Хотя я и понимаю, что все это с самых древнейших времен исходит от сатаны, низвергающего всякое благо, того, кто, будучи с самого начала убийцей, более всего жаждет пролития христианской крови, однако, по бесконечной милости Иисуса Христа, я надеюсь, Христос, одержит верх.
Между прочим, я послал в королевский лагерь к канцлеру польского королевства очень близкого своего человека, чтобы он разузнал, не решил ли король Стефан отдать какую-нибудь другую крепость и чтобы он самым откровенным образом раскрыл мне замысел короля, а если будет нужно, чтобы он сделал так, чтобы были отосланы письма к королю Стефану с гонцом на самых быстрых лошадях, чтобы весь твой народ не изнывал от тех величайших несчастий, которые мы видим повсюду. И если через три дня вернется мой посланец из королевского лагеря и привезет то, чего желают твои великие послы и о чем они заботятся со всем усердием, мы вознесем благодарность господу, во имя которого и будет заключен мир. Если же твои послы не смогут отдать Ливонии без этих крепостей, я буду добиваться, насколько это будет возможно, как ты мне пишешь, подождать ответа твоей светлости. Однако я боюсь, что если это затянется на более продолжительное время, король Стефан в надежде на новую войну захочет мира только на таких условиях, которые всегда казались тебе несправедливыми. Кстати, он отправился в Вильну, чтобы собрать новое войско и совсем недавно приказал привезти из Риги провиант в лагерь под Псков, где намеревается провести январь и февраль. И послы его часто бросают упреки, что много крепостей в Ливонии уже заняты другими, а их они не могут добиться только по твоей вине, так как ты не захотел передать их в прошлом году. Они понимают, что если отдадут тебе все крепости, взятые королем Стефаном, то это будет больше любого количества территории, которое ты намереваешься отдать им из Ливонии. Вот почему я чистосердечно открою тебе душу (что я всегда делал): если бы я мог добиться от короля Стефана одной или двух крепостей в Ливонии, благодаря которым тебе прямо открылся бы свободный доступ к Ливонскому морю, я предпочел бы скорее их, чем все остальное, занятое королем Стефаном за последние два года. Ведь таким образом ты не отступился бы совершенно от Ливонии и ничего не потерял бы на ливонском побережье (если не считать какого-то титула «ливонский»), для того, чтобы поддерживать дружбу с христианскими государями, и в особенности с великим первосвященником, и для того, чтобы приезжали иностранные купцы, которые небесполезны в твоих владениях. Но твои послы до сих пор не объявили мне, что ты дал какие-нибудь полномочия такого рода, и я сам попытался осуществить с послами короля Стефана следующее: не согласишься ли ты оставить королю Стефану Новгородка Ливонского, которого ты добиваешься, или другого, подобного по своему значению, вместо крепостей, взятых королем Стефаном: Заволочья, Велижа,. Невеля (я исключаю Дерпт, так как о его передаче тебе король Стефан и его сенаторы никогда не желали ничего даже слышать). Поэтому, я не знаю, могу ли я надеяться на мир, хотя я искренно могу поклясться, что по милости божьей до самой своей смерти я буду стремиться к тому, чтобы установился самый прочный мир. Но так как король Стефан хочет Себежа, и если твои послы не захотят его отдать, то, конечно, будет крайне необходимо (как, мне кажется, я слышал), чтобы по его разрушении сельская местность, которая принадлежит этой крепости, была передана королю Стефану, если ты хочешь мира. Затем, исходя из всего этого, королевские послы просят, чтобы обязательно ты пощадил всех тех крестьян, присягнувших королю из-за страха войны и столь больших бедствий, из этих владений, которые перейдут к тебе взамен псковских крепостей или какой-нибудь другой крепости. Хотя я и не сомневаюсь, что твоя светлость сделает это, однако я умоляю тебя согласиться на то, что я вместе с твоими послами клятвенно пообещаю относительно этого дела от твоего имени королю Стефану. Я горячо желаю, чтобы ты сделал то же самое в отношении как ливонских пленников, так и других, которых добивается король Стефан. А ведь этот государь говорил мне, что, кроме множества других, он имеет пленниками около 200 знатных московитов, за которых он по праву может просить более 200 тысяч флоринов. Он считает, что, конечно, из-за того, что они в плену, получилось так, что ты не можешь собрать полноценного войска и вести войну; кроме того, многих захватил также и шведский король, а несколько дней тому назад Ян Замойский заманил некоторых из самого Пскова, приготовив засады из всадников, и взял в плен вместе с Петром Колтовским.
