Когда с этим было покончено, Себастьян поручил Джулио помочь гостю привести себя в порядок и принести ему запасную дорожную одеждувсе, включая чулки, поскольку у Барбере имелось только то мокрое платье, что было на нем. Сапоги шевалье оставил свои.
Замок теперь был снабжен достаточным количеством свечей и дров для освещения и обогрева, но с питанием дело обстояло не лучше, чем в предыдущий раз, несмотря на присутствие господина Колле, который, видимо, обходился без ужина, поскольку даже не пригласил к нему путников. Так что Себастьян поздравил себя с тем, что запасся провизией для первой и даже второй трапезы в замке.
Пока он хлопотал на кухне, готовя разрезанную на части утку в вине, к нему присоединился Барбере. Теперь молодой человек выглядел гораздо лучше, чем по приезде.
Сударь, заявил он, ваша любезность меня смущает! Вы меня спасли от потопа, потом предоставили сухое платье, да еще какое Но чем это вы занимаетесь? Стряпней?
Себастьян улыбнулся.
У меня нет другого средства не умереть тут с голоду. Если угодно, шевалье, вы тоже можете повязать передник и помочь мне приготовить наш ужин.
Барбере опять разразился своим мальчишеским смехом и поспешил исполнить просьбу.
Последите, пожалуйста, за уткой, пока я приготовлю картофельный салат.
Наконец они смогли усесться за ужин, поданный Джулио и Иоганном-Фелициусом.
Я знаю, что вы не летаете по воздуху, но все равно вы само Провидение, заявил Барбере. Я продрог насквозь, был голоден и один в целом свете, и вотпроезжаете вы, подбираете меня, отогреваете и кормите.
Вдруг Себастьян подумал, что ядро могло бы оторвать ногу и шевалье, и спросил себя, отнесся ли бы он тогда к нему так же.
Все это, ответил он шутливо, делалось для того, чтобы вы размякли и тем охотнее выслушали мое предложение.
Какое?
Мне нужен преданный душой и телом человек. Хотите быть им?
Сударь, воскликнул Барбере с таким воодушевлением, что опрокинул свой стакан, это буду я, и никто другой!
Вы слишком порывисты, заметил Себастьян удивленно.
Порывистость естественна и благородна. Неужели вы принимаете меня за глупца? Когда вы подобрали меня под проливным дождем, вами двигал вовсе не расчет. Я не знаю, делаете ли вы алмазы, и мне на это плевать. У вас есть сердце. А тот, кто благороден и тоже обладает сердцем, может ответить лишь так, как я.
«Он слишком честен, подумал Себастьян, и знал только армию, которая была его единственной семьей. Почему я не встретил под дождем баронессу Вестерхоф!» Но все же его смутила реакция Барбере. Шевалье, похоже, был из тех людей, кого испытания избавили от всего второстепенного: они признавали только храбрость и сердце и стали слишком горды, чтобы притворяться.
В этом Барбере превосходил его: ведь сам он избрал своим оружием лукавство.
Шевалье, я не знаю цену вашей души, но предлагаю вам полторы тысячи ливров за службу у меня. Стол и кров в придачу.
Барбере молчал какое-то время. Потом поднял глаза на Себастьяна.
Сударь, это в дюжину крат больше жалованья, которое мне платили, чтобы я рисковал своей жизнью. Так что честь велит мне принять только пятнадцатую часть этой суммы. Однако деликатность требует, чтобы я согласился на ваше предложение без оговорок, иначе бы вы сами стали моим должником.
Благословенный ливень, сказал Себастьян.
Воистину благословенный, сударь.
На следующий день, 10 ноября 1758 года, Себастьяну в его импровизированной мастерской на конюшне нанесла визит некая величественная особа, представившись господином де Сонри, комендантом Шамборского замка.
Себастьян как раз замачивал королевские штаны и жилет с помощью одного из своих помощников. Он попытался разгадать выражение лица посетителя: такое бывает у человека, который хочет сообщить нечто важное, но выжидает, желая завладеть вниманием своего собеседника, чтобы произвести наибольший эффект.
Хочу надеяться, сударь, сказал ему Себастьян учтиво, что ваше присутствие означает выздоровление вашей досточтимой дочери.
В самом деле, сударь, благодарю за участие, ответствовал комендант.
Он продолжал глазеть на Себастьяна как на диковинного зверя. Быть может, он тоже читал газетенку и верил, что шамборский гость может вдруг превратиться в фантастическое создание, грифона или единорога, или пустить искры из всех своих пор.
Барбере наблюдал сцену издали. Сонри начал действовать Себастьяну на нервы.
Наверное, вы хотите сообщить мне какую-то новость, сказал он коменданту довольно властно.
В самом деле, сударь.
Так слушаю вас.
Кардинал де Берни больше не министр.
Новость свежая.
В самом деле, я только что узнал.
Наверняка думал напугать Себастьяна. Но тот был далек от этого. К черту зловредину Берни!
Такую меру, несомненно, вдохновила королевская мудрость, ответил Себастьян небрежно. Известен ли преемник кардинала?
