Первой ласточкой, возвестившей о приближении красных, был самолет со звездами на крыльях, низко пролетевший над станицей в 1919 году. Это был первый самолет, который увидел будущий летчик. Затем из Ростова, перешедшего в руки красных, аэропланы прилетали каждый день.
Когда в станицу пришла Советская власть, Толя Ляпидевский уже мастерил модели самолетов. Но летающую модель сделать так и не удалось, нелетающие получались совсем как настоящие. Это наверняка был первый случай авиамоделизма не Кубани.
К тому же по соседству, в Ейске, организовалась авиабаза. Мальчишки из станицы под предводительством Толи Ляпидевского ежедневно совершали паломничество к авиаторам. Иначе чем паломничеством эти походы не назовешь. Все, что касалось авиации, вызывало в их юных душах поистине трепетный восторг. Они не могли спокойно произносить такие волшебные слова, как «пропеллер», «мотор», «бензин», «фюзеляж». Толя бегал за летчиками по пятам. Красные военлеты разрешали мальчишкам мыть машины, охотно рассказывали им о полетах и воздушных боях.
Станичные ребята так увлеклись авиацией, что стали даже свои непрекращающиеся драки проводить на высоких деревьях. И это были уже не просто драки, а «воздушные бои»!
Но счастье это продолжалось недолго. Летную базу из Ейска перевели. Самолетов уже не было рядом, И сразу оказалось, что сражаться на деревьях неинтересно гораздо удобнее вести бои на речной воде.
Дело в том, что в Старощербиновскую прибыл революционный матросский отряд. Моряки зачаровали мальчишек не меньше, чем летчики. Ребята, в том числе и Толя, вытатуировали себе якорь на руке. Морская форма подействовала неотразимо авиация была забыта. А рассказы матросов были еще увлекательнее.
Особенно полюбился Толе матрос Кошарин с крейсера «Петропавловск». Этот бывалый моряк научил парнишку петь матросские песни и аккомпанировать на гитаре.
В то время в округе свирепствовал белобандит Сидельников. Новоявленный атаман собрал банду в двести пятьдесят сабель и совершал частые налеты на Старощербиновскую.
Однажды бандиты, ворвавшись в станицу, оцепили особый отдел и тюрьму. По притихшим станичным улицам, размахивая шашкой, носился на взмыленном коне Сидельников. В помещении особого отдела забаррикадировались Кошарин и какая-то посетительница. Матрос поставил пулемет на окно, женщина подавала ему ленты, и сокрушительным огнем он заставил бандитов не только отступить, но и ускакать из станицы.
Весельчак и певун матрос Кошарин оказался героем.
Он сказал Толе:
Учись, браток, как одному от сотни отбиваться!
«Захотелось и мне стать героем, так захотелось, что сказать не могу, вспоминал об этом событии Ляпидевский. И решил я: если придет Сидельников, я, как Кошарин, один всю его банду ухлопаю. Но, на мое счастье, Сидельников больше не приходил».
И все-таки интерес к авиации победил увлечение морской романтикой.
Произошло это с Ляпидевским пять лет спустя.
НА МОРЕ И В НЕБЕ
Пытливому энергичному юноше не сиделось на месте. Хотелось уехать куда-нибудь подальше, увидеть что-нибудь новое, узнать неведомое.
Полгода трудился Анатолий на маслобойном заводе, где поджаривал семечки подсолнуха на огромных сковородках. Затем перебрался в Ейск, окончил школу. Работал мотористом на дизеле. Затем стал помощником шофера автобуса. Была такая должность. Одно время и я состоял в ней. Помощник мыл и заправлял машину, накачивал шины. Во время езды он сидел рядом с водителем, который иногда доверял ему баранку.
Был Анатолий Ляпидевский парнем плотным, мускулистым, много занимался спортом: играл в футбол и хоккей, хорошо работал на гимнастических снарядах, управлял автомобилем, причем, когда это удавалось, «выжимал» из машины максимальную скорость.
И, разумеется, он одним из первых откликнулся на призыв комсомола, членом которого состоял, молодежь, в авиацию!
