Бабка споро поднялась. Лицо ее было нездесьное, жесткое.
А ну-тко, милый, посиди немного один, я сейчас, и скользнула за дверь, только свет мигнул.
Олтух поднялся, выглянул наружу. Никого. Будто сквозь землю провалилась сквернавка окаянная или, скажем, улетела. Он вернулся в дом и присел на лавку. Домовой ей, что ли, чего сказал? Сорвалась с места, как собака за зайцем.
Дрожь внутри никак не проходила, вот ведь как напугала мерзкая людоедица! Желанье первое было бежать немедля, куда глаза глядят. Да ведь зазорно. Что ж он совсем, что ли, мокрая курица трусливая? Бабки дома не было, и никого не было, не воспользоваться таким случаем было бы уж вовсе глупо. Тиун еще раз выглянул наружу, потом постоял на пороге с закрытыми глазами, чтобы получше привыкли к темноте, и, гордясь мужеством, начал досмотр.
Справился быстро, благо опыт у него в этих делах был немалый, тиун все-таки. Да и, если честно, напрашиваться на неприятности с бабулей Олтуху не слишком-то хотелось.
Посуда у ведьмы была простая. Красивая, ладная, но глина, дерево. В сундуке-укладке кое-какая рухлядь. Ни идола, ни серебра ритуального, конечно, не видать, но на колоде-то насечки от топора! Стало быть, требы служатся тут, и в жертву приносится не петух какой заурядный, что ж по петуху топором тяпать? Делать было нечего, идол был в дому, и надо было лезть под полати. Страшно, жутко даже, но надо.
Тиун, торопясь, сдвинул в сторону козлы. Вот оно. И сразу было ясно, что здесь такое, и идол здесь, и серебро тоже здесь, под боком у домового или какой нечистой силы. В погребе лежит, и творило, тот погреб прикрывающее, вот оно, под носом.
7
Ну, правильно, ну, конечно, сказал Бус укоризненно, приглашение к тайному разговору и есть самый повод для горло драть.
Брячеслав покраснел, стал оправдываться, что вот-де весь день его сегодня за безделье корят, а как он сам спешит делом заняться Бус глядел на племянника с тоскливой безнадежностью. Княжич умолк, отвернулся и принялся в смущении щипать пушок над верхней губой. Бус покачал головой.
Вот ты мне объясни, что ты сейчас делал? допытывался он, увлекая княжича на пустынный мысок у впадения Серпейки в Нару.
То есть как это? удивился княжич. На потеху глядел.
Бус уселся на полузасыпанное песком бревно, усадил княжича рядом, огляделся вокруг.
Что-то Олтуха с первосветного солнышка не вижу. Никто бдительным оком не сверлит и в затылок не дышит. Прямо удивительно, сказал он раздумчиво. Неспроста это, помяни мое слово, неспроста. А насчет потехи я скажу тебе так: только бездельники могут на потеху глазеть, дельным людям это невместно, времени у них на пустоглядство нету. Вон емец, он глазел?
А ты? Сам-то что же? Тебя от той потехи было лошадьми не оттащить.
Тьфу ты, рассердился Бус. Не будь ты мне сестрич Только потому и говорю с тобой, что учить тебя уму-разуму кроме меня некому. Для воеводы это не потеха. Это проверка боевой выучки гридей, понял? Самое что ни на есть воеводское дело. Нашел потеху. А твое княжье дело было дать обоим молодцам по чарке зеленого, да позвать градского к себе в дружину. Оно, положим, старши́на здешняя его не отпустят, самим нужен, но все увидали бы, что ты восхищен и удивлен, и поняли, что устоять против княжьего человека это есть о-го-го что такое, а не хухры-мухры. И вышла бы граду честь, дружине слава, а тебе народная любовь. Такое людьми не забывается.
Княжич сидел в задумчивости, жевал сухую травинку и смотрел в сторону Веселого острова. Бус оглянулся, так и есть, на берегу давешняя красавица мыла что-то в Нарской воде, и юбки ее были на сей раз высоко подоткнуты. Бус вздохнул. Не об том бы думать сейчас племяннику, нет, номолодой, а девка и в самом деле хороша до слов нет: ногами длинна, плечами полна, шея точеная, кожакровь с молоком, а уж грудь под рубахой колышется, так это такая грудь, что, всеблагие боги свидетели, этой грудью бы как тараном ворота градские вышибать. И лицом хороша, с того лица только мед пить.
Княжич выплюнул травинку, усмехнулся невесело.
Княжье дело Не смеши. На что мне народная любовь, когда один ты еще и считаешь меня за княжьего восприемника, и не спорь со мной. С чего бы иначе всему двору крутиться возле княгини молодой, змеи полянской киевской, и пятки ей, змее, лизать?