Герцог де Шуазель, вымолвил Сонри, явно удивленный беззаботностью своего собеседника.
Не замедлю поздравить его, объявил Себастьян, поворачиваясь к чану, где плавали королевские одежки.
Сонри выглядел озадаченным.
Разве кардинал был не из ваших друзей?
Конечно, сударь, но интересы короля превыше любой дружбы.
Берни из его друзей? Решительно, Шамбор далеко от Версаля.
А сам Себастьян еще дальшеи от того, и от другого.
Он написал Александру. Письмо нежное, но сдержанное, на случай если его перехватят королевские шпионы.
49. СПАСТИ КОРОЛЯ ФРАНЦИИ?
Через два дня примчался Бель-Иль. Маршала только что назначили военным министром. Себастьян поздравил его.
А ваш друг Берье, объявил тот, немного поддразнивая Себастьяна, стал министром военного флота.
Вдруг лицо маршала стало серьезным.
Друг мой, король беспокоится: неужели вы отказались от вашего плана?
Ничуть. Но почва слишком уж неровная. Берни хотел союза с Пруссией, и вот я узнаю, что его заменил Шуазель. Однако он враждебен Англии. Да вы и сами, впрочем, благосклонны к союзу с Фридрихом, если я вас правильно понял. Я уже ничего не понимаю: король назначает заведовать иностранными делами человека, который хочет продолжать войну с Англией, и при этом просит меня начать переговоры о мире?
Англия теперь в союзе с Пруссией. Заключить мир с одной не противоречит миру с другой. Главноеэто мир! воскликнул маршал с волнением. Это ваш козырь и ставка в игре: пусть восторжествует королевское желание мира!
Даже с риском вызвать недовольство нового министра Шуазеля?
Шуазель сделает то, что ему прикажет король. Мир, вы представляете себе, что это такое?
Странно было слушать, как этот вояка, да к тому же военный министр, восхваляет мир. Но Себастьян понимал, что это значит: тысячи молодых людей, которых государи обрекают на смерть или увечье, чтобы удовлетворить свою жажду славы или гложущие им сердце подозрения. После постельного мяса теперь вот пушечное. Христианские короли стоят не больше, чем Молох карфагенян и прочие языческие боги, которым каждый год с большой помпой приносили в жертву мальчиков и девственниц.
И страна беднеет, продолжил Бель-Иль с той же горячностью, если не с гневом. Народ возмущается. Где мы найдем двенадцать миллионов флоринов, которые король должен выплатить Марии-Терезии? А тем временем такие людишки, как Жозеф Пари-Дювернье, обогащаются за наш счет!
За ваш счет?
Он поставщик для армии. Вы даже не представляете, какие барыши приносит ему это снабжение. Он богаче, чем сам король! Знаете, какое у него состояние? Двадцать пять миллионов ливров!
Сумма удивила Себастьяна.
Братья Дювернье уже не первый год наживаются, кормя будущие трупы! Граф, я вас заклинаю, не медлите долее. Король надеется на вас, у меня есть доказательство.
Объясните мне, почему король назначил Шуазеля?
Бель-Иль вздохнул.
Герцога поддерживают сторонники Пари-Дювернье, понимаете? Мирэто их кошмар, потому что означает конец доходам. Нет армий, значит, нет и поставок. Шуазель замышляет построить целый флот в Тулоне, чтобы противостоять англичанам по всему свету. Не сомневайтесь, что Пари-Дювернье наложит лапу на все корабельные верфи благодаря своему дружку Берье.
Выходит, всем заправляют деньги? Неужели король этого не видит? А госпожа де Помпадур? спросил Себастьян.
Даже если они и видят, то сами их не имеют.
Значит, если я верно понял, подлинный король ФранцииПари-Дювернье?
Себастьян подумал немного и продолжил:
Вы хотите сказать, что моя миссияспасти короля Франции?
Она равнозначна этому.
И тогда король сможет противостоять Шуазелю?
Мир будет для него величайшей победой.
Но вы сознаете, что у меня нет никаких полномочий, чтобы успешно справиться с подобной миссией?
Ваши полномочия ждут вас в Версале, ответил Бель-Иль. Король передаст вам соответствующее предписание. Я лично составил условия по его просьбе. Вам поручается подготовить почву для мира с Англией.
Хорошо, сказал Себастьян. Я заканчиваю здесь свои работы и через день-два выезжаю.
Он понимал, что его затянуло в гигантскую машину. Но целью был мир. Себастьян желал мира. Всегда желал. Императрица Елизавета была права. Она будет довольна.
Собственно, ему было бы лучше уехать сразу, поручив остаток работы ученикам.
На следующий день произошла стычка между Барбере и управляющим Колле. Этот последний прибежал жаловаться к Себастьяну, поскольку шевалье обнажил против него шпагу.
По какому же поводу, сударь? спросил Себастьян.
Из-за садов.
Что с ними?
Этот господин хотел повесить там на просушку какие-то тряпки, которые красили ваши подручные
Эти тряпкиплатье короля, отрезал Себастьян.
Колле был ошарашен.
