Черты лица Убийцы разгладились.
Никто из Троих Избранных, ответил он.
Послышался вздох облегчения, но в следующий момент все лица повернулись к Резчику. Формально он не входил в число Избранных и при этом являлся единственным, кроме них, кто знал о местонахождении Бивня.
Мой старший сын, проговорил Резчик. В его голосе звучала боль. Это он предал всех нас. Позор на мою голову!
Откуда ты знаешь? спросил Убийца.
Я получил послание от Чэсу Хоя, евнуха вдовствующей императрицы.
Зачем ему это понадобилось?
Главный евнух императорского двора испокон века являлся покровителем Резчика.
И ты нам не сказал об этом? осведомилась Цзян.
Наш Убийцав числе ближайших приближенных бандита Ту, медленно заговорил Резчик. Мы сможем действовать только тогда, когда тот вызовет Лоа Вэй Фэня. Предпринять что-либо раньше означает поставить сохранность Бивня под угрозу.
Ту Юэсэнь слишком зажился на этом свете, повернувшись к Лоа Вэй Фэню, сказал Конфуцианец.
Нет, отрезал Резчик. Все еще существует вероятность того, что он может оказаться Человеком с Книгой. Обращаясь к Убийце, он спросил:Ту читал «Ицзин», когда составлял план действий?
Лоа Вэй Фэнь кивнул, подумав: «Одни секреты внутри других!»
Нужно действовать, сказал он. Мы должны перепрятать Бивень.
Как?
Действительно, как и куда? спросил Конфуцианец.
Мы спрячем его у меня. Цзян шагнула вперед. Кроме того, мы используем отвлекающий маневр.
Шанхай являлся городом множества глаз, где секретность была крайне дорогим и зачастую иллюзорным предметом роскоши. Шпионы сновали повсюду и доносили обо всем: о каждом новом лице, появившемся по соседству, о любом человеке, который вдруг изменял своей привычке и заказывал в лавке не те товары, что обычно, о каждом экипаже и рикше, проезжавшем мимо, о любом громоздком грузе, который несли или везли по улице. Существовало множество тех, кто был готов щедро платить за то, чтобы тысячи и тысячи глаз зорко следили за происходящим и немедленно докладывали об этом. Поэтому не вызывало сомненийсоглядатаям будет обещано щедрое вознаграждение за сведения о том, что носильщики или рикша перевозили громоздкий и тяжелый предмет около шести футов длиной. Шпионы мобилизуют на слежку своих детей, а тесвоих друзей. Тысячи глаз превратятся в сотни тысяч, и Трое Избранных отдавали себе в этом отчет.
Какого рода отвлекающий маневр нам нужен, чтобы перепрятать Бивень? спросил Конфуцианец.
Что-нибудь очень значительное, ответила Цзян.
В чреве старой джонки воцарилась тишина, нарушаемая лишь плеском зловонных вод Сучжоухэ о ее корпус. Все понимали: существует только один отвлекающий маневр, пригодный для данного случая, но он может стоить человеческих жизней.
Наконец Убийца произнес то, что не осмеливались высказать остальные:
Пожар.
* * *
Зарево напоминало великий пожар, пожиравший Город-у-Излучины-Реки в ту ночь, когда сорок лет назад Сказительница отправилась в свое историческое путешествие вверх по реке. Как и тогда, первым загорелся бордель, и огонь быстро перекинулся сначала на деревянные постройки, стоявшие по соседству, а потомна дома по другую сторону улицы. Ветер подхватывал пламя и перебрасывал его через дорогу, поджигая кровли зданий. Повсюду слышались крики обожженных и умирающих.
Второй отвлекающий маневр состоял в том, что Резчик и Конфуцианец вытащили из южного входа в Муравейник длинный ящик из красного дерева, в котором вплоть до этого дня хранился Бивень, и понесли его по улицам Шанхая. Одновременно с этим из западного выхода появилась Цзян, покрикивая на странно одетого носильщика, который нес длинный свернутый ковер.
Поторапливайся, лентяй! Если мой ковер сгорит, ты сгоришь вместе с ним! Она радовалась, видя, что внимание всех, кто находился вокруг, занято исключительно пожаром, Скорее, прошептала она. Гроза приближается.
Убийца поправил ковер на плече. Он низко склонил голову, но его глаза цепко ощупывали каждый метр улиц, по которым они шли, направляясь в заведение Цзян. Бивень Нарвала, завернутый в ковер, был надежно укрыт от глаз любых соглядатаев.
Ту унюхал запах дыма раньше других. Он вскочил на ноги и подбежал к высоким окнам своего кабинета в здании склада, выходящем на Сучжоухэ. Поначалу он не увидел дыма, но потом заметил тонкую черную полоску, будто рассекавшую луну, низко висевшую на восточной половине небосвода.
Пожар, хозяин!
Мозг Ту напряженно работал. Пожары не были редкостью в Городе-у-Излучины-Реки, но сейчас в его душе почему-то родились подозрения.
Вызвать всех командиров. Мы выступаем сегодня ночью.
