Мне хорошо знакомы эти приметы корейской жизнитак же, как и чувства, которые они вызывают у иностранцев. Правда, для меня все это не было таким откровением, как для других гостей Кореи,я все-таки изучала эту страну много лет, прежде чем в нее приехать. Знала я и о китайском морально-этическом учении конфуцианства, которое проникло в Корею примерно в середине I тысячелетия до н.э. и получило там официальный лидирующий статус лет 600 назад. Это учение рассматривает общество как семью со строгой иерархией и беспрекословным подчинением «отцу», то есть старшему по возрасту мужчине, с жестким понятием долга, установленными ритуалами и рамками поведения, за пределы которых выходить нельзя. Я не отношу себя к последователям этого учения, однако гораздо больше личных чувств к конфуцианству меня всегда интересовало отношение к нему современных корейцев.
Итак, в экономически развитой и вполне модернизированной Корее конфуцианство до сих пор в силе. В корейских школах дети по сей день проходят «самган орюн» (три принципа и пять отношений) и прочие конфуцианские постулаты. Правда, конфуцианцем никто из молодых сейчас себя не назовет, и в разговорах с иностранцами корейцы с готовностью признают все недостатки традиционной морали. Само слово «конфуцианский» в устах корейского студента звучит часто как «домостроевский», «кондовый» («профессор у нас очень конфуцианский», «он к женщинам относится по-конфуциански»). Однако те же студенты, называющие самодура-преподавателя «конфуцианским профессором», вовсе не ставят под сомнение свою обязанность носить за ним зонтики и книги, кланяться и почтительно выслушивать любой бред из его уст, то есть действовать в строгом соответствии с конфуцианскими правилами. Многие американцы подобную двойственность корейского поведения относят на счет забитости или недостатка образованности. На мой же взгляд, дело тут в другом. В этой двойственности как нельзя лучше проявляется корейский характер: при внешней уступчивости для корейца характерно фантастическое упрямство, стремление тихой сапой сделать все по-своему. В данном случаепо-своему жить. Это корейцам как-то удается, и я за них не могу не порадоваться. Надо же умудриться: несмотря на всю глобализацию, на Интернет, на контингент чужих войск на территориини одного радикала, ни одного перестройщика
Но не так давно мне стало ясно, что этого добра хватает и в Корее.
Как-то в магазине я увидела книгу профессора Ким Ген Иля «Конфуций должен умереть, чтобы страна жила»{12 Ким Ген Иль. Кончжага чугоя нарага санда. Изд-во «Пада чхульпханса», 1999.}. Заинтригованная решительным названием, я немедленно купила ее. И не пожалела.
Оказалось, что я приобрела бестселлер30 тысяч экземпляров «Конфуция» были распроданы за первые 10 дней после выхода в свет. Англоязычная газета «Корея геральд»{13 «Корея геральд»англоязычная газета, выходящая в Сеуле.} назвала эту книгу «глотком свежего воздуха для тех, кто устал от устаревшей социальной доктрины». После такой выразительной рекламы я тут же углубилась в чтение «социальной бомбы», автор которой, корейский специалист по классической китайской литературе, профессор университета Санмен, на протяжении 320 страниц эмоционально доказывает, что все беды современного корейского общества, являются, оказывается, результатом проникновения конфуцианства на корейскую землю. «Кризис МВФ»{14 Экономический кризис 1998 года.}, японская колонизация{15 В 19101945 годах Корея была официально аннексирована Японией.}, отсутствие творческой инициативы молодежи, порабощение женщин, сословность, патриархальные путывсе принесло на корейскую землю оно, ненавистное.
Звучало это, по корейским меркам, весьма революционно. Понятно, почему хвалила книгу англоязычная газета. Идеи корейского автора фактически повторяли все претензии к этой стране приезжих преподавателей английского, сердитых на Корею за то, что онане 51-й американский штат. Было очевидно, что эти люди, основные читатели англоязычной «Корея геральд», примут книгу радикального профессора «на ура» и с удовольствием помогут своим ученикам отряхнуть прах старого учения с корейской земли. Но мне почему-то присоединяться к ним не хотелось. Я-то приехала из страны, где прах с ног отряхивали не однажды, и каждый разс самыми печальными последствиями.
Бей Конфуция, спасай Корею?
