Адмирал приказал войскам взять приступом городские стены лишь в отместку за три атаки на его солдат и за лес, откуда вылезли эти твари. Ответом стала штурмовая атака из главных ворот города.
Никто из противников не одерживал верх. И не было пощады. А когда солнце опустилось за горизонт, не осталось стоящим на ногах ни одного китайского солдата. Не уцелел ни один. Все бились насмерть и обрели ее. Более современное вооружение и военное мастерство Гофа возобладали, хотя, если бы из рощи тропических деревьев на помощь основным силам не вышли бы ополченцы под предводительством Макси, исход битвы, вопреки ожиданиям англичан, мог обернуться в пользу воинов Поднебесной.
Гоф критическим взглядом осмотрел то, что осталось от его наполовину уничтоженного войска, и, подняв голову кверху, увидел сотни кружащих в небе стервятников. Он приказал сформировать похоронные группы, чтобы предать земле погибших, а потом крикнул Ричарду: «За мной!»
Ричард старательно обходил тела убитых, но, несмотря на это, его ботинки скоро покрылись кровью. Поглядев в сторону города, он сквозь пороховой дым, в угасающем свете, увидел Макси. Тот стоял на западной стене и размахивал своим красным, как кровь, шейным платком. Гоф направил солдат в сторону Макси. Тот выявил слабое место в обороне противника и сигнализировал солдатам: «Атаковать надо здесь!» Войско англичан последовало сигналу и бросилось на штурм городских стен. Ричард последовал за ним.
Оказавшись за стенами, солдаты перегруппировались и медленно двинулись к центру города.
Ричард сразу же понял: все идет не так, как надо. Впередибольшая беда.
В городе стояла кладбищенская тишина. Китайцы, мягко говоря, шумный народ, но это затишье было очень некитайским. Скорее азиатским.
Первым, что поразило Ричарда, когда его семья приехала в Калькутту, был шум. Непрекращающийся гул, от которого некуда скрыться. Но не шум тревожил Ричарда, а слова, которые прокричал его отец на бульваре, где они жили.
Вот увидите, Врассуны выполнят обещание, которое дали мне.
Почему ты так сказал, папа? спросил Ричард.
В расплату за услугу, которую я оказал им много лет назад. Когда ты был еще малышом Сынком.
А какую услугу ты оказал Врассунам? Ты же ничем не обязан этим проклятым
Когда ты вырастешь, то поймешь, какой тяжелый выбор порой приходится делать отцу ради своей семьи. А теперьиди, играй.
Глава двенадцатаяИЗ ДНЕВНИКОВ РИЧАРДА ХОРДУНА
Записи в дневнике за сентябрь и октябрь 1828 года
После двух недель беспросветного существования, в течение которых у моей семьи не было ни еды, ни крова, великие и могущественные Врассуны оказали моему отцу честь, наняв его ночным сторожем при одном из принадлежавших им складов. В обязанности ночного сторожа, которые мы выполняли вместе с отцом, входил дозор холмистой и гористой местности. Единственная ночь этой вахты, как мне показалось, стоила нашей матери здоровья.
Когда мы жили на вонючем бульваре, семья наша не могла свести концы с концами. Макси и я с утра до вечера проводили дни на открытом воздухе. Под нещадно палившим солнцем моя кожа стала шоколадной, но белая кожа Макси, которую он унаследовал от нашей русской матери, от солнца становилась только краснойпод цвет его огненно-рыжих волос, размочаленных и вечно висящих длинными патлами. Это, как нам скоро стало известно, весьма импонировало местным жителям.
Макси подходил к ним, а я говорил на хинди:
Мера бхай кхуд чамри сил раха хай.
Это означало: «Мой брат умеет заживо сдирать с себя кожу!»
Куан итна химматвала хай ю ек адми, ек ларке, ко худ.
«Кто из вас достаточно храбр, чтобы взглянуть на то, как мальчик заживо сдирает с себя кожу? Подходите и посмотрите, что из этого получится! Подходите! Ну, подходите же! Сколько, по-вашему, стоит полюбоваться на то, как прямо на ваших глазах мальчик сдирает собственную шкуру?»
