Энтони Майкл Бурден - Мясо с кровью

Энтони Майкл БурденМясо с кровьюГорячий привет миру еды и тем, кто ее готовит

За столом

У мужчин в баре знакомые лица. Узнаю и женщину. Это самые знаменитые шеф-повара в Америке. Большинство из них французы, но дебютировали все в Штатах. Мои кумиры Но не только мои. Они вообще пример для молодых кулинаров и будущих шефов по всему миру. Эти люди явно удивлены, увидев здесь своих соратников, сидящих у стойки. Как и я, все они оказались на этой вечеринке в знаменитом нью-йоркском ресторане по приглашению некоего «доверенного лица». Причины неизвестны, атмосфера таинственна. Как и мне, им велели никому не рассказывать о сегодняшнем сборище. Рассчитывают, что и в будущем никто не распустит язык.

Ну, это вряд ли.

Я в самом начале моей новой карьеры профессионального путешественника, писателя и телеведущего и потому все еще нервничаю, оказавшись в одной комнате со знаменитостями, и изо всех сил пытаюсь скрывать радостный трепет предвкушения. Ладони потеют, когда я заказываю выпивку, и на словах «дайте водку со льдом» голос звучит до странности высоко и пискляво. О нынешнем мероприятии я знаю от приятеля, который позвонил в субботу вечером, и, поинтересовавшись, чем я занят в понедельник, с заметным французским акцентом произнес: «Тони, ты обязан пойти. Это просто нельзя пропустить».

Я бросил работу в моем ресторане Les Halles, долго путешествовал и, проведя несколько рекламных туров, наконец научился общению в цивилизованном обществе. Пришлось обзавестись парой костюмов. Один из них теперь на мне, и думаю, я одет подобающе для ресторана с такой высокой репутацией. Воротничок рубашки слишком тесный, врезается в шею, и я печально сознаю, что и узел галстука далеко не идеален. Приезжаю в назначенное времяк одиннадцати вечера, обычные посетители уже покидают ресторан, и меня незаметно пропускают в маленький, тускло освещенный бар. Метрдотель, взглянув в мою сторону, не стал брезгливо морщитьсяи на том спасибо.

Увидев X., прихожу в полный восторг. Об этом бесстрастном человеке я обычно говорю тем же приглушенным и почтительным тоном, что о далай-ламе, у него иная аура, чем у других, более земных шеф-поваров. С удивлением замечаю, что он взволнован не меньше меня. Вокругпредставители второго и третьего поколений «старой французской гвардии», несколько молодых турков, а также двое-трое американцев. Здесь и крестная мать французской кулинарной мафии Прямо-таки галерея лучших шеф-поваров современной Америки. А что, если в здании взорвется газ? Кулинария как искусство будет стерта с лица земли. Минь Цай станет судить каждый выпуск Top Chef, а Бобби Флай и Марио Батали поделят между собой Вегас.

Мимо нас направляются к выходу наевшиеся до отвала последние посетители и, проходя, оглядываются на череду знакомых лиц: те все еще шепчутся в баре. Наконец огромные двустворчатые двери банкетного зала распахиваются, мы входим.

В центредлинный стол, накрытый на тринадцать персон. Буфет у стены ломится под тяжестью мясных закусок (среди них есть и такие, что не всякому шеф-повару, даже из присутствующих здесь, довелось видеть за последние лет десять). Классические блюда из дичи, заливные из разнообразной птицы, паштеты, рийеты. Главный шедеврзапеченный в тесте паштет из дикого кабана: узкая полоска между фаршем и корочкойэто прозрачное, янтарного цвета желе. Официанты разливают вино. Мы наполняем свои тарелки и постепенно рассаживаемся.

В дальнем конце зала открывается дверь, и к нам выходит амфитрион.

Все это похоже на сцену из «Крестного отца», когда Марлон Брандо приветствует представителей пяти кланов. Я уже готов услышать, как хозяин скажет: «Я хочу поблагодарить наших друзей, семейство Таталья и гостей из Бруклина» Чем не конференция в Аппалачине?.. Проносится слух о том, что́ сейчас будет подано к столу, волнение возрастает.

Затемприветствие и слова благодарности в адрес человека, раздобывшего (и успешно доставившего контрабандой в Америку) то, что нам предстоит отведать. Следом подают равиоли в мясном бульоне (очень вкусно) и рагу из зайца. Но все это проходит незамеченным.

