Как адвокат, я готов оспорить его. И опять-таки, как адвокат, я прекрасно понимаю, что, если бы делу дали ход, оно закончилось бы наказанием злосчастного егеря, который всего-навсего выполнял приказ. Из него сделали бы козла отпущения. Я же вовсе не хочу отправить Бене на виселицу вместо того, кто ее действительно заслужил, то есть господина де Латур дАзира.
Де Ледигьер в ярости ударил кулаком по столу.
Ну знаете ли! воскликнул он и несколько спокойнее, но с явной угрозой добавил:Ваша дерзость, любезный, переходит всякие границы.
Уверяю вас, сударь, я далек от намерения дерзить вам. Я адвокат, выступающий по делуделу господина де Вильморена. Сюда я пришел с единственной цельюискать правосудия в связи с его убийством.
Но вы сами сказали, что это была дуэль! вскричал прокурор.
Я сказал, что убийству придали видимость дуэли. Здесь есть некоторая разница, что и покажу вам, если вы соблаговолите выслушать меня.
Ну что ж, если вам не жалко времени, ответил ироничный господин де Ледигьер; за время пребывания во Дворце правосудия ему не доводилось принимать ни одного посетителя, чье поведение хотя бы отдаленно напоминало поведение молодого адвоката из Гаврийяка.
Андре-Луи понял предложение де Ледигьера в буквальном смысле.
Благодарю вас, сударь, важно ответил он и приступил к изложению своих доводов:Легко доказать, что господин де Вильморен никогда в жизни не занимался фехтованием, и общеизвестно, что в искусстве владения шпагой господин де Латур дАзир не имеет равных. Можно ли, сударь, поединок, в котором только один из противников вооружен, назвать дуэлью? Учитывая степень владения оружием соответствующими сторонами, предложенное мною сравнение не только допустимо, но и напрашивается само собой.
Против любой дуэли можно выдвинуть этот несостоятельный аргумент.
Но не всегда с той степенью оправданности, как в настоящем деле. По крайней мере, в одном случае этот аргумент имел решающее значение.
Решающее? И когда же?
Десять лет назад, в Дофине. Я имею в виду дело господина де Жевра, навязавшего дуэль господину де Ларош Жанину и убившего его. Де Жанин был членом влиятельного семейства: его родственники приложили все усилия и добились правосудия. Они выдвинули аргументы, аналогичные тем, что выдвигаются против де Латур дАзира. Вы, конечно, помните, что судьи признали факт умышленной провокации со стороны господина де Жевра, признали его виновным в преднамеренном убийстве и он был повешен.
Господин де Ледигьер вновь воспылал гневом.
Черт возьми! бушевал он. У вас хватает бесстыдства предлагать повесить господина де Латур дАзира?!
А почему бы и нет, сударь? Если существует закон, имеется прецеденто чем я имел честь напомнить вами если можно без труда установить соответствие всех приведенных мною фактов истине?
Вы спрашиваете почему? И вы смеете задавать мне подобный вопрос?
Смею, сударь. Можете вы ответить на него? Если нет, сударь, мне придется заключить, что машину правосудия могут привести в действие только могущественные семейства вроде Ларош Жанинов, а для людей скромных и незаметных, как бы по-варварски ни обошелся с ними знатный сеньор, она и с места не стронется.
Де Ледигьер понял, что спорить с этим бесстрастным и решительным молодым человеком совершенно бесполезно, и тон его стал еще более угрожающим.
Я бы посоветовал вам немедленно убраться отсюда и быть благодарным за возможность уйти целым и невредимым.
Значит, мне следует понимать, сударь, что расследования по моему делу не будет и вас ничто не заставит изменить решение?
Вам следует понять, что если через две минуты вы все еще будете здесь, то пеняйте на себя.
И господин де Ледигьер позвонил в серебряный колокольчик.
Сударь, я сообщил вам о дуэлитак называемой дуэли, на которой был убит человек. Кажется, мне следует напомнить вам, отправителю королевского правосудия, что дуэли запрещены законом и что долг королевского прокурора обязывает вас провести расследование. Я пришел как адвокат, уполномоченный безутешной матерью убитого господина де Вильморена потребовать от вас судебного разбирательства.
За спиной Андре-Луи тихо отворилась дверь. Белый от ярости, де Ледигьер едва сдерживался.
