На памятнике изображены во множестве деятели, чьи труды не стоят и сотой доли того, что совершил Грозный для блага державы. А вот великого царянет
И ведь проскочило! Уверен, при Николае I такое ни за что не прошло бы. А вот его сынок (о котором подробный разговор впереди), заигравшийся в глупый либерализм до того, что разбудил «демонов революции», в конце концов метнувших ему бомбу под ноги, отнесся к отсутствию Ивана Грозного совершенно спокойно. Выразил свое монаршее расположение, наградил автора памятника орденом Владимира 4-й степени и ежегодной пенсией в 1200 рублей. И глазом не моргнув выслушал патетическую речь губернского предводителя дворянства, вещавшего, что новгородское дворянство-де всегда испытывало к царям московским «горячую любовь и преданность» (хотя в реальной истории сплошь и рядом обстояло с точностью до наоборот)
Автор памятника Микешинскульптор весьма небесталанный, прославившийся не одним этим памятником. Вот только по происхождению онновгородец. Что многое объясняет. Прямых свидетельств нет, но известно, что и в те времена иные новгородские уроженцы питали к Грозному потаенную лютую ненависть, как раз за тот пресловутый «погром».
Хорошенькое историческое злопамятство, не потускневшее и за триста лет
Глава четвертаяСыщик, ищи вора!
Впервые столетия Русского государства система борьбы со всевозможной уголовщиной не блистала ни отлаженностью, ни организованностью. Судил-рядил обычно сам князь и его близкие люди, «посадники» и «тиуны» (сплошь и рядом происходившие из холопов). (В общем, в Европе обстояло примерно точно так же, регулярная полиция была делом будущего, а знаменитые английские шерифы одно время выполняли чисто административные функции.)
Что характерно, обязанность доказывать совершенное против тогдашнего жителя то или иное преступление сплошь и рядом лежала на нем самом. И истец, и ответчик должны были непременно привести с собой «послухов», свидетелей, которые должны были подробно (причем без разночтения в показаниях) рассказать, кто именно был зачинщиком драки, закончившейся ранами или увечьями.
Гораздо проще обстояло с вором-«татем», пойманным с поличным на месте преступления, тут уж хватало свидетелей, показывавших одно и то же. А вот если вор успевал скрыться с добычей, разыскивать его приходилось опять-таки самому «истцу». Потерпевший ходил по базару, выискивая, не продает ли кто его вещи, и, усмотрев свое кровное, хватал продавца за шиворот и предъявлял властям. Если продавец не мог доказать, что он сам эти вещички у кого-то купил, не подозревая, что они краденые, и предоставить свидетелей, автоматически признавался вором.
Существовал еще обычай под названием «вервь», охватывающий территорию какой-то конкретной общины. Этакая круговая порука. Если на территории общины находили убитого, община должна была сама разыскать убийцу, а если этого не удавалось (ищи ветра в поле!), должна была заплатить денежный штраф князю («виру») и родственникам убитого («головничество»). Если на дороге случался разбой (чаще всего страдали купцы) и след вел к какому-то селу, его жители опять-таки должны были самолично изловить разбойниковили доказать, что к «следу» этому не имеют никакого отношения.
Система эта, когда потерпевший сам себе сыщик, охватывала не только «простой народ», но и людей побогаче. Владелец беглого холопа должен был сам его разыскивать, и только в том случае, когда беглеца удавалось обнаружить и опознать, можно было обращаться за вооруженной подмогой к посаднику. Правда, со временем появились люди, которых можно назвать первыми на Руси частными сыщиками: они за деньги искали и ловили беглых холопов (чем-то напоминая появившихся несколько сотен лет спустя в США профессиональных охотников за объявленными в розыск бандитами, что отлично показано в классическим вестерне «На несколько долларов больше»).
Позже прогресс в сыскном деле, если можно так выразиться, шагнул вперед. Появились особые судейские чиновники, именовавшиеся в официальных бумагах «ябедниками». К доносам это не имеет никакого отношения: ябедник был родоначальником уже государственных сыщиковискал воров и грабителей по горячим следам. Вот только, даже если виновный оказывался под судом и получал свой приговор, о возмещении убытков приходилось заботиться опять-таки самому потерпевшему: получить награбленные вещи или деньги, увести к себе домой неисправного должника, которого мог преспокойно запродать в холопы.