* * *
Убийца уложил Бивень в покрытую бархатом лавку-сундук, стоявшую в гостиной борделя, и повернулся к Цзян:
Он не дурак.
Твой хозяин? Ты ведь про него говоришь?
Зачем ты издеваешься надо мной? Я служу Договору, как и ты.
Я не хотела тебя обидеть, примирительно проговорила Цзян, подумав о том, что она «служила» Договору значительно более интимным способом, находясь в постели с номинальным хозяином Убийцы. Ты сказал, что Ушастый Туне дурак. Расшифруй для меня смысл этих слов.
Этот пожар может показаться ему подозрительным. Хотя бы из-за того, что он вспыхнул именно сейчас. Поэтому он может напасть на Муравейник раньше, чем собирался.
«Ну и пусть, подумала Цзян. Бивня там все равно уже нет».
А потом в голову ей пришла другая мысль: они могут устроить сюрприз для Ушастого Ту. Возможно, он действительно является Человеком с Книгой, но к его подручным это точно не относится. Отправить на тот свет хотя бы нескольких головорезов Ту Юэсэня, а заодно и отомстить за моральный и материальный ущерб, который она понесла в эту ночь, ну чем не замечательная идея? Приняв решение, она отпустила Лоа Вэй Фэня и послала за Май Бао.
Май Бао приказала подать свою крытую коляску и расположилась на заднем сиденье, а четыре кули потащили экипаж по улице. Чтобы привыкнуть к темноте, царившей внутри коляски, потребовалось некоторое время, а когда это произошло, она испытала шок, увидев напротив бывшего любовника, Революционера. Казалось, что красное пятно на его лице раздулось от крови и медленно пульсирует.
Разъезжаешь в собственной коляске, запряженной кули, будто императрица какая. Он на мгновение выглянул в окно и тут же задернул шторку, а потом, уставившись на нее, закричал:Людине животные! Раньше, чем она успела отодвинуться, мужчина схватил ее за волосы и сильно потянул вниз. Май Бао упала на колени, а он наклонился и задрал ее голову. Открой глаза, шлюха!
Май Бао медленно открыла глаза. Ненависть, горевшая во взгляде Революционера, потрясла ее.
Что тебе от меня нужно?
Значит, теперь ты даришь «облака и дождь» белому человеку?
Май Бао вспомнила, как агрессивно он вел себя в постели, его нежелание иметь детей, злобный отказ от обычного секса в пользу самых примитивных форм совокупления. А потом она увидела, как в руке Революционера блеснуло лезвие ножа. Огромным усилием воли Май Бао успокоила отчаянно бьющееся сердце и уперлась рукой в грудь мужчины. Ненависть в глазах Революционера не ослабла, но Май Бао ощутила, как напряглось его тело.
Куда ты направляешься, да еще в такой спешке? Он сбросил ее руку.
С облегчением осознав, что он не собирается заниматься с ней сексом ни в какой форме, Май Бао рассказала ему: она якобы едет к полицейским, чтобы те устроили в Муравейнике засаду для бандита Ту.
А зачем это Ту попрется в Муравейник?
Поначалу она не знала, что сказать, но затем в голову ей пришел простой и логичный ответ:
Наверное, собирается украсть что-то спрятанное там.
В следующий момент на губах бывшего любовника появилась улыбка. Он открыл дверцу коляски, крикнул кули, чтобы те остановились, и выпрыгнул на мостовую. Затем, держась за дверцу, он плюнул Май Бао в лицо:
Спасибо, шлюха. Возможно, сама того не желая, ты послужила своему народу.
* * *
Что-то мне не нравится эта новая лавка, сообщил игрок в го Цзян, когда та вошла в гостиную.
Это почему же, старик?
Я заметил, что с тех пор, как играю, сидя на ней, я стал гораздо медленнее думать.
Выходит, она не очень удобна для твоей костлявой задницы?
Нет. И спасибо, что упомянули мою задницу. Вот уже много лет, как ни одна куртизанка не выказывала желания поговорить о ней.
Не стоит благодарности, сухо ответила Цзян. Ей не терпелось закончить разговор о новой лавкепримерно шести футов длиной и покрытой бархатом.
Куда подевалась моя старая скамейка? спросил игрок в го.
Мы покрыли ее бронзой и прикрепили к ней мемориальную доску.
И что же написано на доске? с хитрой улыбкой осведомился старик.
На ней выбиты слова: «На этой простой лавке покоился огузок великого Игрока в го».
Весьма поэтично, но, по-моему, чего-то недостает.
Чего именно? осторожно осведомилась Цзян.
Слов «великолепный» и «блистательный». Нужно так: «На этой простой лавке покоился великолепный огузок блистательного Игрока в го».
Весьма правильное замечание. Я непременно передам граверу, чтобы он внес изменения в текст.
И побыстрее, пожалуйста. Я же не буду жить вечно.
«Может, и так, но добрую часть вечности ты уже прожил», подумалось Цзян, а затем она поймала на себе хитрый взгляд старика. А не задумался ли он о том, что лежит в новой лавке-сундуке, на которую его пересадили?
