Прошло много лет. Синий сцелифрон никогда мне больше не встречался. По всей вероятности, он стал очень редким. Природа за это время сильно изменилась, появилось много скота, немало земель было распахано под посевы. Стало меньше птиц, зверей и насекомых. И каракурт стал редким.
Однажды мой знакомый почвовед, занимаясь раскопками в лессовой пустыне, в старой норе, случайно попавшей в его раскоп, по-видимому, принадлежавшей малому суслику, нашел странный кусок глины и принес его мне. По характерной лепке, наслоению друг на друга кусочков глины я сразу узнал работу осы-сцелифрона. Но чтобы охотник за пауками устраивал свои гнезда в норах грызунов, этому вряд ли кто мог поверить.
Каракурттипичный житель лессовой пустыни. Летом, когда пустыня сгорает, паук переселяется в норы грызунов. В борьбе за норы с их жителями паук и приобрел ядовитость. К норам, как к единственному в пустыне укрытию для своих гнезд, и приспособилась оса-сцелифрон. Понятно, что все это одни догадки, но я твердо верю, что рано или поздно они будут кем-нибудь подтверждены.
Напрасно я искал гнездо синего незнакомца сцелифрона на скалах ущелья Капчагая!
Осторожные сфексы
Через крутые подъемы и спуски я добрался до ущелья Теректы, но спуститься в него не решился: уж очень была камениста и крута едва заметная дорога. Пришлось, ласково поговорив со своим единственным спутником фокстерьером Кирюшкой, оставить его в машине в качестве сторожа и пойти вниз одному.
Жаркое лето засушило травы, растения пожелтели. Лишь кое-где у вершин черных и мрачных скал зеленели крохотные куртинки можжевельника и эфедры. Из-под ног во все стороны прыгали кобылки, пустынные прусы. Кое-кто из них, не разобравшись, откуда появился нарушитель покоя и поддавшись общей панике, подпрыгнув, мчался прямо на меня, нередко удостаивая чувствительным ударом по лицу. Кобылки, видимо, превосходно улавливали состояние тревоги по поведению своих обеспокоенных собратьев. Но многие, как я заметил, сидели на растениях. Это были, главным образом, самочки. В предвидении осени они торопились закончить свои жизненные дела и усиленно обогревали тело, ускоряя развитие яичек. Но и они, такие осторожные, заметив меня, поспешно опускались вниз на землю и затаивались среди мелкого щебня, покрывавшего землю. Были среди них и самки, бодро скачущие вместе с самцами, избравшими для себя роль наездника. Природа мудро помогла самкам, наделив самцов крохотными размерами. С маленьким всадником легче скакать.
Еще грелись на камнях мухи, иногда, прерывая свои солнечные ванны, они с жужжанием гонялись друг за другом. Больше, казалось, не было вокруг никаких насекомых. К осени все закончили свои дела. Но мне, кажется, посчастливилось. По дороге мчалась быстрая и энергичная ярко-красная с черной грудью и пояском на брюшке оса-сфекс.
Я опустился на колени, невзирая на боль, причиняемую острыми камешками, и приготовился наблюдать, одновременно настраивая свой фотоаппарат. Но оса, необыкновенно осторожная, заметив меня, испугалась и, громко прожужжав крыльями, скрылась. Ее добычей оказалась самочка кузнечика-меченосца, прозванного так за яйцеклад, похожий на меч или кинжал. Было у нее полненькое брюшко, набитое яичками: неплохая еда для будущей детки осы. Охотница парализовала свою добычу, оторвала у нее обе здание ноги: неровен час, еще может кузнечик отлежаться и умчаться. Когда я потом через лупу рассмотрел кузнечика, то убедился: оса ампутировала обе ноги с искусством хирурга, отрезав их точно в месте сочленения бедра с вертлугом. Кроме того, на груди ее жертвы виднелись три точкиследы удара жалом. Кузнечик тяжело и прерывисто дышал, ритмично подергивая брюшком (видимо, несчастье постигло его совсем недавно), и беспрерывно шевелил усами, один ус отставил в сторону фотоаппарата, очевидно, принимая его за нечто опасное.
Обычно осы-парализаторы вскоре возвращаются к своей добыче, даже будучи испуганными. Поэтому я настроил фотоаппарат, приладил его между камнями и стал ожидать появления хозяйки добычи. Но время шло, а оса не появлялась.
Какая досада! думал я. У осы времени хоть отбавляй, а мне, откуда его взять?
