Лучше три стакана виски на три бутылки портера...
И кто бы мог оказаться таким догадливым? Паскевич после пары стопок терял весь свой придворный лоск, а с ним и осторожность. Трудно поверить, что именно он, такой сдержанный на язык, расслабившись, начнёт бубнить то, что у всех накипело.
Я в толк не возьму, зачем это надо? Вооружать поляков на свои деньги? Мало мы беды знали от их буйства? Зачем давать им конституцию?
Ну, положим, в конституции нет ничего плохого,вмешался Мишель Орлов, тоже довольно крепкий на голову, чтобы после трёх часов пира вести политические разговоры.
Согласен,гнул своё Паскевич.Но и нам тогда давайте. А так что получается?
Что?Мишель опёрся щекой на кулак, в котором сжимал нож. Лезвие под его тяжестью постепенно входило в доску стола.
Им и законы отдельные, и армия за наш счёт. У меня в полку, столько не платят! Мы что, не люди?
Уймись, Еганн, не тебе государя судить,одёрнул его Шурка, любивший блюсти казённый интерес. Но тут же сам пустился в рассуждения.Им Литву и Волынь насовсем отдадут. Или как?
Для округления границ,вставил Алексей Орлов, брат Мишеля. Во всём похожие, они отличались только тем, что у младшего на голове ещё буйно произрастали каштановые кудри.Читали, что государь сказал по этому поводу полякам: «Литва, Подолия и Волынь у нас считаются русскими провинциями. Мои подданные привыкли видеть их под скипетром своего монарха». Стало быть, раз он теперь короновался, как польский король, то может землю из кармана в карман пересыпать? Тут Карамзин хорошо ввернул, мол, не вы, ваше величество, эти губернии завоевали, не вам и разбазаривать!
Теперь уже решительно все заинтересованные лица обсуждали гордую записку историографа на высочайшее имя, ходившую по рукам в копиях и вызывавшую неизменное восхищение: «Никому ни пяди своей земли, ни другу, ни врагутаков наш принцип».
Срал государь на этот принцип,с обидой бросил Шурка. Его грубость показывала, что он уже порядком захмелел.Помните, как на Венский конгресс притащили Костюшку, и император с Константином Павловичем взяли этого бунтовщика под руки и повели через зал, крича: «Дорогу народному герою!» Страматища! Сколько он наших перевешал!..
Это всё политика,бросил Воронцов, которого положа руку на сердце тоже коробило поведение Александра Павловича.Государь хотел приобрести популярность в Польше. Мы ведь тоже порядком развлеклись...
А хоть бы и так!Паскевичу надоел портер, и он потребовал себе алеатико.
Не надо мешать,попытался удержать его Орлов.
Я дегустирую.Получив желаемое, Иван Фёдорович, вместо того, чтобы впасть в благодушие, ещё больше озлился.Хоть бы и так! Ему всё-таки стоит решить, чей он царь. Наш или польский? Очень умно, заботиться о любви ляхов, а что думаем мы, плевать?
В польском войске питаем змия, готового в любую минуту излить на нас свой яд,изысканно завернул Христофорыч.Почему финнам дали конституцию, а нам нет?
Всем разом захотелось конституции, только потому, что ею украсили жизнь одного скандального и одного незаметного народа. Русским тоже любопытно было узнать, хороша ли репка.
Мне вся эта система сугубо непонятна,ныл, откупоривая портер, Мишель Орлов.Мы что, рыжие?
Некоторые рыжие,тут же подал голос Христофорыч.Ты против?
Да я не против рыжих!взвыл генерал.Я вообще нашей государственной системы не понимаю. Почему калужских или рязанских мужиков можно купить? А эстляндских в мае позапрошлого года указом освободили?
Вот этого Воронцов тоже понять не мог. Выходило, как с конституцией. Время шло, а блага ломились в чужие руки. Война, очень тяжёлая, далась с надрывом пуза и мужикам, и дворянству. Обе стороны были вправе ожидать от государя гостинца.
Флигель-адъютант Пашка Киселёв в августе месяце подал императору записку «О постепенном уничтожении рабства». У меня есть копия. Толково составлено. По две десятины на душу. За выкуп от казны. С рассрочкой на несколько лет. Я всегда был того же мнения. И что? Где теперь Киселёв? Командует штабом второй армии в Тульчине. Укатали сивку за крутые горки.Тут Михаил Семёнович понял, что ничем не отличается от своих друзей, которых понесло на скользкие темы. Как и его самого, помимо воли.