Сомнения в правоте автора начали закрадываться у меня с первых страниц. Подозрительно большим показался список грехов, взваливаемых на беднягу Конфуция, умершего аж в 479 году до нашей эры. На память приходил перестроечный стишок о человеке, который со страшной головной болью просыпается наутро после попойки и, с отвращением обозревая свою загаженную комнату, прочувствованно изрекает: «До чего же довели коммунисты-суки!» Рецепт вечного счастья, предлагаемый уважаемым Ким Ген Илем, так же чарующе прост: убей Конфуция (коммунистов, евреев, негровсписок можно продолжить)и будет тебе и экономика процветающей, и комната чистой, и вообще небо в алмазах. А ведь очевидно, что не сам Конфуций пришел на эту землю и поработил еекорейская земля приняла его, потому что его учение лучше, органичнее других подходило к народной психологии и условиям страны.
«Мы были когда-то ясными и чистыми людьми, людьми, полными уверенности в себе, а превратились в затоптанных «корейцев-конфуцианцев» с промытыми мозгами», «мы отстали от мира на 100 лет»читаю я откровения г-на Кима. Интересно, а откуда уважаемый профессор взял столь точные сведения о моральном облике людей, которые жили на корейской земле до торжества на ней конфуцианства, то есть по меньшей мере 600 лет назад?
И неужели современные корейцы (безусловно, люди конфуцианского мышления), которые за 30 лет вырвали свою страну из тяжелой нищеты и вышли на мировой уровень технологии и науки,это лишь «затоптанные» люди с «промытыми мозгами»?
Если звезды зажигаются
В чем же так «отстали от мира» соотечественники мистера Кима?
Отсутствие личной свободы и демократиивот что ставит профессор Конфуцию в вину в первую очередь. Конфуцианское понятие долга в основном связывает корейца с окружающим миромдолг перед семьей, родителями, долг перед фирмой, долг перед страной И нет в этом пожизненном долговом обязательстве места свободному творческому полету, сплошное «насилие над личностью»
Все почти верно, но ведь и окружающая жизнь не оставляет корейцу особого места для полета, она самаодно большое насилие. Бедная земля досталась корейцам, да и той мало. Выжить на ней можно только за счет нескончаемой работы. Работать же беззаветно и неустанно можно только при условии жесткой внутренней дисциплины и осознании долгачто и предлагает корейцу конфуцианство. Этой же цели выживания служит и строгая конфуцианская субординация, уважение к установленному порядку и, что скрывать, подавление требований отдельно взятой личностине будь этого принципа, передрались бы, наверное, люди на этой маленькой земле насмерть. Это ведь не Россия, не Америкауйти корейцу в случае конфликта некуда. Поэтому выход предлагается самый простойне конфликтовать, не рыпаться и не выпендриваться, а работать для своих детей, для родителей, на благо рода и страны. Выживать. И пока выживание остается для нации актуальной задачейбудет жить и Конфуций, никаким самым привлекательным западным учениям его не заменить.
Я вовсе не хочу идеализировать конфуцианствокак у любой общенациональной идеологии, у него есть свои издержки. Сама «широкоформатность» тому залогомне может идеально подходить одно учение всем до одного. Как демократия родила не только несомненные достоинства Америки, но и армию бездельников, сидящих на разнообразных пособиях, так и конфуцианство, сдерживая свободу личности, не могло не породить связанные с этим проблемы. И тем не менее в целом работу этого учения в Корее нельзя не признать эффективной. В список современных заслуг конфуцианства можно внести и «чудо на Хангане»{16 Ханганрека, протекающая через центр Сеула. Так официально называется экономический прорыв Южной Кореи, начавшийся в 1960-х годах.}, и сбор золота населением в период «кризиса МВФ», что позволило покрыть 30% валютных долгов государства, и низкий уровень преступности в корейских городах. Да вот хороший пример. В 1999 году государство бросило кличне бездельничать во время чхусока, праздника осеннего урожая, а ударно поработать. Чхусокпраздник давний, в народе любимый, как у нас Новый год. Призывы работать во время этого праздника выглядели, с точки зрения западного человека, почти кощунственными. В Корее, где отпуск у человека составляет всего пять дней в году, отнимать и эти несколько осенних днейзаконных выходных? Окажись трудящиеся в подобной ситуации где-нибудь в Латинской Америке, они бы наверняка начали демонстрации протеста против такой сверхэксплуатации и путем несомненно демократической борьбы обеспечили бы себе священное право на отдых. И остались бы при той же нищете. А в Корее люди вышли на рабочие места без лишних рассуждений: надозначит, надо. И были открыты магазины и рестораны, трудились рабочие на заводах. Своей безропотной работой они не только обогащали своих хозяев, как могло бы показаться,но и наращивали ВНП Республики Корея, зарабатывали деньги для своих семей. И это единственно правильный выбор в стране, где нет молочных речек с кисельными берегами. Долг и дисциплинана этих конфуцианских китах успешно держится преуспевание корейской нации.