Главное состоит в том, что я из самых искренних побуждений не оставлю этого дела. А когда ты будешь мне отвечать, если мир еще не будет установлен, дай своим послам и мне самые большие полномочия для его заключения и знай, что великий первосвященник Григорий XIII желает тебе всяческих благ от души и по своей отеческой любви. И я прошу тебя еще и еще, чтобы тот священник, которого я оставил у тебя и которого я вверил твоему милосердию вместе с другим человеком, Михаилом, как можно скорее написали бы мне о своем состоянии.
Да исполнит тебя всеми своими благами святая троица.
Из Киверовой Горки. 21 декабря 1581 года.
ЯН ЗАМОЙСКИЙАНТОНИО ПОССЕВИНО
О тех делах, о которых доложило мне ваше священство через господина Жолкевского, я написал господам послам, чтобы они [мой ответ] сообщили вашему священству. А избавиться от затруднений, которые порождены этими делами, помешало в особенности то, что московит во время прежних переговоров не сделал никакого упоминания о некоторых из них (речь идет о Велиже). Но ваше священство сможет полнее узнать об этом от господ послов, которым я передал собственноручный наказ, как они этого хотели, о том, что, по моему мнению, можно уступить.
Вверяю себя расположению вашего священства. Написано в псковском лагере. 22 декабря 1581 года.
АНТОНИО ПОССЕВИНОЯНУ ЗАМОЙСКОМУ
Господин Пиотровский прибыл к нам позавчера с письмами от вашей милости, написанными 19 числа сего месяца. Немного спустя королевские послы отвели его в ту деревню, которую они выбрали себе для жилья, а вчера он вернулся ко мне после полудня и сказал, что, получив от послов ответ для вашей милости, торопится в лагерь, а если мне угодно дать ему что-нибудь, он передаст это надлежащим образом. Я был несколько удивлен, что мне не было передано собственноручное письмо вашей милости о ливонских крепостях, которые должны быть оставлены великому князю московскому, и мне ничего не было сообщено обо всем том, о чем писала ваша милость послам, а именно: что они в первую очередь должны сообщить об этом мне. Королевские послы уже после того, как пришли, под влиянием тех соображений, о которых слышал Пиотровский, наконец-то достали из-за пазухи два собственноручных ваших письма и отдали их тому, кому они предназначались, то есть мне. И тогда, услыхав о том, что я разузнал у московитов и заметив, что я очень огорчен тем, что, кроме всего прочего, московский гонец был [ими] задержан в течение 3-х дней, что не могло не принести некоторого вреда всему делу, прежде чем передать письма великого князя и те, которые ваша милость написала мне 13 декабря, они вернулись в свою деревню, чтобы (как я полагаю) приписать что-нибудь к остальным письмам, которые они уже написали за день до этого. Но, конечно, медицина не может излечить того, чего не знает, и никогда недоверие, соединенное с подозрениями, не порождало ничего хорошего у тех, кто дрожит, когда не только нет оснований для страха, но даже, когда они воочию видят труды, идущие от самого сердца, которые не остаются без плодов.
