Мама бросила в его сторону укоризненный взгляд.
Гретхен прикинула на глазок и сообщила результат:
Cверхусорок восьмой, снизупятьдесят четвертый. Да?
Мама грустно кивнула.
Зря ты, мама, расстраиваешься! По-моему, ты выглядишь очень аппетитно! Мне нравится! ласково сказал папа и навертел несколько бодрых загогулин.
Да при чем здесь ты! рассердилась мама. Все ты, ты, тебе, тебе! Это я хочу похудеть! Я! Для себя самой! А не для тебя!
Но мама начал было папа, но договорить не успел.
Мама с силой хлопнула рукой по столу, так что жвачка превратилась в лепешку, похожую на мини-пиццу.
И перестань меня называть мамой! в сердцах выпалила она. С ума сойти можно! Я тебе не мама, я твоя жена, и зовут меня Элизабет!
Элизабет, я есть хочу! встряла тут Магда. Чем бы закусить эту гадость?
Гретхен поднялась из-за стола и пошла в детскую. Ей было не по себе. У них в семье всегда все было тихо-мирно. Она ни разу в жизни не слышала, чтобы мама так орала на папу. Даже когда худела в былые времена. Ну, строговата бывала, это да, притихшая такая ходила. А несколько раз даже плакала. От стыда. Из-за того, что, проголодав сутки, не выдерживала и опустошала одним махом весь холодильник.
Позже, когда Гретхен чистила зубы в ванной комнате, к ней пришел папа, уже одетый в полосатую пижаму. Он сел на краешек ванны и растерянно огляделся, будто пытаясь найти хоть что-нибудь утешительное.
Больше чем на неделю ее не хватит, проговорила Гретхен, сплевывая в раковину белую с зелеными крапинками пену.
А все эта дурацкая встреча одноклассников! сказал папа. Она сама призналась, он озабоченно покачал головой. Говорит, что якобы была там самая толстая. Мари-Луизаони в школе дружилитоже раньше была толстая, а теперь, видите ли, постройнела. И вот эта самая Мари-Луиза рассказала маме, что у нее были такие же проблемы и что она ей поможет
Гретхен уже не слушала папу. Она думала о том, что он действительно часто говорит «мама», и это действительно странно! Собственную мать он называет бабушкой, а женумамой. Гретхен даже невольно захихикала, представив себе, что по этой логике папа ее саму должен назвать не доченькой, а женушкой.
Тебе хорошо смеяться! вздохнул папа.
Гретхен тут же перестала хихикать. Она вспомнила, что ей совсем не до смеха, потому что она страдает от несчастной любви и пребывает в глубокой тенистой печали. Она еще раз сполоснула рот, посмотрелась в зеркало, шмыгнула носом и театральным голосом изрекла:
Ах, какое там веселье! Бог видит, мне ни до чего! реплика, достойная какой-нибудь книжной графини.
У тебя что, тоже проблемы? встревожился папа. Родительский долг, конечно, обязывал его поинтересоваться состоянием дочери, но в его вопросе слышался скорее панический ужас, как будто он хотел сказать: «Еще одна беда на мою голову! Я этого не перенесу!»
В глубине души Гретхен была возмущена. В конце концов, она такой же важный член семьи, как мама. Подумаешь, растолстела! Лишний жир, даже если его много, все равно мелочь в сравнении с несчастной любовью!
Гретхен принялась задумчиво чесать живот.
Может, ты двойку схватила? Или даже две двойки? допытывался папа.
Гретхен хрустнула пальцами. Ну как всегда! Родители думают только об оценках! Гретхен сунула в рот прядку и стала ее жевать.
С оценками все в порядке, буркнула она. Просто я влюбилась.
Правда? оживился папа, и в глазах у него загорелось любопытство.
Да, но только у меня несчастная любовь, сообщила Гретхен и засопела в ожидании папиной реакции.
Но папа истуканом сидел на краешке ванны, вцепившись в коленки, и молчал. Гретхен пожалела, что поделилась с ним тайной. Ведь сколько раз она слышала в школе от ребят: с родителями такие темы обсуждать невозможно! Похоже, Сабина права. Она всегда говорит, что взрослые в этом не секут, их интересует только собственная ерунда.
Гретхен вздохнула и подумала: «А я-то считала, что мои родители совсем другие!»
Тут папа наконец отцепился от своих полосатых коленок, потер руки, как будто ему стало холодно, и спросил:
И что, ты ему разонравилась?
Я ему никогда и не нравилась.
А я его знаю?
Конечно, папа знал Флориана Кальба! Ведь Гретхен с Флорианом ходили даже в один детский сад. Но Гретхен покачала головой и тихо проговорила:
Нет, не знаешь.