Дерзкий наглец, вы, кажется, пытаетесь оказать на меня давление? прорычал королевский прокурор. Вы полагаете, что королевским правосудием может управлять любой самоуверенный плебей? Я поражаюсь своему терпению, однако в последний раз предупреждаю вас, господин адвокат: попридержите свой дерзкий язык, дабы вам не пришлось горько сожалеть о последствиях его бойкости.
Он пренебрежительно махнул украшенной кольцами рукой и, обратившись к служителю, который стоял за спиной Андре-Луи, приказал:
Проводите!
Андре-Луи секунду поколебался, затем пожал плечами и пошел к двери. Бедный рыцарь печального образа, он действительно встретился с ветряной мельницей. Вступать с ней в ближний бой было бесполезноее крылья искрошат, растерзают. И все же на пороге он обернулся.
Господин де Ледигьер, сказал молодой человек, позвольте мне привести вам один любопытный факт из естественной истории. В течение многих веков тигр был властелином джунглей и наводил страх на менее крупных зверей, в том числе и на волка. Волксам охотник, и в конце концов ему надоело, что за ним охотятся. Он стал объединяться с другими волками, и для самозащиты волки образовали стаи. Вскоре они убедились в силе стаи и пристрастились к охоте на тигра, что имело для него роковые последствия. Вам следовало бы изучить Бюффона, господин де Ледигьер.
Полагаю, сегодня я достаточно подробно изучил буффона, усмехаясь, ответил де Ледигьер, крайне довольный своим каламбуром. Если бы не желание блеснуть остроумием, он, возможно, вообще не удостоил бы молодого человека ответом. И должен признаться, я вас не понимаю.
Поймете, господин де Ледигьер. Очень скоро поймете, пообещал Андре-Луи и вышел.
Глава VIIВетер
Андре-Луи сломал копье в неравном поединке с ветряной мельницейобраз, подсказанный господином де Керкадью, не выходил у него из головыи понимал, что уцелел только по счастливой случайности. Оставался ветер, точнееураган. Благодаря событиям в Ренеотголоскам более серьезных событий в Нантеветер этот задул в благоприятном для молодого адвоката направлении.
Андре-Луи бодро зашагал к Королевской площади, то есть туда, где собралось больше всего народа и где, как он рассудил, находились сердце и мозг волнений, охвативших город.
Возбуждение, царившее на площади, когда он покинул ее, не шло ни в какое сравнение с тем, что он застал по возвращении. Тогда хоть и с трудом, но удавалось расслышать голос оратора, который с постамента статуи Людовика XV обличал первое и второе сословия. Сейчас же воздух дрожал от гневных криков толпы. То тут, то там люди пускали в ход трости и кулаки; повсюду бушевали яростные страсти; и жандармы, посланные королевским прокурором для восстановления порядка и поддержания спокойствия, походили на жалкие и беспомощные обломки кораблекрушения, раскиданные бурным людским океаном.
Со всех сторон неслись крики: «Во дворец! Во дворец! Долой убийц! Долой дворян! Во дворец!»
Ремесленник, который в давке оказался плечо к плечу с Андре-Луи, объяснил ему, что привело народ в такое возбуждение:
Они застрелили его. Его тело лежит у подножия статуи. Еще одного студента час назад убили там, где строится собор. Черт возьми! Не мытьем, так катаньем, но они добьются своего! Голос ремесленника дрожал от ярости. Они ни перед чем не остановятся. Если им не удастся запугать нас, то они перебьют всех поодиночке! Они во что бы то ни стало решили провести Штаты Бретани по-своему, принимая в расчет только свои интересы.
Ремесленник продолжал говорить, но Андре-Луи отвернулся от него и нырнул в поглотившее его людское море.
Он добрался до места, где лежал убитый юноша и рядом с трупом стояло несколько испуганных, растерянных студентов.
Как! Вы здесь, Моро? произнес чей-то голос.
Андре-Луи огляделся и увидел, что на него с явным неодобрением смотрит худощавый смуглый человек чуть старше тридцати, с волевым ртом и самоуверенно вздернутым носом. Это был Ле Шапелье, ренский адвокат, влиятельный член литературного салона города, неиссякаемый источник революционных идей и обладатель исключительного дара красноречия.