Покончив с этим делом, Ян рухнул в кресло и посмотрел на троих опутанных веревками злоумышленников, один из которых, со сломанной ногой, испускал душераздирающие вопли.
Умолкни, не то оглушу! прикрикнул он на него.
Бриджмен ошеломленно воззрился на Яна, не узнавая мягкого и чувствительного юношу, которого знал, потом сел.
Остался еще кларет? спросил Ян уже спокойнее.
Слуга побежал за вином.
Что вы намереваетесь делать? спросил Бриджмен, поскольку руководство операцией явно перешло к молодому человеку.
Дождаться, пока главарь придет в себя. И допросить. А пока посадите его на стул, вон там, приказал он слугам, когда кларет был поставлен на стол.
Слуги взгромоздили главаря на стул. Ян подошел к нему и отвесил оплеуху. Потом другую. Бандит приоткрыл глаза; слюна и слезы смешались с кровью, запекшейся на его лице и бороде. Ян вытащил из-за пояса кинжалсвой верный старый клинок.
Послушайте меня, сказал Ян главарю. Я не сразу сдам вас полиции. Сначала вы мне скажете, кто вас послал.
Тот оторопел.
И чем скорее, тем лучше, продолжил Ян, уколов его в грудь кинжалом. Ибо, видите ли, я вас подвергну тому, что вы обещали мне. А потом скажу, что мы с вами дрались и я вас ранил в драке.
Он схватил человека за ухо и приложил к нему лезвие, словно готовясь отрезать. Главарь заорал. Пораженные ужасом слуги не знали, как им быть. Бриджмен объяснил, в чем дело, и они умолкли, наблюдая сцену как зачарованные.
Так кто? спросил Ян, надавив сильнее.
Косгуд! крикнул бандит. Его голос дрогнул, перейдя в рыдание; из носа потекло. Джеймс Косгуд! Будь ты проклят, демон!
Бриджмен вытаращил глаза и подошел к нему вплотную.
Так это Джеймс Косгуд поручил пытать нас?
Главарь захрипел и кивнул. Слуги изумленно вскрикнулиназванный человек бывал тут в гостях.
Кто он такой? спросил Ян.
Был другом, ответил Бриджмен замогильным голосом.
Очевидно, он пока не желал говорить об этом. Или не хотел, чтобы его слышали разбойники.
Пусть позовут цирюльника, сказал Ян. Надо наложить шину на ногу этого негодяя, прежде чем его отправят в тюрьму.
Цирюльник прибыл через два часа и застыл при виде зрелища, представшего его глазам. Он уже заканчивал перевязку, когда явилась полиция и оторопела еще больше.
Мистер Бриджмен, вы были слишком добры, позволив лечить этого преступника, сказал лейтенант.
Нет-нет, запротестовал Бриджмен. Это чтобы он не смог утверждать, будто оговорил себя в бреду, из-за раны.
Но как вам удалось одолеть трех вооруженных человек? спросил полицейский, взяв пистолет главаря.
Мистер Хендрикс дрался как лев, объяснил Бриджмен.
Когда они с Яном закончили свой рассказ, уже занималась заря. Полицейские увезли бандитов в тюремном фургоне.
Ян вернулся к себе, чтобы умыться.
Он вновь встретился с Бриджменом за тем же столом, уже убранным и накрытым к завтраку. Комнату тоже привели в порядок. Англичанин выглядел утомленным. Он поднял на Яна озадаченный взгляд: то же чистое, свежее лицо, те же изящные черты. Только усталость во взоре да легкая горечь в уголках губ. Соломон недоверчиво покачал головой.
Вы спасли нам жизнь, сказал он. Если бы вы не вспомнили о перце, я и подумать боюсь, что бы с нами стало.
Ян кивнул.
Но какая в вас ярость! Какая энергия! И какая быстрота решений! Вы меня потрясли. Никогда бы о вас не подумал
С чего бы мне щадить того, кто хотел нас изувечить? отрезал Ян, пожав плечами.
Он окунул ломтик хлеба в яичный желток.
Кто такой Косгуд?
Граф Джеймс Косгуд, сын одного придворного сановника. Довольно красивый мужчина лет двадцати восьмитридцати. Он обхаживал Ньютона, когда тот достиг славы. Как-то при мне Исаак заговорил с ним о философском камне.
Что это такое?
Собственно, это не камень, а некий минерал, природы которого я не знаю, но он якобы позволяет превращать свинец в золото. Кажется, я вам говорил.
Вы говорили о трансмутации свинца в золото, но не о философском камне. Он существует?
Никогда его не видел. Но предполагаю, что да, в самом деле существует.
А наследники Ньютона?
Я не знаю, разобрали ли они все бумаги и вещи, которые Ньютон оставил после себя. Не уверен, что они способны уразуметь их значение.
Бриджмен допил кофе и поставил чашку.