На такое чистой воды вранье у Гретхен были свои причины. Во-первых, она вспомнила, что папа с давних пор считал Флориана «плохим мальчиком». Во-вторых, папа явно легкомысленно отнесся к ее сердечной драме: она заметила, что усы у него подозрительно дрожат, как будто он изо всех сил старается удержаться от смеха. В-третьих, папа никак не мог ей помочь в ее безвыходном положении. И в-четвертых, все так сложно и непросто, что никакими словами не передашь.
Да я пошутила, небрежно проговорила Гретхен. Никакой безответной любви!
Вот и хорошо, сказал папа и зевнул. В животе под полосатой пижамой отчаянно забурчало. Извини! Голод не тетка
С этими словами папа поднялся, вышел из ванной комнаты и направился в сторону кухни.
Гретхен пошла спать. Над ней, на верхнем ярусе кровати, храпел Гансик, напротив, у другой стенки, спала Магда, которая что-то бормотала во сне. Магда могла так болтать сама с собою всю ночь. Гретхен натянула одеяло до самых ушей. «Вот бы иметь отдельную комнату!» подумала она. А то так даже не почитать на ночь. Если включить лампу на тумбочке, Магда тут же проснется и заверещит.
Гретхен так устала за день, что глаза уже закрывались сами собой. Но заснуть не получилось: в животе страшно забурчало, прямо как у папы пять минут назад. Просто невозможно! Пришлось вставать.
Папа еще сидел в кухне. Перед ним на столе лежал огромный шмат копченого сала, от которого он отпиливал тонкие ломтики. Гретхен пристроилась к папе.
Правильно, надо подкрепиться! проговорил папа с набитым ртом и настрогал сала для Гретхен. От голодного желудка душе одно беспокойство!
Гретхен набросилась на сало.
Я вот раньше часто влюблялся, и тоже все безответно, сказал папа.
Услышав это заявление, Гретхен покосилась на папу. Пальцы у него были черные от перца и прочих приправ, покрывавших толстым слоем все сало, подбородок и щеки лоснились от жира, а в усах застряли хлебные крошки. Его живот-арбуз как будто даже немного увеличился в размерах и с трудом помещался под пижамой. Гретхен как-то иначе представляла себе подходящего собеседника для разговоров на любовные темы.
Я же сказала: ни в кого я не влюбилась! Ты что, шуток не понимаешь? сердито пробурчала она.
Так я же не о тебе говорю, а о себе, сказал папа и вытер рукавом пижамы сальный подбородок. Но если тебе неинтересно
Обижать папу Гретхен не хотелось.
Да нет, интересно! постаралась она сгладить неловкость. Расскажи, что там у тебя было с твоей безответной любовью
Ох, это было ужасно! папа подкрутил себе усы. Просто ужасно!
Почему?
Ну, когда ты безнадежно влюбленэто всегда ужасно!
Ничего нового для себя Гретхен так и не услышала и потому отправилась спать.
Следующим вечером Габриэла устраивала у себя дома праздник по случаю своего дня рождения. Габриэла училась с Гретхен в одном классе, и ее вечеринки славились на всю школувсем вечеринкам вечеринки! Все мечтали оказаться среди приглашенных, даже ребята из других классов! Гретхен каждый год получала приглашения. Но вовсе не потому, что они с Габриэлой были закадычными подружками. А потому, что так хотела мама Габриэлы. А ее мама так хотела, потому что папа Габриэлы работал на той же макаронной фабрике, что и папа Гретхен. И к тому же мама Габриэлы поддерживала дружеские отношения с мамой Гретхен, да и вообще считала, что Гретхенчудесная милая девочка.
Почему бы тебе не общаться побольше с Гретхен? спрашивала она Габриэлу чуть ли не каждый день. Уж она тебя плохому не научит, не то что ужасные типы, с которыми ты вечно болтаешься.
Нельзя сказать, что друзья у Габриэлы были действительно какие-то ужасные. Просто в каждом из них было что-то необычноескорее их можно было бы назвать «типажи». Один мальчик, например, худенький и бледный, сделал себе на щеке татуировкуогромную бабочку-капустницу. Другой обрил себе голову под ноль, а лучшая подружка Габриэлы ходила с какой-то щетиной на макушке: ее прическа напоминала парик с торчащими во все стороны иголками. Можно себе вообразить, сколько геля она изводила по утрам, чтобы навести такую красоту! Еще один друг Габриэлы уже года два кряду не расставался с гипсом: то у него рука загипсована, то нога, то грудь Гретхен казалось, что на нем уже ни одного живого места не осталось. Недавно он явился в школу в гипсовом воротникесвалился с мопеда и повредил себе позвонок, якобы из-за того, что шлем оказался с каким-то дефектом и толком ни от чего не защищал. Но на день рождения к Габриэле он все равно собирался прийти. Габриэла была старше Гретхен, ей исполнялось пятнадцать. В одном классе они учились потому, что Габриэла один раз оставалась на второй год.