Как так не наказывать? Это недопустимо! Виновные должны понести заслуженное наказание!
Не надо! Не надо! Они ничего плохого не сделали! воскликнула Лонге и всплеснула руками.
Ладно, разберемся, не стал настаивать Матвеев и поинтересовался: А теперь, Рената, объясните, как вы, не местная жительница, оказались в прифронтовой полосе?
Я я бежала, куда глаза глядят. Там невозможно оставаться! Там осеклась Лонге.
Она была столь искренна и непосредственна в своих чувствах, что подозрения, возникшие было у Матвеева о ее возможной связи с абвером, развеялись. Перед ним находилась одна из множества безвинных жертв войны. Его больше интересовало другоеблестящее знание русского языка Лонге. Он смягчил тон и отметил:
Рената, вашему знанию русского языка можно позавидовать. Вы что, жили в Советском Союзе?
Лонге встрепенулась, на лице появилась робкая улыбка, и девушка призналась:
Нет, в вашей стране я никогда не была, господин майор.
Для вас я Александр Иванович, ушел от официального тона Матвеев и уточнил: Рената, а где вы научились так хорошо говорить по-русски?
На филологическом факультете Берлинского университета. Я еще знаю французский и понимаю английский. Мне языки как-то легко даются.
Такое не каждому дано, это талант. А откуда у вас столь чистое произношение? Ему невозможно научиться в университете, допытывался Матвеев.
Этим я обязана нашим соседям. Они были русскими, из Санкт-Петербурга. Бедные, бедные, погибли во время бомбежки.
М-да, война, к сожалению, не разбирает, кто прав, а кто виноват, признал Матвеев и уточнил: Так, значит, вы из Берлина?
Нет! Нет! Я там только училась, лицо Лонге снова исказила гримаса, и она выплеснула весь тот ужас, что испытала несколько часов назад. Там!.. В Берлине настоящий ад! Мертвые люди повсюду. Их никто не убирает! Это невозможно
Голос Лонге сорвался, и на ее глаза навернулись слезы. Матвеев налил из графина воды в стакан и подал ей. Всхлипывая, она пила мелкими глотками. Он исподволь наблюдал за девушкой; в нем опять заговорил контрразведчик, и он пытался понять, кто находится перед ним: несчастная жертва войны или гитлеровский агент. Заострившиеся черты лица, запавшие щеки, ссадина на правой руке, пятнышко сажи на лбу и прорехи на плаще убедительно свидетельствовали о том, что Лонге действительно каким-то чудом сумела вырваться из ада, в который погрузился Берлин. Еще недавно она находилась между жизнью и смертью. Подозрительность, проснувшаяся в Матвееве, уступила место простым человеческим чувствам. Он видел перед собой юную девушку, бежавшую от ужасов войны, снял трубку телефона; ответил дежурный по отделу, и Матвеев распорядился:
Иван, срочно найди бинты, йод или зеленку!
Вы сказалибинты, Александр Иванович? А что случилось? уточнил Волков.
Ничего! Делай, что тебе говорят! потребовал Матвеев.
Понял! Есть!
А-а, и еще, Иван, поищи мыло, мыло надо женское.
Извините, Александр Иванович, вы сказалиженское?
Ну не наше же хозяйственное! От него даже у мужика шкура слезет!
Так у Головко такого нет.
Иван, ты служишь в контрразведке или где?! начал терять терпение Матвеев.
Все понял, Александр Иванович, найду!
Другое дело! А сейчас ко мне в кабинет кофе и бутерброды. И еще, ты не забыл, как за дамами надо ухаживать?
Э-э, ну
Постарайся.
Понял! Есть! принял к исполнению Волков.
Матвеев положил трубку на аппарат, обратился к Лонге и предложил:
Рената, пройдите к дежурному по отделу, капитану Волкову. Вам окажут медицинскую и другую необходимую помощь.
Девушка ответила благодарным взглядом и покинула кабинет. Матвеев остался один, и в нем снова заговорил контрразведчик.
«Интересно, как это ты вырвалась из Берлина? Каким образом перешла линию фронта? И этот твой русский абвер! Что за всем этим стоит?»
Вместе с вопросами ожили и прежние подозрения.
«А если ты подстава абвера? Перед такой красавицей редкий мужик устоит. Вот бойцы и поймались на твой крючок, а дальше ты разыграла сцену. Русский абверэто уже приманка для меня. Ничего не скажешь, с умом разработана легенда»
Стук в дверь прервал размышления Матвеева.
