Когда Сайлас вернулся с обеда, женщина сидела в приемной его конторы.
Их роман развивался быстро и проходил втайне от всех, насколько это вообще возможно в таком городе, как Шанхай. Но все же им удавалось не допускать в свои отношения никого постороннего, поскольку ему была нужна только она, а ейтолько он, и никто больше. Все свободное время они проводили наедине друг с другом, в основном у Сайласа, и он не переставал удивляться тому, как уютно и хорошо ему с ней. Ему казалось, что он знает ее всю жизнь.
Впервые Сайласа не волновало, что он не испытывает тех чувств, которые, как ему казалось, в подобной ситуации обычно испытывают другие люди. Он был счастлив только тем, что делал счастливой ее. Такого счастья он не испытывал никогда прежде.
Единственным местом, куда они ходили, были сады. Мирандаее звали Мирандалюбила цветы и причудливые декоративные деревца, которые продавались на птичьем и рыбном рынке. Она обработала землю позади дома Сайласа и каждое утро, когда он отправлялся на работу, шла в сад. Все растения всходили и росли под ее заботливыми руками с невиданной быстротой. Казалось, они чувствуют ее любовь, которая подпитывает их.
А в одно воскресное утро Миранда сказала ему о том, что носит под сердцем его дитя, и счастье Сайласа достигло наивысшей точки. Мировой судья в частном порядке поженил их, и они стали готовиться к рождению ребенка. Сайлас с головой погрузился в приготовления: покупки, ремонт дома и тому подобные приятные хлопоты, но уже на ранней стадии беременности появились первые признаки надвигающейся беды.
Миранда, где ты? крикнул он, проснувшись однажды ночью.
Спустившись вниз, Сайлас нашел ее в ванной комнате, но на все его встревоженные расспросы Миранда отвечала, что чувствует себя прекрасно и ему не стоит беспокоиться.
В течение нескольких недель после этого она почти ничего не ела. Сайлас отправился к врачу компании и рассказал о недомогании жены.
Обычные женские проблемы, с лукавой улыбкой заявил тот. Не надо волноваться. Если ей станет хуже, пусть принимает вот это.
Он вручил Сайласу флакончик со снадобьем под названием «Мамино сердечко»препаратом на основе опиатов, который европейские дамы широко применяли против «женских проблем».
Сунув лекарство в карман, Сайлас вышел на улицу. Совет давать беременной жене опий сразу показался ему сомнительным. Он прошел вверх по Бунду, затем свернул на Бэйцзин Лу. По обе ее стороны выстроились уличные торговцы, лоточники и лекари. Одного из них Сайлас хорошо знал, поскольку в прошлом неоднократно обращался к нему за помощью, пытаясь избавиться от хронической бессонницы.
Сайлас терпеливо ждал, пока лекарь закончит осмотр женщины, на шее у которой была большущая шишка. Ощупав опухоль, доктор воткнул под левую руку женщины две острых иглы, после чего велел ей сесть и ждать.
У вас опять проблемы со сном? повернулся он к Сайласу.
Тот улыбнулся. Лекарь был, пожалуй, единственным китайцем в Шанхае, который в разговоре с ним не использовал обращение «господин». Сайласу это нравилось. Нравилась грубоватая прямота этого человека, его нежелание видеть различия между человеческими существами. После того как Сайлас изложил лекарю суть дела, тот задал вполне очевидный вопрос:
Тогда почему ко мне пришли вы, а не она?
Ну как ему объяснить? Самому Сайласу было безразлично, о чем станут шептаться по углам европейцы, увидев его в компании уличного китайского лекаря, но совсем другое дело, если они увидят его жену с мужчиной-инородцем. Женщина с опухолью на шее пошевелилась, и доктор отошел к ней. Он переставил одну из игл, вставил еще шесть, потом вернулся к Сайласу.
Расскажите мне больше. Расскажите все, что вы знаете об этой женщине.