Теперь, когда я застыл в неподвижности на едва заметной дороге, по хребтинам гор появились горные козлы. Они, конечно, давно меня заметили и по обыкновению застыли, как изваяния, и теперь я, невольный пленник своей любознательности, замер и перестал шевелиться.
Долго, очень долго сидел я возле парализованного кузнечика. Под действием яда он начал засыпать, реже стали ритмичные движения его брюшка, шустрые усики поникли и легли на землю. Так я и не дождался осы. Она, такая осторожная, бросила свой охотничий трофей.
В зеленой полоске растений у ручейка, бегущего по дну ущелья Теректы, много кузнечиков-мечехвостов и добыть их не стоило большого труда такой энергичной и умелой осе.
На следующий день я остановился в ущелье Теректы, заехав в него снизу. Тихое, совершенно безлюдное и дремучее, мне оно очень нравилось. Неторопливо я вышагивал по едва заметной дороге по дну ущелья, присматриваясь к насекомым. Нового ничего не встречалось: всюду в сухих травах прыгали пустынные прусы, изредка пролетали бабочки-белянки и желтушки. Ветер угомонился, в ущелье наступила глубокая тишина, и шорох одежды казался едва ли не оглушающим. Тогда я и услышал хорошо мне знакомый звук: где-то оса-парализатор рыла норку и, натолкнувшись на препятствие, применяла свой вибратор, издавая звук, будто муха, попавшая в тенета паука. Звук был отчетливым, но далеким, гораздо дальше, чем я предполагал. Осторожно вышагивая, я добрался до небольшого камня. Через сухие веточки, торчавшие рядом с камнем, была видна норка. Из нее и доносилось тонкое жужжание, а в темноте ее мелькало красное брюшко такой же осы, как и вчера. Медленно я опустился на землю, замер, приготовился ждать. Сейчас оса, закончив строительство домика для своей детки, притащит в него добычунедалеко лежащего парализованного кузнечика.
Долго ждать не пришлось. Оса выскочила с камешком в челюстях и, необычно зрячая, меня заметила, испугалась и так поспешно взлетела, что несколько раз неловко зацепилась за сухие веточки, и не возвратилась к прерванному занятию. Не приходилось мне прежде встречать таких пугливых ос. За четыре года, предшествующих засухе, осы стали очень редкими. А все редкие животные становятся очень осторожными.
Кузнечик, парализованный первою осой, прожил у меня целую неделю, лежал на влажном кусочке марли, слегка размахивал усами и, будто силясь что-то сказать, шевелил ротовыми придатками.
На такыре
Такыр небольшой, твердый как асфальт, белый как снег. Вчера вечером при луне, когда я шел мимо него на бивак, он сиял как озерко среди пустыни, окруженный темными тамарисками. По нему бесшумными тенями скользили зайцы. Что-то здесь их много собралось. Быть может, гладкий такыр они полюбили за простор, за то, что на нем далеко вокруг видно и трудно подобраться незаметно врагу.
Ночью прошел легкий дождичек, ровная глинистая поверхность слегка обмякла, на ней хорошо видны заячьи следы и еще отпечатки копытец четырех косуль. Им тоже, наверное, было приятно побывать на просторе такыра.
Такыр пересекает поперек, будто протянутая по струнке, процессия черных муравьев-жнецов. Носятся муравьи-бегунки. Из пустыни забегает то хрущик, то жужелица, то чернотелка. Если приглядеться, видны крошечные колемболы, мельчайшие жуки-стафилины, совсем маленькие, как точка на белой бумаге, клещики. Такыр полон живых существ. Быть может, еще и потому, что сегодня солнце закрыто облаками, и пустыня не пышет зноем.
На такыре видны крошечные холмики земли. Кто-то здесь поселился. Пожалуй, есть смысл заняться разгадкой происхождения холмиков, посидеть возле них. Они совсем свежие, наверное, земля выброшена из норок рано утром. Почему строители все сразу одновременно вздумали рыть норки, отчего нигде не видно следов старой работы?
Влажная земля быстро сохнет, несмотря на пасмурный день. Комочки земли с холмика скатываются вниз, и он, будто живой, шевелится. Налетает легкий ветерок и уносит сухие серые пылинки. Скоро сухая земля развеется во все стороны, и не останется никаких следов работы подземных жителей.
Но вот один холмик зашевелился по-настоящему. В самом его центре кто-то не спеша выталкивает наружу землю. Она поднялась шишечкой и рассыпалась. В крохотном отверстии сперва мелькнул кто-то черный, потом будто желтый и исчез. Очень интересно, кто он такой!