Мы столкнемся с грандиозным скандалом, сказал он мрачно. Обвинение против Косгуда вызовет потрясение при дворе. Он рискует угодить на виселицу. Газеты наплодят больше сплетен, чем крыс в сточных канавах. Все захотят узнать, зачем Косгуд устроил этот налет, и, если правда всплывет наружу, от этого пострадает репутация банка. Нас могут обвинить в оккультных занятиях, еретических и, быть может, даже демонических. Вмешается англиканская церковь А если проговорится кто-то из тех священнослужителей, к кому мы обращались, на нас будут смотреть как на чумных.
Стало быть, у нас есть гораздо более серьезные причины покинуть Лондон, чем приглашение маркиза Эберкорна, заметил Ян. И настоятельнее, чем когда-либо, требуется ехать в Париж.
Конечно, но сперва надо замять это дело. В наших же интересах.
Как это «замять»?
Поверьте мне, вскоре от Косгуда явится кто-нибудь, чтобы нас прощупать. Как только он узнает, что главарь бандитов указал на него как на заказчика, он предложит нам мировую.
Ян опешил.
И вы согласитесь?
Я же вам сказал: это в наших же интересах. Мы и так вызвали немало любопытства, открыв банк. Договоримся с этим Косгудом, что причина нападенияисключительно алчность разбойников. Их вздернут, и никто больше не будет говорить об этом деле. Это в интересах банка. Не только вложенный вами капитал, а также, и даже в первую очередь, ваша репутация, не говоря уж о моей, заслуживают, чтобы мы пожертвовали справедливостью и истиной в пользу чести.
Ян повернулся к нему и какое-то время молчалневозмутимый, непроницаемый.
Вы правы, сказал он наконец.
И опять Бриджмен был в замешательстве. Он готовился долго и пылко убеждать, однако здравый смысл того, кто звался сейчас Яном Хендриксом, представил ситуацию во всей ее отталкивающей наготе. «Странный малый», подумал Бриджмен. От такой понятливости становилось не по себе.
Через три дня, как и предвидел Бриджмен, в банк явился некий тип, талантливо сочетающий в себе подобострастие и осторожность. Это был мистер Паркинс, поверенный в делах Косгуда. Он завел витиеватые речи, переплетая сожаления графа Косгуда о пережитых джентльменами злоключениях с его же возмущением, вызванным бесстыжими россказнями негодяев, попавших в руки полиции. Мыслимо ли, чтобы граф, друживший с Исааком Ньютоном и Соломоном Бриджменом, мог устроить нападение на своего друга в его же собственном доме! В общем, стряпчему поручено сообщить джентльменам, что его клиент не имеет ни малейшего касательства к этому неслыханному преступлению и надеется из их собственных уст услышать подтверждение своей невиновности.
Наилучшим ответом этому велеречивому лицемерию (и Ян, к восхищению Бриджмена, еще раз это сразу же понял) было молчание. Когда поверенный закончил, Бриджмен и Ян воззрились на него, не говоря ни слова. Их безмолвие стало гнетущим, и стряпчий начал терять уверенность. Бриджмен изобразил на лице скуку, а Ян смерил визитера недобрым взглядом. Он, не шелохнувшись, выслушал речь Паркинса, обращавшегося в основном к Бриджмену, очевидно принимая молодого человека за простого статиста. Наконец Ян спросил безразлично:
Сколько?
Простите? переспросил, повернувшись к нему, сбитый с толку стряпчий.
Вы меня слышали.
Я не понимаю продолжал упорствовать Паркинс, обращаясь к Бриджмену, чтобы тот прекратил эти неподобающие вопросы. Но Бриджмен и бровью не повел.
Сколько ваш клиент дает, чтобы обелить свою честь? четко выговорил Ян без всякого снисхождения.
Но честь бесценна, сэр, не вам ли
Жизнь тоже бесценна, стряпчий. У вас с собой вексель, так что покончим с кривлянием.
Властный тон Яна выбил у Паркинса почву из-под ног. Бриджмен с трудом скрывал свое веселье.
Стряпчий возвел глаза к небу, словно призывая Бога в свидетели.
Джентльмены, в самом деле, достойно ли примешивать денежные расчеты к защите чести и
Ничуть не менее достойно, оборвал его Ян, чем прикарманить вексель, если мы его не потребуем.
Намек был оскорбительным, но стряпчий угодил в ловушку: задание надлежало выполнить любой ценой, чтобы избежать громкого скандала.
Если уж речь зашла об этом то что бы сказали джентльмены о трехстах гинеях?
Ян покачал головой.
Вы же не хотите уйти несолоно хлебавши? Кончайте.
Паркинс посмотрел на Яна, явно пораженный холодностью этого Адониса. Потом тяжело вздохнул, достал из своего кармана свернутую в трубку бумагу и вручил ее Яну. Вексель был на пятьсот гиней.
Не слишком высокая цена за две человеческие жизни и за каплю воды, чтобы отмыть подлость, сказал Ян.
Паркинс покраснел, встревожившись.
Но презрение, которое внушает это дело, продолжил Ян, запрещает нам продолжать торг. Мы берем вексель, мистер Паркинс. Всего хорошего.
Ян приготовился встать, но поверенный поднял руку.
Сэр, не угодно ли взамен подписать вот это заявление, сказал он, извлекая из своего кармана другой документ.