Вы имеете в видуо ее болезни?
Вы стали плохо понимать шанхайский диалект? Я попросил вас рассказать все, что вы знаете об этой женщине.
Сайлас выполнил просьбу лекаря и сам удивился, насколько мало он знает о Миранде. По мере того как он говорил, лицо уличного лекаря мрачнело.
Приведите ее ко мне, сказал он под конец. Я должен на нее взглянуть. Вы можете прийти рано утром, поскольку сам я прихожу сюда еще до рассвета. Вот только не уверен в том, что сумею помочьей или вам.
А ребенку?
Про ребенка я ничего не говорил, запальчиво ответил доктор.
На следующее утро Сайлас привел Миранду к лекарю. Встреча была сердечной, но длилась недолго. В заключение доктор коротко поговорил с Мирандой.
Найдите лучших повитух, каких только сможете, сказал он, отведя Сайласа в сторонку. Если хотите, двоих я могу порекомендовать. И не давайте ей опий. Дело и так хуже некуда.
Проигнорировав вопросы Сайласа и не раскрыв смысл своего мрачного прогноза, лекарь отвел в сторону теперь уже Миранду.
Что он сказал тебе, Миранда? спросил Сайлас, когда они возвращались домой.
Он сказал, слабо улыбнулась женщина, что я должна вкусить удовольствие от оставшегося срока беременности.
По спине Сайласа пробежал холодок страха. Он взял жену за руку и не отпускал до самого дома.
До конца беременности он практически не отходил от жены, забросив дела компании Хордунов и отложив все намечавшиеся деловые проекты. А потом у Миранды отошли воды, и он послал за двумя повивальными бабками, которых рекомендовал уличный лекарь. Обе появились удивительно быстро, словно ожидали вызова именно этим утром, и вытолкали его из комнаты, где лежала роженица. Но раньше, чем женщины успели закрыть дверь, он заметил мрачное выражение их лиц и услышал, как одна шепнула другой:
Скверно все это кончится.
Через шестнадцать часов одна из женщин вышла и заботливо прикоснулась к плечу Сайласа. Он вздрогнул, будто очнувшись от глубокого сна.
Нужно идти. Скорее. Нужно быть храбрым.
Сайлас прошел за повитухой в комнату. Миранда без сил лежала на подушках, ее рыжие волосы языками пламени разметало по белому полотну, а белая палевая кожа блестела от пота. Возле кровати, завернутое в простыню, лежало что-то очень маленькое. В тот момент, когда Сайлас вошел, вторая женщина подхватила с пола этот предмет.
Ребенок
Нет ребенка. Нет тут никакого ребенка.
Но
Ребенка нет!
Сайлас бросился на повитуху, вырвал у нее сверток и развернул его. То, что он увидел в лучах утреннего солнца, больше напоминало овощ, нежели человеческое существо. Некоторые части тела можно было распознать, другиенет. По форме создание напоминало шар.
Что это?.. Сайлас поднял глаза на повитуху.
Не ребенок. Не живой. Мертвый. Отдай обратно. Отдай. И посмотри на свою жену. Посмотри на жену.
Сайлас не помнил, как повитухи забрали ужасное создание. Его удивила сила, с которой Миранда вцепилась в его запястье.
Обещай мне
Все, что угодно!
Обещай, что посадишь сад. Сад во славу всего, что растет.
Я обещаю, Миранда. А когда ты поправишься
И найди могилу моей матери. Ее звали Мириам.
Непременно, Миранда! Но где
Внезапно глаза Миранды расширились, и она резко выдохнула.
Что, Миранда?
Она медленно повернулась к нему и произнесла только одно слово:
Почему?
А потомвыдохнула и больше не дышала.
* * *
Сайлас прополол маленький палисадник, разбитый у подножия ее могилы, а затем повернулся к маленькому холмику. Здесь покоился его «неребенок», которого он похоронил рядом со своей женой. Поначалу он ненавидел существо, которое отобрало у него Миранду, но со временем сумел переступить через это чувство.