Войдите! разрешил он.
Это был помощник дежурного по отделу. Он внес поднос с кофейником и бутерброды с ветчиной. Вслед за ним в кабинет возвратилась Лонге. За несколько минут она преобразилась. Роскошные волосы пышной волной ниспадали на плечи. Щеки окрасил нежный румянец, а в глазах появилась живинка. О прежней Ренате напоминала белоснежная повязка на правой руке.
«Женщина есть женщина!», отметил про себя Матвеев, разлил кофе по чашкам, кивнул на тарелку с бутербродами и предложил:
Угощайтесь, Рената.
Она деликатно откусила маленький кусочек и запила кофе. Но голод дал о себе знать, и, съев бутерброд, девушка потянулась ко второму. Матвеев наблюдал за ней и возвращался к мысли о возможной связи Лонге с германской разведкой.
«Если ты подстава на вербовку, то кто за тобой стоит? Главное управление имперской безопасности? Тайная полевая полиция? Гестапо? Вряд ли. Слишком тонкая комбинация. В лучшие времена они этим не занимались, а сейчас и подавно»
Поведение Лонге и обстановка на фронте оставляли все меньше места для подозрений.
«Нет, ты, Рената, не гитлеровский агент! Не агент, но есть все, чтобы стать им. Умна! Хороша собой! В сложной обстановке не теряешься. Это же надо, сумела выбраться из Берлина и перейти линию фронта?! Такое не всякому мужику под силу. Готовая разведчица!» пришел к этой мысли Матвеев.
Теперь его занимало другое: насколько Рената способна выполнить разведзаданиепроникнуть в спецслужбу союзников, пригревших под своим крылом немало фашистских недобитков. В поисках ответа на вопрос он принялся прощупывать Лонге наводящими вопросами. Она, утолив голод, разговорилась. Советский майор-контрразведчиквысокий, статный, со строгими, правильными чертами лица и умными глазами, в которых читалось сочувствие, располагал к себе. Мирная обстановка заставила Лонге на время забыть об ужасах войны. Разговор приобретал все более непринужденный характер. Матвеев внимательно слушал, а его цепкий, гибкий ум контрразведчика выделял в рассказе Лонге то, что могло подвигнуть ее к сотрудничеству со Смершем.
«Выросла в семье, не отличающейся большой набожностью и фанатизмом. Отецинженер-электрик, никогда не носил военный мундир и не принимал участия в сборищах нацистов. Всю сознательную жизнь проработал на заводе. Матьшвея, абсолютно аполитичный человек. Сама ты во время учебы в институте не состояла в молодежных нацистских организациях. Свободно владеешь тремя языками: немецким, русским и французским. Готовый переводчик. Наши горе-союзнички не пройдут мимо тебя. Однозначно возьмут на работу, размышлял Матвеев
Для тебя даже не требуется отрабатывать легенду прикрытия. Все складывается естественным образом. Ты вырвалась из Берлина и возвращаешься домой, к родителям. Они проживают в южной Бавариинастоящее змеиное гнездо, куда бежит вся нечисть. Там хозяйничают американцы и французы. Они пригрели у себя фашистских недобитков и антисоветскую сволочь
Тоже мне союзники! Мы проливаем кровь, а они торгуются с подонками! Выходит, вы ничем ни лучше этой фашистской мрази!»
Основания для такого вывода у Матвеева имелись, и весьма веские. В его памяти до точки, до запятой отложились последние шифровки. В них Главное управление контрразведки Смерш ориентировало подчиненные органы о враждебной деятельности французских спецслужб.
«Из показаний репатриированных бывших военнослужащих Красной армии Павлова А. И. и Беляева И. М. было установлено, что некое «Бюро партизанских отрядов Франции» (г. Марсель) снабжает служивших в РОА и немецкой армии изменников Родине аттестатами, удостоверениями, что они состояли в партизанских отрядах и боролись против немецких захватчиков.
Одновременно ведут обработку советских граждан с целью склонения их к невозвращению на Родину.
Наряду с этим их активно вербуют для проведения шпионской деятельности против советских войск в Германии»
В другой ориентировке сообщалось:
«По данным нашего резидента в Париже, удалось установить, что только в одном Париже имеется 22 вербовочных пункта. В них осуществляется вербовка репатриантов. Особенно активная роль отмечается со стороны эмигрантского бюро Маклакова, швейцарского и шведского консульств и многочисленных французских и англо-американских разведпунктов»