Грубый мужской голос захлебнулся кровью, послышались крики, и из тьмы явился молодой Александр, золотоволосый, с дикими глазами, с окровавленным мечом в руке.
- Царь! - закричал он. Расталкивая всех, кто попадался ему на пути, царевич шагал ко мне.
- По-моему, он просто оглушен, господин, - сказал я.
Александр сурово посмотрел на меня, затем обратился к кольцу аргивян, все еще державших в руках мечи.
- Взять, - скомандовал он, - всех!
Никос и остальные разоружили аргивян и увели их во тьму.
- Ты спас жизнь моего отца, - сказал Александр.
Тут Парменион и другие военачальники наконец подошли к нам и склонились над телом Филиппа.
- Я хочу, чтобы убийц повесили, - сказал Александр в ночную тьму. Только пусть сначала они расскажут, кто заплатил им.
Но никто не слушал его. Александр остановил свои полные ярости глаза на мне:
- Будь возле царя, потом я присоединюсь к вам. - И удалился. Трудно было поверить, что царевичу еще только восемнадцать лет.
4
Филипп не пришел в себя и через час. Я последовал за военачальниками, которые отнесли царя в жалкую хижину из бревен; глинобитный пол помещения покрывали грязные конские шкуры. Я стоял в открытых дверях, копье аргивянина все еще оставалось в моих руках. Офицеры уложили Филиппа на скромную постель с заботой, которую мне редко приходилось видеть. Потом лекари и полководцы столпились возле царя. Испуганная рабыня принесла кувшинчик с вином.
Филипп очнулся. Хотя врачи настаивали, чтобы он оставался на ложе, царь поднялся. Приближенные помогли ему устроиться в складном походном кресле.
Вопль, полный муки, распорол ночь. Филипп резко поднял голову. Тут раздался другой вопль, громче и страшнее первого.
Филипп подозвал одного из военачальников, который склонил ухо к губам царя. Тот что-то проговорил, полководец кивнул и вылетел из хижины, минуя меня.
Вокруг царя деловито сновали лекари. Один из них омывал затылок Филиппа. Я видел, что полотно окровавлено. Другой растирал какую-то мазь в мелкой плошке. Разогретая огоньком свечи, она пахла камфорой.
- Вина. - Царь впервые заговорил громко после падения. - Еще вина.
Глаза девушки зажглись. Она облегченно вздохнула. Ей не могло быть больше тринадцати или четырнадцати.
Через несколько мгновений я увидел, что к хижине приближается небольшое шествие. Впереди выступал полководец, которого посылал Филипп, крупный, коренастый мужчина с жестким лицом, борода которого казалась еще чернее, чем у самого царя. Полководец был кривоног, звали его Антипатром. Но об этом я узнал потом. Возле него шествовал Александр, побледневший от гнева или чего-то другого, глаза царевича все еще пылали. За ним вышагивали с полдюжины молодцов, избранных им Соратников. Все они были чисто выбриты, как и сам Александр, поэтому казались моложе своих лет.
Соратники остановились в дверях. Александр прошел внутрь, за ним последовал Антипатр.
Царевич отправился прямо к отцу.
- Слава богам! Ты жив!
Филипп криво усмехнулся.
- Мой череп оказался прочнее, чем они рассчитывали.
Если передо мной и в самом деле были отец и сын, то они совсем не походили друг на друга. Рядом со смуглым и темноволосым Филиппом, лицо которого покрывала щетинистая борода, а толстые руки заросли шерстью и были покрыты белыми шрамами, Александр сиял чистым золотом волос, белой кожей, глаза его блестели. Я припомнил одного из своих прежних знакомых. Я называл его Золотым; по неизвестным мне причинам смутное воспоминание заставило меня поежиться.
- Я еще узнаю, кто в ответе за это, - мрачно бросил Александр.
Но Филипп махнул рукой:
- Мы и так знаем это: Афины, Демосфен или кто-то из его друзей.
- Они подкупили аргивян. Я повешу всех.
- Нет, - сказал Филипп. - Только тех, у кого в руках было оружие. Остальные не имеют к этому никакого отношения.