Ян развернул его: это было обязательство признать, что бесстыдные и нелепые измышления злоумышленников, покушавшихся на жизнь Соломона Бриджмена и Яна Хендрикса, были, по их глубокому убеждению и чести, совершенно безосновательны. Бриджмен велел слуге принести чернильницу и перо, и они с Яном подписали документ, потом присыпали его песком, чтобы высушить чернила, и вернули поверенному.
Уходя, мистер Паркинс бросил на Яна долгий взгляд. Когда он вышел, Бриджмен хлопнул себя по ляжкам и дал волю своему веселью.
Черт побери, Ян, это мне надо у вас поучиться!
Кстати, об учении. Что стало с рукописями вашего друга Ньютона?
Наследники поделили их между собой, вконец перессорившись, и, думаю, почти все продали.
А у вас самого что-нибудь осталось?
Да, кивнул Бриджмен. Я вам покажу.
Как он работал?
Не знаю, поскольку видел только один его инструментатанор.
Атанор?
Это такая особая печь, в которой он проводил опыты, ответил Бриджмен, жестом показав примерный размер аппарата.
Где он?
Кажется, достался племяннице и ее мужу Джону Кондуиту. Учитывая славу Ньютона, на все его вещи нашлись охотники.
Есть у вас адрес этого Джона Кондуита?
Да, ответил заинтригованный Бриджмен.
Не окажете ли любезность съездить со мной к нему?
На следующий день после визита Ян с Бриджменом привезли домой странную чугунную печь высотой фута в два, пузатую и тяжелую, атанор. Кондуиты были даже рады избавиться с выгодой от предмета, назначения которого не понимали.
Ян Хендрикс заплатил сто пятьдесят гиней. Сказочный барыш для Джона Кондуита.
Таким образом, неудавшееся нападение принесло мне сто гиней, заключил Ян, прежде чем они уселись за стол.
Сто гиней?
Моя доля в векселе Косгуда составляет двести пятьдесят гиней. После этой покупки остается сто.
Ян, среди сюрпризов, которыми вы меня то и дело балуете, есть один, который я ценю особо, сказал Бриджмен, поднимая свой бокал, потому что долго был этого лишен: вы умеете меня рассмешить.
Ну и слава богу! сказал Ян, тоже поднимая бокал.
Через две недели трое негодяев были повешены.
В который раз рука заплатила за голову. Вечная несправедливость.
Соломон Бриджмен и Ян Хендрикс смотрели в этот момент, как дуврские утесы растворяются в ноябрьском тумане. Ла-Манш был серым, как жидкая сталь.
13. ЯЙЦО ДРАКОНА
Корабль держал курс на Кале. Бриджмен, стоявший на палубе, облокотившись о борт, поскольку предпочитал свежий воздух открытого моря тошнотворной затхлости кают, обратился к Яну, опять сжимавшему между сапог свою сумку с драгоценностями:
Простите, что заговорил о предметах, которые касаются только вас. Вы сбежали от приглашения маркизы Эберкорн, чтобы не пришлось танцевать гавот с ее дочками на выданье. Но вы весьма пригожий малый и не век же будете прятаться от женского вожделения, которое ничуть не менее настоятельно, чем мужское. Неужели у вас нет никакой склонности к прекрасному полу? Или вы избрали жизнь монаха?
Упрямый ветер, хлеставший Яна по лицу, окрасил его щеки румянцем. Юноша улыбнулся.
Соломон, то, что я узнал о любовном пыле, было не слишком поучительно. Тела разогреваются под воздействием похоти, а нередко и вина. Каждый использует другого как вещь, чтобы достичь двух-трехминутного животного удовлетворения, во время которого тела выделяют жидкости, предназначенные для воспроизведения себе подобных. После чего приходит усталость, отупение и удивление, что столько трудов было потрачено ради такой малости при полном безразличии к настроению партнера. Предполагаю, что именно это обычно и называют любовью. Однако я не думаю обзаводиться потомством и больше не хочу, чтобы кто-то относился ко мне как к вещи.
Сперва озадаченный, Бриджмен вдруг затрясся от приступа безудержного смеха, и Ян, заразившись, тоже засмеялся.
Не думаю, что это имеет отношение к тому, что ваш друг Исаак Ньютон называл всемирным притяжением, добавил Ян.
Бриджмен захохотал еще пуще; англичанин почти выл от смеха, захлебываясь им так, что привлек внимание моряков.
Счастлив опять развлечь вас, сказал Ян.
Бриджмен достал из кармана большой носовой платок, на которые тогда была мода, и, прежде чем высморкаться, промокнул себе глаза.
Но неужели вы никогда не испытываете потребности в присутствии друга, сообщника, который утешил бы вас в моменты одиночества?
Я терпел присутствие брата Игнасио около десяти лет. Уверяю вас, я ни разу не заскучал по нему с тех пор, как оставил его в Мехико в плачевном состоянии.
Бриджмен, качая головой, подумал почти невольно: «Тело этого малого глухо. Быть может, это благословение для него». Но тем не менее он был озадачен и продолжал настаивать:
Однако когда вы видите красивую девушку, розу, наделенную всеми природными прелестями, неужели вы не испытываете влечения к ней?