В XV веке в русских источниках в дополнение к «ябедникам» появляются и люди под названием «погонные мужи» (явно от слова «погоня»). Они только тем и занимались, что преследовали воров, разбойников и прочих преступников. Судя по всему, состояли они на жалованье у государстватак что понемногу зарождалась и профессиональная полиция, точнее, тогдашние «разыскники».
Понемногу развивались и писаные своды законовтак называемые Судебники. В Судебнике 1497 года 12 статей из 68 как раз и посвящены наказаниям за всевозможные уголовные преступления. Судебник перечисляет такие виды преступлений, как «татьба» (грабеж), «душегубство» (убийство), «разбой» (грабеж с опасностью для жизни потерпевшего), «ябедничество» (ложный донос). Впервые появляется термин «ведомый лихой человек» (субъект, о чьей преступной деятельности окружающим известно немало, и они готовы показать это под присягой). Есть в этом Судебнике и «церковный тать» (грабитель церковного имущества), «головной тать» (грабитель-убийца), «подымщик» (преступник, скрывающийся под чужим именем) и «зажигальщик» (поджигатель).
За все эти преступления полагалась смертная казнь: виновному оттяпывали голову на площади без лишней волокиты. Исключение делали только для тех, кто попался на грабеже впервые: им устраивали так называемую торговую казньдрали кнутом на площади и конфисковывали все имущество, из которого следовало возместить убытки потерпевшему.
Судебник 1550 года в основном пополнил список «политических статей: теперь кроме «коромольника» (мятежника) строгой каре подлежали и «градский здавец» (изменник, сдавший город неприятелю), и «подметчик» составитель и распространитель «подметных писем», «мутящих народ». (Как видим, с самиздатом боролись уже в те времена)
Английский капитан Ченслер, побывавший в России во времена Ивана Грозного, писал: «По их законам никто не может быть повешен за первый проступок; но виновного долго держат в тюрьме и часто бьют плетьми и иначе наказывают, и он должен оставаться в тюрьме, пока друзья не поручатся за него. Если вор или мошенник, которых здесь очень много, попадется вторично, ему отрезывают кусок носа и выжигают клеймо на лбу и держат в темнице, пока он не найдет поручителей в своем добром поведении, если же он попадется в третий раз, его вешают».
Между прочим, записки Ченслера полны неподдельным удивлением по адресу такой гуманности «московитов». У себя дома англичанин привык к другим порядкам: там, за редкими исключениями, преступников вешали и рубили головы уже после первого правонарушения
Что интересно, в XVI веке на ночных улицах Москвы вовсю проказили не только двуногие хулиганы-воры, но и четвероногие. В те времена прямо-таки модным поветрием среди более-менее зажиточного народа было держать у себя на подворье ручных медведей (иногда на цепи, иногда свободно). Есть подозрения, что это снижало процент краж: забравшийся в чужой богатый двор ворюга рисковал угодить в дружеские объятия косолапого сторожа
Так вот, с наступлением ночи всю эту мохнатую ораву хозяева в массовом порядке выпускали на улицу погулятьи мишки целыми толпами бродили до рассвета. Что удивительно, ночных сторожей и припозднившихся прохожих они не трогалииначе власти довольно быстро покончили бы с этим обычаем, а он продержался достаточно долго. Зато меж собой медведи не раз выясняли отношения (правда, до смертоубийств вроде бы не доходило) а с рассветом возвращались каждый на свой двор.
Серьезный вклад в борьбу со всевозможной преступностью внес Иван Грозный. До него страной управляли воеводы, назначавшиеся на пост, как тогда простодушно выражались, «на кормление». Вот они и «кормились», как могли На них же лежала обязанность бороться с преступностью. Какое-то время они справлялись, но позже, с образованием Московского государства, стали относиться к этому спустя рукавада и старая система уже выглядела пережитком.