Он положил руку на крохотный земляной холмик. В голове Сайласа теснилось множество мыслей, но с его губ сорвалось только одно слово:
Почему?
В следующую минуту он поднял глаза и увидел, как на горизонте появился большой корабль Британской восточно-индийской компании и, как белая птица на воде, поплыл по реке по направлению к Шанхаю. На его борту стоял молодой, полный энтузиазма миссионер Южной методистской церкви по имени Чарльз Соон. Еще один Человек с Книгой.
Глава четырнадцатаяНАСЛЕДСТВО САЙЛАСА
В ту ночь, вернувшись от трех могил, Сайлас попытался приманить сон с помощью бренди, но от спиртного его только затошнило. Ночь навалилась всей своей тяжестью, темные минуты тянулись часами, а он слонялся по дому, ощущая в каждом уголке присутствие Миранды. Он чувствовал ее везде, кроме своего личного кабинета, куда он вошел в тот самый момент, когда старые дедовские часы в прихожей пробили три раза. Это было время, о котором Бард с Эйвона писал: «Теперь как раз тот колдовской час ночи, когда гроба зияют и ад заразой дышит в мир». Сайлас не вспомнил этих слов, поскольку Шекспир определенно не входил в число его любимых авторов. Но зато ярым поклонником Барда с Эйвона был его отец. В памяти Сайласа сохранились детские воспоминания о том, как отец в разговорах с дядей Макси часто цитировал Шекспира, а тот, покивав с умным видом, говорил: «Теперь скажи то же самое, только на нормальном английском»и просил, чтобы отец пересказал ему содержание пьесы, из которой взята цитата. Сайлас отчетливо помнил, как отец откладывал в сторону любую работу, какой бы ни занимался в тот момент, и терпеливо пересказывал Макси «Гамлета», «Макбета» или «Цимбелина». Сайлас слушал очень внимательно, но самое большое удовольствие он испытывал, видя выражение истинного блаженства на лице дяди Макси. Как же сильно дядя Макси радовался жизни! Нет, даже не радовался, а любил, находя в ней самой наслаждение.
«И как это непохоже на меня!»подумалось Сайласу.
Как непохоже на меня, прошептал он вслух, а потом негромко засмеялся. Но как только последний удар дедовских часов потонул в непроницаемой ночной тишине, Сайлас вдруг ощутил присутствие в кабинете кого-то еще. Он резко развернулся, почему-то ожидая увидеть позади себя дядю Макси, но увидел лишь один из стоявших здесь книжных шкафов. А если быть точнее, увидел неровную стопку дневников, которые его отец, знаменитый торговец опием и знаменитый опиоман, оставил ему в наследство во время их последней встречи.
С тех пор Сайлас почти не вспоминал об этих дневниках. Он положил их на самую верхнюю полку книжного шкафа, под учебниками китайского, по которым еще в детстве учил язык. Среди них было и старое издание китайско-английского словаря, когда-то прилежно изучавшееся Сирилом, главным специалистом Врассунов по Китаю.
Чтобы дотянуться до верхнего дневника, Сайласу пришлось встать на цыпочки. Он сел за письменный стол, зажег настольную лампу с зеленым абажуром и стал читать о рассыпающихся от времени дворцах Калькутты, о злоключениях деда, которого Сайлас никогда не видел, о временах, когда Ричард и Макси работали на предприятии «Индия алкалоид уоркс». Наконец он дошел до пророчества о том, что брат убьет брата.
На мгновенье Сайласу показалось, что в лампе померк свет, но потом он понял: это слезы заставляют расплываться буквы на странице. Брат убьет брата, и он убил Майло. Он, Сайлас Хордун, был убийцей. Братоубийцей. Вот почему у него забрали Миранду, теперь он в этом не сомневался. Сайлас поежился и отодвинул дневник в сторону.
