Девицы таскали охапками дрова, складывали поленницу. Славную заложили: в пять поленьев шириной, длиной в три косых сажени. Парни бухали колунами и колотушкамитреск стоял на все капище. Тумашова ватажка шла впереди. Рада с Малушею не успевали дрова таскать, закраснелись, дышали тяжело. Возле Тумаша с товарищами гора поленьев росла снежным комом.
А у Лели все валилось из рук, вид был растерянный, глаза шалые. Так и стояло перед нею странное Тумашово опасное лицо, так и виделся взгляд напряженный ощупывающий, а бока, где ожег ее ладонями, очень хотелось потереть руками.
Терла. Да толку-то?
Бабушка сновала в погреб, из погреба, перешучивалась с парнями, девицами, бестолковость Лелину безрукую вроде бы и не замечала. А Леля расколотила квасник в мелкие дребезги. И кувшин с медовухой разбила тоже, и что такое с бабушкой случилось, в толк взять не могла, разве сошло бы ей все это с рук в другой день?
Работа кончалась. Тумашова ватажка уже подбирала щепки, мела дровоколище. Леля сказала, отвернувши в сторону зардевшее лицо:
Скамьи сбили бы. На улице вас посажу. Вон погода какая хорошая.
Тумаш, дурачась, зарычал на товарищей:
А ну, шантрапа, шпыни ненадобные, слыхали, али что? Р-расселись, бездельники. Живо, делать по хозяйки-Лелиным словам! потом потянулся, с треском вывернувши руки, крикнул Радуше: " Пошли к ручью умыться. Сольем друг другу", и поскользил вниз по косогору по хрусткой листве.
Леля смотрела им вслед, и хотелось ей, Леле, почему-то плакать. А Малуша положила руку на Лелино плечо и сказала все с той же непонятной злостью:
Сейчас он там ей сольет. Ох, и сольет!
И истолковавши превратно Лелин недоумевающий взгляд, добавила:
Я знаю, что говорю.
И пальцем для достоверности покачала. А после подсунулась к самому Лелиному уху и зашептала как равной, как принятой во взрослый девичий круг:
Сейчас они там себе кустик облюбуют ракитовый, вот под тем кустиком он ей
Голова у Лели шла кругом. Как, то есть, так? Причем куст ракитовый? Нету там никакой ракиты, ей ли, Леле, не знать?
Тумаш! орали парни. Иди скорее, хватит прохлаждаться, есть охота!
Идем, послышалось снизу от ручья.
Ну вот, язвительно сказала Малуша, замочить девку не дали, сухой оставили, лешаки голодные. Совести у них нет.
И подмигнула Леле.
6
Урожай собрали хороший, к зиме изготовились, что еще можно желать? Леса стояли багряные, дни были чудные, сухие, однако же бабье лето подошло к концу. Пришел канун Осенин. Сразу три праздника праздновались совокупно: День Рожаниц, именины Велеса Овинника и проводы Ярилы с Костромою.
Облакогонитель ходил туча-тучей, глазами сверкал ненавидяще, хранильников загонял до помрачения ума: приметы погодные были хуже некуда, погода портиться и не думала быть, а кто виноват? То-то и оно. До того дошло, что Радимир младший, главный союзник Бобичев во всем понизовье, сказал напрямик:
Ты за погоду не трясись и на приметы наплюй. Раз уж Потворе обряды в честь Рожаниц вести, погода будет, тьфу на них, на приметы.
Ну да, ответил Бобич злобно, держи карман. Она свой обряд проведет и тут же тучи наколдует. Мне время начинать, а дождиквот он, здрасте вам, ждали вас согласно всем приметам.
Радимиру скривило лицо. Видно было, что висит у него на языке злой вопрос: "Кто у нас тут Облакогонитель, кто владыка погодный, ты или Потвора?" Но не стал добивать градский воевода союзника. Напротив того, дал ему весьма дельный совет:
Положенного времени не дожидайся. Кончила обряд Потвора, тут же начинай свой. Вот и не поспеет с дождичком ведьма болотная.
Облакогонитель воспрянул духом, уж больно хорош был совет. За погоду можно было и впрямь не беспокоиться, пусть о ней у Потворы голова болит. А утро великого дня вышло просто замечательное. Прохладно было, это да, что прохладно, то прохладно, но сухо, ясно, радостно.
На Красной горке все было уже приготовлено для жребийного гадания. Девушки накануне великого дня в тайном своем гулянии и гадании о женихах разукрасили старейшее в округе бабье деревоберезу лентами и бусами и всем-всем. Люд окрестный сходился спозаранку, дальний даже и с вечера, видимо-невидимо собралось народу на священное это по-зорище, даже старики такого собора не упомнят. Осенины для всей округи праздник свой, не только для вятичей. Да и то сказать, кто меж собою разберет голядь, славян или мерян с муромой? Породнились за многие годы, перемешались и кровью, и словами, и обычаем, разве что кто-нибудь волхвов волшевниками назовет, да коляду хороводом. И никому одних девок в роду иметь не хочется.