Про поселения уже слышали?бубнил Орлов.Помаленьку начали. С Новгорода. А теперь, глядишь, чуть не в каждой губернии. До трёхсот тысяч довести хотят. Это что ж за армия? Аракчеев во главе на белой лошади. Набрал офицерами всякой дряни, ни из армейских, ни из гвардейских полков. Те, что у него под рукой ходили, гатчинские последыши, поганцы. Производства в чины у них там свои. С нами не пересекаются. Из солдат наверх тянут. Это бы и неплохо. Но всё совершенно закрыто. Как будто другое войско в стране. Люди, говорят, мрут как мухи. Бьют там нещадно. Строем пашут...
Ты ври, да не завирайся,обрезал его Шурка.Где это видано, чтобы строем пахать? Да и вообще, что за чушь эти поселения? Говорят много всякого, да. Вроде как экономия денег на содержание войска. Пусть само себя кормит. Но я так считаю: либо человексолдат. Либо крестьянин. Иначе толку не будет.
Чему их научить, если они всякий месяц на полевых работах?заявил на минуту проснувшийся Паскевич. Оказывается, он всё слышал, но не мог подать голос с устатку.
А им не надо учиться,услышал Воронцов свой голос как бы со стороны.У них занятие будет нехитрое. Вкруг себя, кого прикажут, резать.
Всем стало не по себе. А граф понял, что набрался. Мрачные пророчества появлялись в его голове только в особом состоянии. «Сон разума рождает чудовищ».
Ей-богу, братцы, обидно,продолжал Христофорыч.Государь был в прошлом году в Москве, а на Бородинское поле не поехал. Ездил и под Лейпциг. И на Ватерлоо. А тут чего же? Неприятные воспоминания? Я там проезжал. Пошёл побродить. Страшно. Вроде все тела сожгли, а копни на штыккости. Деревни вокруг выгорели. Люди туда не вернулись. Которые пришли, нищенствуют. И хоть бы копейку им кто дал на подъём хозяйства. А Ватерлоо, где ни одной русской пули не просвистело, Александр Павлович пожаловал два миллиона рублей. Почему? За что он с нами так?
Весь этот скулёж Михаил мог свести к одной мысли: «Отчего государь нас не любит?»
А правда, что наш заграничный поход оплатили англичане?Алексей Орлов старательно возил куском бургундской телятины в клубничном креме на донышке вазочки от пирожного.
Правда,нехотя признался Воронцов.Англичанам тоже одним в Европе задницу надрывать надоело.
Ага,кивнул Паскевич,поэтому понадобилась наша. По кускам нас разделили, отдали под команду пруссакам, и мы в любой драке были крайние. В атаку идтинам впереди на убой. Отступают, мы прикрываем и опять теряем больше всех. Миш, ты вспомни, как Париж брали. Снова здорово русские на стены! Шесть тысяч положили под этим сраным городом. Спрашивается, почему мы, а не пруссаки с австрийцами?
Получается, нас продали, что ли?возмутился Алексей Орлов.Как наёмников? За деньги?
Воронцов потянулся к хрустальному графину, опрокинул его в бокал, потом залпом осушил водупротивная, тёплая, хуже пива... Плеснул на ладонь и всей пятерней поправил волосы, отчего они стали влажными.
Ребят, вы чего от меня ответов на такие вопросы ждёте?осведомился он.И вообще, не передвинуть ли нам стол в угол?
Боже, как же все сдержанны и осмотрительны на трезвую голову! И что из людей прёт под пьяную лавочку! Благоразумный Алексей Орлов тут же согласился. А Паскевичверх армейской благонамеренностивстал и взялся за края стола, но не смог его поднять, поскольку удерживался в вертикальном положении, только вцепившись в столешницу. Всех спас Шурка, который, растопырив длинные руки, схватился за крышку, рывком поднял стол и повлёк его к дальней стене, при этом посуда с грохотом посыпалась на пол.
На чём мы остановились?осведомился он.
На том, что отымел нас государь по самые уши.
Это была последняя фраза Мишеля Орлова, которую Воронцов запомнил. Он ещё успел подумать: «Нет, маленько осталось». Но успел ли сказать? Бог весть. Далее наступила темнота, прорезаемая сполохами неясных огней, картинами всеобщего разрушения и наконец преобразившаяся в пустоту и глухоту.