Грязные тарелки убраны. Официанты, изо всех сил пряча улыбки, вновь расставляют приборы. Хозяин встает, в зал вкатывают столик с тринадцатью чугунными кокотницами. В каждойкрошечная, еще горячая жареная птичка. Голова, клюв, ноги, в пухлом маленьком брюшкенетронутые внутренности. Все подаются вперед, хозяин берет бутылку с арманьяком, заливает им птиц и поджигает. Это оно. Редкое, запрещенное блюдо. Если компании прославленных шеф-поваров недостаточно, чтобы ошеломить меня, то сейчас самое время себя ущипнуть. Перед нами не просто деликатес, который доводится отведать раз в жизни. Это блюдо, которое большинству простых смертных не суждено попробовать никогда, даже во Франции! То, что мы собираемся есть,  вне закона что здесь, что там. Этоортоланы.

Ортолан, он же emberiza hortulana,  похожая на зяблика крошечная птичка, которая водится в Европе и некоторых частях Азии. Во Франции, откуда они произошли, ортоланы стоят от двухсот пятидесяти долларов за штучкуна черном рынке. Они находятся под охраной, потому что число их гнездовий сокращается, а привычная среда обитания гибнет. Иными словами, ловить и продавать ортоланов где бы то ни былонезаконно. Но ортоланыэто классическое блюдо провинциальной французской кулинарии, лакомство, которым наслаждались со времен Древнего Рима. Рассказывают, французский президент Франсуа Миттеран на смертном одре якобы попросил подать ему ортоланов, и описание этого события остается одной из самых соблазнительных картин в истории кулинарной порнографии. Большинству, наверное, покажется отвратительным зрелище безнадежно больного старика, набивающего рот маслянистым, нестерпимо горячим птичьим мясом. Но с точки зрения шеф-повара, этосвятой Грааль, великое дело, блюдо, которое нужно отведать, чтобы считаться подлинным гастрономом, гражданином мира, настоящим гурманомчеловеком, который знает жизнь.

Говорят, ортоланов ловят сетью, затем ослепляют, выкалывая им глаза,  чтобы проще было откармливать. Не сомневаюсь, что в прошлом именно так и поступали. Но, учитывая трудовое законодательство современной Европы, вряд ли в наши дни выгодно содержать специального выкалывателя глаз. Обыкновенное одеяло или полотенце, наброшенное на клетку, пришли на смену разнообразным жестоким ухищрениям, с помощью которых ортоланов вынуждали непрерывно поглощать фиги, просо и овес.

Когда птицы достаточно отъедятся и обрастут приятным слоем жирка, их убивают, ощипывают и жарят. Некоторые утверждают, что ортоланов буквально топят в арманьяке, но это тоже неправда. Одного лишь запаха спиртного достаточно, чтобы болезненно разжиревшая птица тут же упала замертво.

Пламя в кокотницах потухло, и гостей оделили ортоланамипо одному на каждого. Все сидящие за столом знают, что делать дальше. Ждем, пока мясо и жир перестанут шипеть. Обмениваемся взглядами и улыбками, затем одновременно накрываем головы салфетками, скрывая лица от Господа Бога, осторожно кончиками пальцев приподнимаем птичек за черепушки и отправляем в рот ножками вперед, так что торчат только головы и клювики.

В темноте, под салфеткой, я вдруг осознаю, что закрыл глаза. Сначалакожа и жир. Он горячий. Такой горячий, что я в панике начинаю вдыхать и выдыхать очень быстро, словно играю на трубе,  я обдуваю ортолана воздухом и осторожно передвигаю его языком во рту, чтобы не обжечься. Пытаюсь расслышать движение соседских челюстей, но доносится только шум дыхания и приглушенное шипениеостальные тоже, сидя под льняными салфетками, быстро втягивают воздух сквозь зубы. Все еще чувствуется вкус арманьяка, пахнет жиромвкусные, пьянящие ароматы. Время идет. Секунды? Минуты? Не знаю. Я слышу легкий хруст крошечных косточек и решаю рискнуть. Я медленно свожу челюсти и с треском протыкаю зубами грудку ортоланавознаграждением служит обжигающе горячая струя жира и внутренностей, которая стекает по моему горлу. Удивительная смесь боли и наслаждения. Мне до смешного неловко, я с трудом дышу и продолжаю медленно, очень медленно жевать. С каждым проглоченным кусочком, сдавливая зубами тонкие косточки, слои жира, мяса, кожи, внутренностей, я ощущаю самые разные тонкие, старинные вкусыфиги, арманьяка, темного мяса, слегка приправленного соленым вкусом моей собственной крови (я поранил рот острыми костями). Сглотнув, я выплевываю голову и клюв, которые до сих пор зажимал губами, и наконец разгрызаю череп.