День Рожаниц есть праздник женский изначально. Оттого и повела его Потвора под женское под голосистое пение. Плыла Потвора лебедью белою вдоль хоровода женского певучего, выбирала себе помощниц. Хоть и знала Леля заранее, что сегодня ей бабушке помогать, за богиню быть одноименную, а волновалась: вдруг что-нибудь? Мало ли
Потвора была во образе Мокоши, Рожаницы старшей, матери богов, воды и самой жизни. За Ладу красавицу, матерь человеческую, супругу Даждьбожию и любовь, выбрала она Раду. Ну а за Лелю, за обещание мужам подрастающим, за ласку и мать будущую, как и обещала, взяла в обряд внучку. Так и плыли друг за дружкой под слаженное под дивное пение голосистое от кола к самой середине Красной Горки, к пню вековому гадальному
Потвора дело делала привычное, мыслями была вся в образе, постороннего в голове не держала. Рада плыла, опустив очи долу, скромно, будто бы стесняясь несказанной своей красоты, так дивно расцветшей этой осенью. Леля раскраснелась лицом, была серьезна и старалась изо всех сил: шутка ли? Эвон, дело какое наиважное.
Лебедиными крылами взлетали рукава у Потвориной долгорукавки. С малым опозданием рассчитанным взмывали вверх руки Радуши. Следом плавно возносились Лелины. Три богини, три Рожаницы, три лебеди белые.
Вот и пень. Не мешкая, накинула на него Радуша белый льняной плат, вышитый Рожаницами и прочими женскими о́берегами. Леля подала с поклоном гадальные кости. Потвора громким голосом возгласила хвалу всеблагому Роду славянскому единому, женской ипостаси его Мокоши с Рожаницами и прочим всеблагим за неизменную их милость к сородникам своим земным. Руки ее, с зажатой в них чарочкой с гадальными костями, трепетали-тянулись вверх, к небу. Там же, вверху плескались ладони Радуши с Лелею, скользили вдоль Потвориных рук, сплетались меж собою, и вдруг отпрянули в стороны, а Потвора со словами: "Всеблагие боги-сородники, укажите волю-желание", резко опустила чашу на гадальный пень донцем кверху. Все вокруг в напряжении застыли, вот сейчас и объявится божественная воля.
Боги пожелали молодую корову нетельную, что было очень кстати, хранильники уже вели телушку сквозь расступившуюся толпу. Отборные куски от той телушки полагалось здесь же на Живом огне сжечь, волхвицам на том же огне поджарить печень, а остальное отложить для жертвенного пира, совместной с богами ритуальной трапезы, на коей они, всеблагие, присутствуют невидимо вместе с пращурами, всеми предками рода славянского от почивших твоих родителей до первых людей.
На Живой Огонь возложили тщательно отобранные Потворой куски жертвы. Рожаницы жертву приняли наиблагосклоннодым жертвенный вздымался прямым и ровным столбом, почти что в сторону не отклоняясь. Волховальницы вкусили печень и поплыли вниз увлекая за собою женское коло. Вершина опустела.
У Облакогонителя все уже было подготовлено, обряд начался тут же, никто и опомниться не успел. Волхование предстояло важное, спросить надлежало владыку царства кощного Горыныча, чего желается ему от рода человеческого, какой награды ждет за встречу ласковую Ярилы с Костромою, кого желает себе на зиму в наложницы. Будет доволен Ящер наложницейжертвою, родовичами поднесенною, отпустит по весне из царства своего мрачного весенних богов. Останется недоволен, так с того его недовольства и Весна-красна Купала не народится. Она, Купала, дочь Кощея и той самой жертвы-наложницы, так что и дураку ясно, чем больше полюбится Змею наложница, тем дружнее и краше будет весна, тем лучше лето и урожайнее осень. Вот такто. Выплывает Купала-весна с бурными водами вешними брызгучими и ведет за собою Ярилу с Костромою. В память об том их великом плавании и великом же борении с потоками буйнотекучих вод проводятся по весне водные гуляния и игры во всем славянском мире. И себя обливают люди водою, и скотину, и дома свои, а уж коли пойдет на Купалий праздник дождь, от такой от доброй приметы все будто сходят с ума, прыгают под тем дождем и веселятся, и поют: "Дождик, дождик, пуще, будут травы гуще" И все это водное гулянье в честь Весны-Купалы так и называется купанием.