марта, а что я...
-Просто будь с ней рядом, - попросила женщина. Они повели Мирьям к выходу, и устроили ее в кебе. Девушка скорчилась в углу сиденья, всхлипывая, дергая себя за пряди черных волос. «Как птица, - отчего-то подумал Стивен, - раненая птица. Господи, как ей помочь»
-Все будет хорошо, кузина, - тихо сказал он, взяв ее ладонь.
-Вам надо отдохнуть, оправиться..., Все будет хорошо, обещаю, - Стивен очень осторожно присел рядом. Он держал ее за руку, говоря что-то ласковое, все время, пока кеб ехал на север, к Британскому музею.
Комната была маленькой, забитой бумагами. За бархатными, старыми шторами виднелась Дорсет-стрит. На улице царила летняя тишина. Пахло свежим кофе и табаком. Марта скосила глаза на пачку листов, рядом, на диване.
-Полиномиальные функции, - вспомнила женщина, - я в Париже занималась по учебнику Серре. Cours dalgèbre supérieure.
Она, невольно, вздохнула: «Если бы я могла брать уроки у мистера Бэббиджа..., - дверь открылась. Старик махнул рукой: «Сидите. Кофе я пока могу разлить сам».
Он был совсем седой. Легкие, как пух, белые волосы, спускались на потертый воротник старомодного, сюртука. Марта приняла простую, фаянсовую чашку: «Восьмой десяток ему, а как хорошо выглядит». Глаза у Чарльза Бэббиджа были голубые, зоркие. Пятна от чернил усеивали крепкие, длинные пальцы механика.
-Ваша прабабушка, - смешливо сказал Бэббидж, обрезав сигару, - училась с месье Лагранжем, печаталась в журналах...,
Он пристально рассматривал Марту: «Вы бы тоже могли. Голова у вас хорошая, - он опустил руку на простую тетрадь.
Его светлость, когда они сидели с Мартой в кабинете на Ладгейт-Хилл, усмехнулся:
-Бэббидж тебе передал, - он протянул женщине блокнот, - сказал, что инженера Кроу он знает, работы его читал, и даже с его прадедушкой, профессором ди Амальфи, занимался. С тобой он хочет познакомиться поближе. Если ты с ним будешь работать, с Бэббиджем, - герцог пожал плечами.
Джон провел с матерью больше недели. Он никак не мог оторваться от нее. Джон все время держал мать за руки, обнимал, прижимаясь щекой к щеке.
-Скоро, сыночек, - ласково говорила Ева, - после Рождества я в замок перееду. Малышке годик исполнится. Свою сватью, - Ева весело улыбалась, - увижу. Мы с Брюсселя не встречались. Это больше сорока лет назад было.
Герцог хотел, к следующему лету, перестроить дом в Саутенде, обновить обстановку, и снести мощную, каменную стену, отделявшую участок. Мать попросила его оставить оранжерею:
-Я здесь столько времени провела, - заметила Ева, - что цветы мне друзьями стали. И птицы тоже, но их я в замок заберу.
-Отлично выглядишь, - Марта затянулась папироской, просматривая математические задачи, что ей передал Бэббидж. Она подняла голову, бронзовые волосы светились в ярком солнце: «Я очень рада, что тетя Ева выздоровела, Джон. Очень рада».
Мартин и Сидония прислали телеграмму из Банбери. Они возвращались в Лондон. Каноник уехал в Оксфордшир. Марта, недовольно, заметила тете Веронике:
-Зачем этот прием? Я в трауре...
Вероника полистала The Illustrated London News: «Это не бал, милая. Обед, в узком кругу. Не больше двух десятков гостей. Люди хотят услышать о Гражданской войне, об убийстве Линкольна...»
Марта забрала у тети газету и взглянула на рисунок, изображавший Бута в президентской ложе:
-Хорошо, что обо мне ничего не напечатали. Федор Петрович, наверняка, иностранную прессу читает. Не надо ему знать, что я там была, что я в Европе...
О Марте в газетах не упоминалось. Военный министр Стэнтон и президент Джонсон подписали приказ. Согласно их распоряжениям, все сведения о заговоре Бута, кроме информации, которая была известна репортерам, объявлялись секретными. Трибунал Мэтью был тайным, о пробном походе субмарины никто не знал. Стэнтон сказал Марте:
-Вы просто потеряли сознание, в суматохе. Вполне понятно, вы дама, у вас нервы..., - он коротко усмехнулся.
-Незачем журналистам совать нос туда, куда их не звали. А то бы остались, миссис Бенджамин-Вулф, - предложил ей Стэнтон, - военное ведомство нашло бы вам работу по душе.
Марта поднялась, министр сразу встал. Женщина прошлась по его кабинету, опираясь на трость. Она указала на карту страны:
-Я бы, мистер Стэнтон, на вашем месте подумала не о войне, а о том, как восстанавливать Америку, - отрезала Марта.
-С кем нам воевать? Индейцы такие же граждане, как и мы с вами, - женщина взяла свой ридикюль, - если вы будете продолжать с ними обращаться подобным образом, ни к чему хорошему это не приведет.
Она, на мгновение, увидела перед собой голубые глаза маленькой Амады Маккензи и твердо повторила:
-Не приведет. Спасибо за доверие. Государственный секретарь Сьюард тоже хотел, чтобы я негласно помогала его департаменту, но у меня есть дела в Европе.
Марта пробежала статью: «Покушение на Линкольна, свидетельство очевидца»: «Хорошо, тетя Вероника. Питер вернется, из Ньюкасла. А Эми-сан, пожалуй, - Марта подняла бровь, - даже больше заинтересуются, чем моей скромной персоной».
-Она очень застенчивая, - вздохнула пожилая женщина, - Пьетро мне объяснял, что в Японии так принято. И Наримуне-сан тоже об этом говорил.
Марта все равно отказалась шить новые платья. «Я в трауре, - упрямо сказала она, - мой муж весной скончался. Пока что я его снимать, не намерена».
Она ушла наверх, в спальню. Вероника посмотрела ей вслед и покачала головой. Сын с невесткой уехали в Кембридж. Пьетро хотел показать жене университет, где он учился.
-Молодая женщина, - Вероника прошлась по гостиной, внимательно осматривая японские гравюры, что привезли ей в подарок, - тридцать лет. Может, и получится у них с Питером что-то..., Хотя, она, конечно, очень резкая. Мало кто с такой женой уживется. Вся в прабабушку.
Марта собиралась сшить себе полный гардероб в Париже, по дороге в Германию. В городе она должна была оказаться с новыми, американскими документами. Паспорт был отменно сработан. Марта собиралась придать себе еще больше достоверности, появившись в доме бывшего государственного секретаря конфедерации, мистера Йехуды Бенджамина. Его жена, мадам Натали, в девичестве де Сен-Мартен, была из луизианских креолов. Такого же происхождения, по бумагам, стала и Марта, вернее, мадам Полина Гаспар, родившаяся тридцать лет назад в Батон-Руже. Акцент женщины был безупречен. Когда герцог ее похвалил, она отмахнулась: «Я десять лет назад была уроженкой Нового Орлеана, дорогой мой».
Сам Бенджамин, по слухам, скрывался на Багамских островах. Марта, кисло, сказала: «Конечно, вы ему разрешите въехать в Англию. Вместе с деньгами, что он увез с юга».