Цзян велела принести ему сласти и бокал вина, а сама села напротив.
Хотите сыграть партию в го? удивленно осведомился старик.
Нет, мне и без того известен твой талант игрока. Она огляделась и шепотом добавила:Мы ведь давно знаем друг друга.
Мы лишь однажды познали друг друга, и это было очень давно. Ах, как давно! Так что же лежит в ящике под моей великолепной задницей?
Глава тридцать четвертаяАТАКА НА МУРАВЕЙНИК
Послание, которое Май Бао отправила бывшему любовнику-полицейскому, было получено в половине двенадцатого ночи. К рассвету полицейские уже расставили в подземельях Муравейника семь крупных ловушек на бандита Ту и его головорезов.
К девяти часам утра Революционер собрал шесть боевых групп, которые были готовы выдвинуться в любой момент.
К полудню пожар был взят под контроль.
К трем часам пополудни войска вдовствующей императрицы, как она и обещала Ту, окружили Город-у-Излучины-Реки.
Ровно в четыре часа шесть боевых групп Революционера захватили слабо охраняемый арсенал Шанхая и впервые за время своего существования завладели мощным средством для совершения кровавой революции, о которой мечтали почти целое десятилетие.
На закате Мастер Благовоний Ту Юэсэня начал ритуал крови, предшествующий каждой боевой вылазке триад. Кровь принесенного в жертву теленка стекала по подбородкам девяноста новообращенных. Древний ритуал совершался на пустынном берегу реки Хуанпу, в Пудуне.
Каждый новообращенный должен был пройти через три специально возведенные арки. Над первой, между скрещенными мечами, были вырезаны слова: «Вступив в эту дверь, не иди дальше, если в твоем сердце нет верности». Надпись над второй аркой гласила: «Перед вратами Верности и Праведности все люди равны». После того как новообращенный проходил через эту арку, у него требовали заплатить взнос. Взнос столь высокий, что был по карману только богачам или ворам. Слова, вырезанные над третьей аркой, вратами Небесного и Земного цикла, гласили: «Лишь через небесный и земной циклы рождаются герои Хун». Только пройдя через эти последние врата, новообращенным предстояло подвергнуться испытаниям, а затем символически возродиться уже в качестве членов триад. Каждый из них омывал лицо, сбрасывал старую одежду и облачался в белое, отрекаясь тем самым от прежней жизни. После этого его вели к алтарю.
К делу вновь приступил Мастер Благовоний. С каждого новообращенного взяли клятву и вручили нож, чтобы тот скрепил ее кровью. Курице отрубили голову, а кровь слили в большую чашу с вином. Туда же добавили золу от сожженного листа желтой бумаги. Каждый из новичков отпил из чаши, а затем ее разбили, чтобы показать, что бывает с теми, кто нарушает клятву.
За последние сутки осведомители, работавшие на фань куэй, буквально надорвали горло, пытаясь убедить своих американских и европейских хозяев в реальности надвигающейся опасности, но в чем именно она состояла, оставалось для последних загадкой. Шпионы твердили о том, что ощущают в воздухе запах перемен, талдычили о какой-то пророческой реликвии, а под конец заговорили о смерти и о том, чего китайцы боятся больше всего на свете, о хаосе.
Многие из недавно прибывших купцов фань куэй попросту отмахивались от них, полагая, что все это«глупые китайские суеверия», но торговцы с опытом отнеслись к предупреждениям гораздо более серьезно. Прожив много лет в Поднебесной, они усвоилизаплатив за это весьма высокую ценуодну прописную истину: китайцыочень практичный народ. Огромное население и необходимость кормить столько ртов заставляли их подходить к принятию любых решений основательно и прагматично. Китайская история редко рождала проповедников, чей уделнапыщенное пустословие. Здесь не часто появлялись на свет Иезекиили, Илии и Иоанны Крестители. Они были пустынниками, способными существовать лишь там, где было больше необитаемого пространства, нежели людей, и больше времени для того, чтобы созерцать мир, нежели жить в нем. Даже Хун Сюцюань, несмотря на всю свою религиозную болтовню, являлся в большей степени предводителем восставшей бедноты, чем пророком.
Сразу же после того, как шпионы доложили о тревожной обстановке в городе своим хозяевам фань куэйДенту, Джардину и Мэтисону, Сайласу Хордуну и другим главам уважаемых торговых империй, те в буквальном и переносном смысле заняли круговую оборону. Они немедленно ввели в действие план чрезвычайных мероприятий, разработанный еще много лет назад. В жилища и офисы фань куэй прибыла мощная вооруженная охрана, и вскоре все ведущие сотрудники фирм и их семьи попрятались в своих надежно охраняемых домах, стоявших на набережной Бунд и улице Кипящего ключа. И без того похожие на крепости, эти здания были теперь в семь рядов оцеплены английскими и сикхскими солдатами, вооруженными винтовками с примкнутыми штыками. Они получили приказ убивать всякого, кто осмелится хотя бы приблизиться к великим торговым домам Шанхая, и были готовы беспрекословно выполнить его.