Дедовские часы пробили четыре часа ночи. Сайлас распахнул окно, и кабинет наполнился густым, сладким ароматом цветущих оливковых деревьев, словно великий город издал вздох облегчения.
Так тихо бывает лишь в этот час у излучины реки, проговорил он вслух.
Последние ночные кутилы уже разошлись по домам, но еще не было слышно суеты золотарей, собиравших по утрам ведра с нечистотами. Город окутал покой.
Сайлас почувствовал, как ему на плечо легла рука Миранды, и едва не обернулся, чтобы взглянуть на нее, но удержался. Он знал: это всего лишь один из призраков, которые отныне ему предстоит носить с собой. Брат, отец, дядя, а теперь еще и любимаявсе они придавливали его к земле, как вязанка дров на спине кули, высокая и тяжелая.
Сайлас наклонил голову и посмотрел вниз. В стекле отражалась настольная лампа и открытый дневник отца.
В окно ворвался порыв сухого ветра из пустыни Гоби и, прошелестев мимо Сайласа, добрался до стола и перевернул несколько страниц дневника. Сайлас знал о китайских поверьях о сухом ветреветре безумияи уважал их, поскольку знал: если столь практичные люди, как китайцы, чего-то боятся, для этого существуют основания.
Он медленно подошел к столу и посмотрел на страницу, которую открыл для него ветер. На ней отец рассказывал о встрече с миссионером-гномом братом Мэтью и о его предупреждении: «Не делай дьяволову работу!»
Сайлас поднял глаза и окинул взглядом предметы, которые буквально кричали о его благосостоянии, роскошные ковры из Тикрита, вазы династии Мин, окна с витражами ручной работы, большой письменный стол-бюро с убирающейся крышкой, полированные полы из красного дереваи подумал: а не выполнял ли и он все это время дьяволову работу?
Чепуха, пробормотал он, отбросил дневник в сторону, и тот упал со стола на пол. Сайлас услышал, как хрустнул старинный переплет, и встал с кресла, чтобы поднять его.
Упав, тетрадь раскрылась. Переплет лопнул, и на пол выпали несколько страниц. Сайлас выругался про себя. Отец не потрудился пронумеровать страницы, и как теперь определить, откуда именно они вывалились? Подняв с полу одну страницу, Сайлас был поражен, увидев, что ее покрывают записи, каждая из которых представляет собой самостоятельный фрагмент, начинающийся с даты и заканчивающийся с ловом «Конец». Написаны они были таким бисерным почерком, что казалось, будто страница просто измазана чернилами.
Сайлас взял со стола лампу, разгладил страницу и, усевшись на пол, скрестил ноги по-турецкивпервые с тех пор, как был маленьким мальчиком. А затем стал читать о первом из опиумных путешествий, которые его отец с такой методичностью и скрупулезностью поверял бумаге.
Я знал это с самого начала. Знал, но не мог выразить. А теперь знаю точноили, по крайней мере, думаю, что знаю, нас здесь ждали. Глаза всех тех, кто выстроился вдоль берегов Янцзы, говорили о том, что они ожидали нашего прибытия, каким-то чудесным образом узнав о нем.
Мы с Макси стояли на палубе флагманского корабля эскадры ее величества, «Корнуоллисе», и я чувствовал их. Я даже сказал об этом Макси, но его никогда не интересовали подобные тонкости. У меня все было наоборот, и отчасти именно это привело меня к дыму змеи.
Несколько раз я писал о своих предчувствиях и видениях Томасу Де Куинси, и в ответных письмах он предостерегал меня. Предостерегал, говоря, что, «когда едешь верхом на змее, трудно отделить истинное от ложного, то, что грядет, от того, что уже было, и то, с чем мы хотим встретиться, от того, что нас встретит в действительности». Истинная правда. Незадолго до смерти мистер Де Куинси прислал мне рукопись молодого автора, которую, по его мнению, мне следовало прочитать.