Впрочем, что касается самого дела, то они вчера по моему совету сказали, наконец, московитам, что не будут больше вбсти никаких переговоров о Ливонии, если те не отдадут ее всю целиком. Я по общему решению предложил московитам Луки, а московиту написал грамоту, приложив ее к этому письму, как только господин Жолкев-ский открыл мне мнение вашей милости. Я сделал это для того, чтобы не было никакого промедления для завершения дела: ведь московские послы не хотели никак открыть мне (они сделали это позже), что у них есть поручение поменять крепости, взятые королем, на какие-нибудь другие ливонские крепости. После этого я позвал их к себе на рассвете того дня, когда я пишу это письмо, и со всем рвением, на какое я только способен, доказывал им, что, если бы я смог отстоять для них в Ливонии только пространство земли величиной с ноготь, они с великой охотой должны были бы оставить светлейшему королю следующие крепости: Заволочье, Невель, Велиж и Луки и что я, свидетель господь, добился у вашей милости лишь того, что, наконец, смог предложить им кое-что из Ливонии. Мало-помалу, предлагая как бы только от своего имени и намекая, что королевские послы не знают о том, что мы говорим, я внушил им то, что, мне казалось, очень соответствовало интересам великого князя московского, а именно: если московиты будут владеть Новгородком Ливонским и Сыренском, они уже больше не будут требовать других крепостейЗаволочья, Велижа, Невеля и Лук. Наконец, также я предложил им Лаис, говоря, что в этом я вижу последний способ заключения мира. Таким образом они самым чистосердечным образом раскрыли свои намерения: если бы они отказались от такой милости, то, я свидетельствую перед богом, сам господь бог перенес бы всю свою милость на войско короля, который легко (как уже и делают другие) смог бы занять владения великого князя в Ливонии, подчинить себе осажденный Псков и ввести в Московию свои войска, а они у него стоят под знаменами, а московские послы, так как они. не показывают мне своей раны, для лечения которой я мог бы предложить средства, дали бы отчет судье Иисусу Христу в пролитой крови. Тогда, испугавшись, они стали все разом просить меня, чтобы я пока еще соблаговолил выслушать их немногочисленные возражения. Затем они прибавили, что дают клятву и целуют крест на том, что ничего от меня не скроют. Если у них у всех десять голов, то они лишатся всех их, если по их вине хоть что-нибудь будет отнято у их государя, о чем не упомянуто в их поручениях. Свою инструкцию они с полным доверием покажут мне сегодня. Они думают, и бог в том свидетель, что мир, которого они желают даже ценой своей крови, может осуществиться при трех условиях: во-первых, если вообще всю Ливонию, которая находится у них в руках, нужно будет уступить, то они сделают это тотчас же, не удержав ни одной пяди, если король Стефан возвратит великому князю те крепости, которые взял: Луки, Велиж, Заволочье, Невель вместе с псковскими пригородами; во-вторых, если королю будет угодно, чтобы они владели Заволочьем, Луками, также Новгородком Ливонским и Керепетью, они уступят остальную Ливонию, а Невель и Велиж оставят королю; в-третьих, относительно Себежа они имеют поручение сжечь его, если король сожжёт Дриссу, а псковские и полоцкие границы возвратятся в прежнее состояние. Таким образом, они отказываются и от Дерпта, о котором очень много и часто они донимали меня вопросами. Если король не согласится на эти условия, у них не останется другого выхода, как писать самому великому князю московскому, от которого можно ожидать ответа дней через десять. В конце концов они потребовали, чтобы я позаботился об окончательном заключении мира. Но среди разговора они сказали, что Сыренск целиком находится в руках шведского короля, крепость Лаис находится в середине Ливонии и со всех сторон окружена другими крепостями, крепость Керепеть не укреплена, но я слышал от Пиотровского, что она находится во власти герцога Магнуса, брата датского короля, и нужно подумать, что можно сделать для ее возвращения, чтобы нам выполнить свое обещание. Вот что, с божьей помощью, мне удалось сделать к настоящему времени.