Но но сады не в вашем распоряжении, сударь
Они в распоряжении короля. А вы всего лишь их хранитель. Желаю вам доброго дня.
Объяснение Барбере было несколько иным: господин Колле потребовал избавить сад от тряпья, которое там развесил его хозяин-шарлатан. Барбере потребовал от интенданта взять свои наглые слова назад, но тот разошелся еще пуще. Тогда Барбере вытащил свою шпагу. Себастьян расхохотался, хотя был тронут поступком молодого человека.
Воздаю честь вашей дружбе, шевалье. Но не выхватывайте вашу шпагу всякий раз, как услышите, что меня поносят. Иначе она все время будет наголо.
50. ТАЙНЫЕ ПРЕГРАДЫ
Первое впечатление, оставшееся у Себастьяна от графа Луи-Огюстена д'Афри, французского посла в Гааге, было совершенно неубедительным: чопорный и надутый человечек лет пятидесяти, малого роста и ума, хоть и считающий себя выше других, посол Франции, хоть и голландский гражданин, дипломат, хоть и с военными замашками.
Шел февраль 1760 года. Прилетевший с Северного моря и набравшийся сил на равнинах ветер выворачивал крылья мельниц и устраивал настоящую вьюгу на улицах и площадях города, равно как и над остальной Республикой. Лошади скользили по мостовой, экипажи заносило. Тем не менее кое-кто из настоящих конькобежцев предавался на замерзших каналах неслыханной забаверастянув свои плащи на ветру, они скользили без всяких усилий, словно маленькие черные парусники.
Пейзажи в целом походили больше на гравюры, чем на живопись: даже красный кирпич домов посерел от инея.
Сидя в карете, везущей его в посольскую резиденцию Франции на Принцерграхт, Себастьян промерз насквозь, несмотря на беличью шубу, и открыл свой дорожный сундук, чтобы налить себе и Барбере по стаканчику шнапса.
Недели через две после своего прибытия в Гаагу Себастьян счел полезным и даже дипломатичным заручиться поддержкой д'Афри. Он последовал в этом совету Бентинкабрата-каменщика и одного из наиболее высокопоставленных лиц в Соединенных провинциях, советника самого штатгальтера Вильгельма IV Оранского. За три дня Бентинк, с которым он познакомился через другого брата, ван Соеле, стал его гаагским Бель-Илем: Бентинк, Соеле и еще один его неожиданный почитатель, мэр Гааги Хасселаар, облегчили ему проблемы обустройства, подыскав частный особняк в богатом квартале Турноойвельд. На самом деле половина этого особняка была занята братьями Хоопами, Томасом и Адрианом.
Тот факт, что Бентинку стало известно, кто является подлинным владельцем амстердамского филиала банка Бриджмена и Хендрикса, пошел Себастьяну только на пользу: этот банк был одним из самых процветающих в Соединенных провинциях.
Д'Афри принял графа де Сен-Жермена незамедлительно: город уже гудел от новостей о пребывании в нем таинственного француза, который жил на широкую ногу и вел возвышенные речи. Местная газета поведала о великолепном ужине, данном в его честь одним из самых богатых граждан Gravenhaagтак называлась Гаага по-фламандски. «Граф де Сен-Жермен, сообщала газета, ослеплял блеском своих алмазов, ума и суждений о самых могущественных особах планеты». Разумеется, советник Бентинк не мог взять под свое покровительство какую-нибудь мелкую сошку.
Стряхнув снег с одежды и согласившись на чашку кофе, Себастьян начал с того, что представил господину д'Афри финансовые затруднения Франции, в частности обязательство выплатить императрице Австрии двенадцать миллионов флоринов. Д'Афри поднял брови в знак удивления.
Тогда Себастьян попутно упомянул о возмутительных действиях тех, кто подобно Жозефу Пари-Дювернье обогащается на тяготах войск и истреблении молодежи. Д'Афри негодующе выпучил глаза, но не проронил ни слова.
Себастьян объяснил необходимость мира со всеми воинственными державами, которые угрожают Франции и заботятся лишь о территориальных приобретениях. Только мир, утверждал он, обеспечит процветание Франции, и король и госпожа де Помпадур в этом глубоко убеждены. У него возникло ощущение, что он говорит на санскрите.
«Или же господин д'Афри совершенно непроходимый тупица, подумал Себастьян, или же ему самому не хватает красноречия». Он удвоил усилия.
Описал интриги, опутавшие двор, и трудности, которые возникают из-за этого, мешая определению четкой политической линии. Господин д'Афри заерзал в своем кресле.
Напомнил о дружбе, связующей его с нынешним военным министром, маршалом Бель-Илем, и о его поддержке. Даже показал, чтобы подтвердить свои слова, два письма, которые получил от маршала со времени своего прибытия в Гаагу, от 4 и 26 февраля; к одному Бель-Иль приложил чистый паспорт, а во втором выражал нетерпение по поводу новостей от де Сен-Жермена и надежду на успех миссии, которой он облечен. Ознакомившись с ними, господин д'Афри, казалось, стал жертвой желудочной колики.