- Морозы ударят, снег пойдет, дорога белая ляжети поедем, - пообещал доктор, сам себе не веря. Мороз давно ударил, подморозив осеннюю грязь, а они все сиделив подмосковной глухой деревеньке, на отшибе, в крестьянской избе. Левенвольд то ли забыл про них, то ли получил приказ пока их попридержатьведь он был не политик, просто дворецкий, и сам не решал почти ничего. «Я постараюсь сохранить тебя живым» - вспоминал Яков его осторожное обещание. Под ковром боролись и боролись хищники, а обер-гофмаршал стоял на краешке этого шевелящегося ковра, со своим игрушечным гофмаршальским жезлом, которым мог он разве что поприветствовать победителя.
В деревне выли собакисловно к покойнику, и ледяной, совсем зимний ветер трепыхал тяжелые деревянные ставни. На крыльце послышались то ли шаги, то ли что-то ударилодоктор сел на постели. Лупа наконец-то уснула, и Яков осторожно, чтобы не разбудить ее, выбрался из-под одеяла. На печи спали няньки, и рядомуютно примостились две плетеные детские колыбельки. Возле самой двери, на двух сундуках, храпели их сторожа-лифляндцы, налитые водкойшум на крыльце ничуть их не потревожил.
Яков выбрался в сени, сошел с крыльцана последней, присыпанной снежной крупкой ступеньке, что-то чернело. Что-то маленькое и круглое. Яков наклонился, поднялто был мандарин, замерзший и высохший. На твердом ледяном боку вырезана была улыбающаяся рожицапривет от подземных обитателей. Знать бы еще, хорошо это или плохо? Кто они, враги ли, друзьямосковские подземные тати? И спросить не у коготот, кто оставил весточку, давно за околицей, и кого теперь спрашивать, кто ответитРазве что Мавра Зайцевавспомнил Яков давнюю свою игру, мальчишескую проделку с гри-гри. И ведь верилосьв такую-то глупостьМавра-Мавра
- Хорошо, что ты позвал меня, доктор.
От черной стены отступил черный же силуэт, отчетливый чернильный абрисна белом снегу. Все, как и рассказывала в сказках своих ведьма Модестадлинные, со снегом перевитые волосы, темные одежды, лунный фосфоресцирующий лик. Восставшая покойница. Яков прикусил язык, чтоб вслух не воскликнуть: «Merde!»
- Что, Мавра, плохи наши делараз ты явилась?спросил он у ведьмы.
- Да уж не хороши, - фосфорное белое лицо дернулось, подобием улыбки, - Смерть идет за вами. К утру здесь будет. Уходи, доктор
Яков сделал шаг к нейрасспросить, да и рассмотреть поближе. Но поземка взметнулась, и взметнулись волосы, перевитые, или с сединою, или со снегоми как только упала снеговая завеса, никого уж не стало. Собачий вой вдали превратился в лайзахлебывающийся, давящийся сам собою, словно ария кастрата Ди Маджо. Смерть шла за нимиуже близко-близко, уже по самой деревне.
Из-за дальних домов, на снегу, черные на беломпоказались два всадника. Вернее, один всадник и бегущая рядом с ним лошадь. Конские копыта стучали по заледеневшей грязи, пробивая тонкий лед на подмерзших лужах. Яков подбросил в ладони холодный, сухой мандарин, и вгляделся сощуренными глазами в ночного гостякто же это? Но луна спряталась, рваные тучи застили последние звезды, и не разобрать было, что за тень все ближе и ближе, такая чернаяна будто бы светящемся изнутри снегу. Яков оглянулсяв доме было тихо, странно тихо. Почему никто не проснулся, заслышав голоса во дворе? Лупа спала так чутко, и дети, чуть что, сразу принимались оратьно отчего-то сейчас дом молчал.
Всадник влетел во двор, и вторая лошадь бежала следом за нимкак собака, словно боялась потеряться. Человек соскользнул с коняне так чтобы очень ловко, тут же самозабвенно чихнул, прикрывая лицо рукой в перчатке, и бросил Якову повод от собственной лошади:
- Привяжи их куда-нибудь, Коко, эту и вторую. Я весь чешусь из-за проклятых животных, будь они неладны.
Яков слушалэтот поставленный тихий голос, и смотрел, не веря глазам своимна обещанную ведьмой смерть. Стоит отметить, весьма грациозную и изысканнуюдаже под колючим ноябрьским снегом. Обер-гофмаршал отнял перчатку от лица, очень бледного в ночи, лица без краски и без маскиему все равно было, что его здесь узнают.
- Черт бы побрали тебя, Яси Ван Геделе, и меня, и мое проклятое дворянское слово, - он совсем по-птичьи склонил голову к плечу, и улыбнулся невинно, - Я ведь прислан сюдачтобы тебя убить
Яков подумалтакого убийцу ничего не стоит придушить, он переломится и от собственного чихания. Левенвольд прочел его мысли и змеино улыбнулсяв точности как его брат:
- Мой Десэ уже в доме- Яков дернулся было к дому, и вслед услышал, - Погоди, Яси. Его цельтолько сторожа и няньки
Левенвольд прокричал это ему в спину, и Яков, уже на крыльце, обернулся невольнона этого негодяя, на этого дурака, состоявшего в особенных отношенияхне только с мужчинами, но и со смертью.