Бусу стало стыдно. Выходит, не княжич, а сам он, старый лешак, на девку пялил бесстыжие глаза, княжич же думал думы своевременные.
По всем вековечным родовым законам восприемник княжеству ты, твердо сказал он. Не нами заведено, не на нас и кончится.
Ой ли? снова усмехнулся княжич. Змея полянская ищет княжения для сына своего, всечасно в уши супружеские скребется: в иноземных-де краях власть от отца к сыну переходит, и в Киеве-де такое уже в обычае, а старшим-де в роду в это дело семейное встревать невместно.
Но сам-то князь-батюшка власть получил после деда твоего как старший в роду. Что ж он ее отцу твоему не уступил, если от отца к сыну?
Когда это было! Тому уж сорок годков, все давно быльем поросло. Дернула нелегкая его, старика, жениться на молодой. Она и раньше-то вертела им, как хотела. А теперь, когда свалила его Морана ударом и обездвижила, совсем сделалась в Дедославле полновластная хозяйка. Кого хочет, того лишь и допускает перед княжьи очи, а кого не захочет, так и не пустит, будь ты хоть ближний воевода или наследник княжьей власти. Получи из уст ее приказание и убирайся исполнять, не рассуждая, а откуда кому знать, отдавал князь тот приказ, или сама она все придумала? Вот погоди, вернемся, а на престоле дядюшка мой малолетний в пеленки гадит. Попробуй спихни его оттуда, когда все вокруг против тебя, и дружина старшая боярская против, и варяги, и торговые мужики.
Бус молчал. Что сказать, как утешить племянника, если это есть чистая правда, да и та не вся? Варягам малолетка на престолевольная воля, бояра́м с торговыми мужиками родовые законы костью поперек горла. А для полноты этой самой правды следовало вспомнить и о Кие, князе полянском Киевском. Э-эх, жизнь наша а племянник смотрел с надеждой, молил глазами: ну, скажи, скажи что-нибудь, опровергни, и Бус сказал, стараясь, чтобы голос звучал решительно и твердо:
Старшая дружина! Одно название в них и есть от слова бой. Подумаешь, бояры́! Что они могут, кроме как красоваться в стольном граде на красивых на покупных лошадях, да на княжьих советах с умным видом брагу хлестать, пока мои парни, по земле мотаясь, мечами звенят? Если хочешь знать, любой гридя из моей дружины тех лучших бояро́в стоит двух, а то и трех. Уж мои-то коней себе добывают в бою, а не за деньги покупают, тьфу! Варягида, воины, а бояры́ эти, тьфу, тьфу и тьфу на них, вот и все.
Ты забыл, сказал княжич тихо. Ты про Кия забыл, а она ему, Кию, сестра Слушай, что там за дело с болотным Погостом, что за история с находниками, кем перебиты, и отчего тот Погост на старом месте не восстановлен? С чего бы Облакогонителя здешнего Олтух в сторонку посреди пира волок для шепотных бесед?
Бус обрадовано взглянул на Брячко. И не потому, что рад был смене разговора, нет. Молодец племянник. Стало быть, не только медок попивал он на по́честном пиру, ушки держал на макушке.
Сам толком не знаю. Дело тайное, давнее. Только, думается мне, варяги эти не ладожские находники. Находники как: набегут на беззащитные грады, пограбят и назад, пока дружины княжьи не перехватили и не намяли бока. Погост этот был сильный, богатый и жил самомышлением, а не княжьей волей. Даже дед твой, а его тишайшим звали не льстя, и тот, бывало, ярился и грозил прислать в Серпейский град посадника с дружиной, а сбор дани у Погоста отобрать вообще. Ну а уж когда братец его меньшой на престол княжеский уселся как вокруг такого дела шепоту не быть, если тот шепоток звенит серебром.
Не все я разобрал, сказал княжич раздумчиво, но так у них получается, что варягов перебили уцелевшие волхвицы с болота. Полагаешь, нарочно оговаривают, или что?
Олтух калач тертый. Он бездельные речи слушать не будет. Ах, жалко я с тою Потворой не поговорил. Неспроста, я думаю, этот Дедята именно мне меч подсунул, к разговору со старухой подталкивал А что до престола, то считал ты плохо. В Дедославле весь черный люд за нас. Роды низовые тоже старинным обычаям привержены, люди тут простые, суровые, чуть чтотопор в руку, и ваших нет. Младшая дружина, низовые роды да Дедославский черный люд не горюй, сестрич, поглядим еще, кто кого.