В мою ладонь со звоном падали монеты. Получив все, что можно было собрать с толпы зевак, я совал деньги в карман и отходил назад. А обгоревший на солнце Макси снимал рубашку и штаны, оставаясь практически голым. Он был краснее заката. После этого брат осторожно ухватывал кончик слезающей кожи в верхней части безволосой груди и медленно тянул ее вниз. При этом он орал как резаный, словно испытывал невыносимую боль. Наконец, сняв большущий клок кожи, Макси передавал его мне.
Я поднимал кожу над своей головой и выкрикивал:
Куан лал ларкки чамри ке даам дега? Калькутта ки сабеи акки чамри!
«Кто заплатит за кожу красного мальчика? Лучшую кожу в Калькутте! Кожа красного мальчика излечит любую хворь, сделает счастливым несчастливый брак, сделает слабого сильным, слепогозрячим, подарит мужчине силу осла, завидевшего новую ослицу. Ешьте ее сырой, крошите в чай, варите с рисом. Она подарит вам любую радость».
Иссе джьяда кья искха кар сакте хо? Май кис ке боли лага раха хун из лал ларке ке чамри кийа джо кушхали йе малик ко лекарайджи?
«Что вам еще нужно? Кто предложит мне достойную цену за кожу красного мальчика и за счастье, которое она подарит владельцу?»
Ну и здоров ты врать, братец! шептал мне на ухо Макси.
У тебя дар сдирать с себя кожу, а у меняталант красноречия, так же шепотом отвечал я ему, продолжая держать кожу над головой и принимая деньги доверчивых зевак. И в это время меня осенила очень важная мысль: а сколько человек готов заплатить за счастье? Хотя бы за миг счастья или просто за иллюзию его обретения?
Большую часть времени мы с Макси играли в шпионов. Мы пробирались через базары, двигаясь вниз по течению священной реки, тайком забирались в конторы, фабрики, частные дома и с помощью такого «шпионства» изучали Калькутту.
Через некоторое время Макси заметил, что я предпочитаю «шпионить» в определенном районе огромного города.
Опять сюда, братец?
А тебе не нравятся конторы? Ведь именно там делают деньги.
Меня больше интересуют места, где эти деньги тратят.
«В этомвесь ты, Макси», подумал я, вспоминая о том, как мы «шпионили» в районе красных фонарей. Про секс мы уже знали, но торгующие собой мальчики-трансвеститы и кастраты оказались для нас внове, а Макси был просто в восторге.
Мимо нас торопливо прошел хорошо одетый мужчина с тюрбаном на голове.
Это он, сказал я. После этого мы снова стали играть в шпионов и последовали за мужчиной. Как я понял еще раньше, то был один из курьеров Врассуна. Видишь, Макси, еще один.
Итак, шестеро за два дня, ответил Макси.
Причем, как ты мог заметить, все идут одним и тем же путем.
Если курьеры идут в офис Врассуна, почему мы никогда не видели, чтобы они оттуда выходили?
Потому что, когда они идут в офис Врассуна, они несут с собой информациюинформация всегда входит через центральный вход. А вот когда они выходят, то несут с собой деньгиденьги всегда выходят через заднюю дверь. Запомни это, Макси.
Примерно в полдень следующего дня Макси отправился «шпионить» за шлюхами, ну а я решил, что настало наконец время взглянуть на Элиазара Врассуна. Я еще никогда не видел этого выдающегося человека, но сейчас мне почему-то показалось очень важным поглядеть на него. Я стоял в гуще попрошаек напротив офиса Врассуна. Два хорошо вооруженных сикха оттеснили толпу на противоположную сторону улицы. Меня это вполне устраивало, поскольку я находился здесь не для того, чтобы просить милостыню, а чтобы смотреть и видеть.
По направлению к входу в офис Врассуна ехала карета, запряженная двумя крупными лошадьми, кучер орал на зевак, которые, как ему казалось, расходились недостаточно быстро. С бешеным ржанием лошадей и скрежетом ручного тормоза карета остановилась у подножия мраморной лестницы.
Я подскочил куличному газовому фонарю и проворно вскарабкался по его столбу.
«Так я тебя лучше разгляжу», со злорадством подумал я.
Но раньше, чем я успел порадоваться собственной сообразительности, Элиазар Врассун уже появился на лестнице. Рядом с ним шли четыре его сына, а всех их окружали шесть охранников из числа сикхов, которые внимательно следили за тем, чтобы к их господину не прикоснулся никто из черни.