Со всего края в Ростов прибыло сто семьдесят юношей, мечтавших о крыльях. Строгие комиссии отобрали только пятерых, в том числе и Анатолия Ляпидевского.
Таким образом, Анатолий прибыл в военно-теоретическую авиационную школу на Краснокурсантскую улицу Ленинграда и водрузил свою гитару с красным шелковым бантом над жесткой казарменной койкой.
Стране нужно было много летчиков, и возможно скорее. Поэтому теоретический курс, рассчитанный на полтора года, курсанты прошли за восемь месяцев. А затем их откомандировали в Севастопольскую школу морских летчиков. Здесь Анатолий соединил два самых больших своих увлечения небо и море.
Прежде чем овладеть специальностью морского летчика, курсанты осваивали по нескольку матросских профессий. На крейсере «Червона Украина» Ляпидевский служил и кочегаром, и рулевым, и сигнальщиком. Его первый морской поход совпал с маневрами Черноморского флота, на которых присутствовали такие видные военачальники, как Ворошилов, Буденный, Якир. Все они находились на флагмане «Червона Украина».
Когда эскадра выходила из Одесского порта, курсант Ляпидевский стоял на сигнальной вахте. К нему подошел командующий флотом, и приказал:
Дать «Коминтерну» единицу!
По семафорному коду того времени «единица» значила «следовать в кильватере за мной».
Ляпидевский лучше других курсантов изучил сигнальный код, но в эту ответственную минуту он так волновался, что забыл, как надо подавать «единицу». Корабли уже пересекли акваторию порта, а какой курс в открытом море ни один капитан не знает. Как сигналится эта проклятая «единица»?
К счастью, тут подоспел старшина. Увидя человека, столько раз «вдалбливавшего» в него сигналы, Анатолий сразу же вспомнил и отмахал флажками точку и четыре тире.
Ляпидевский учился летать у отличных инструкторов. Среди них были те, с которыми через несколько лет он стоял в одном строю первых Героев, Василий Молоков и Сигизмунд Леваневский.
Никогда не забудется долгожданная минута, когда к стойкам самолета, на котором он летал с инструктором, привязали красные флажки. Они показывали, что учлет идет в самостоятельный полет и все в воздухе должны уступать ему дорогу.
И вот мелькают под крылом белые коробочки домов, зеленеют сады, синеет море. Машина послушна: и полет, и посадка проходят прекрасно. Леваневский пожимает своему воспитаннику руку, поздравляет его.
Почти каждый день начинающий летчик поднимается в воздух: сначала на учебной машине, затем на боевой. Разведка, стрельба с воздуха по наземной цели, длительные полеты по два-три часа в Ялту и Евпаторию.
И вот вчерашние курсанты, в новеньких синих кителях, с «крабами» на фуражках, застыли в строю. Зачитывается приказ Реввоенсовета Республики о присвоении им звания командиров Рабоче-Крестьянского Красного Флота. Это было 2 июля 1929 года.
Вскоре недавний учлет сам стал обучать будущих пилотов. Ляпидевский вернулся в тот самый Ейск, в котором бегал босоногим мальчишкой, чтобы посмотреть самолеты, порасспросить летчиков. Теперь он прибыл сюда как инструктор новой школы морских летчиков.
ЛИНЕЙНЫЙ ПИЛОТ
Весной 1933 года Ляпидевский демобилизовался и перешел на работу в гражданскую авиацию. Его направили рейсовым пилотом на Дальний Восток. Тут впервые скрестились летные пути мой и Ляпидевского.
В январе 1930 года я открыл воздушную линию из Хабаровска на Сахалин. Самолет стал доставлять пассажиров из краевого центра на далекий остров за пять-шесть часов. А ведь ранее туда добирались на лошадях и собаках вдоль замерзшего Амура, а затем по льду Татарского пролива, и поездка эта занимала по меньшей мере тридцать суток.
Каждому командированному на Сахалин выдавалось 2 тысячи рублей: одна тысяча на приобретение меховой одежды, другая на продовольствие, наем лошадей и собак. Билет же на самолет стоил 350 рублей.
Авиация нужна была здесь, как нигде.
Помнится, как, пролетая впервые над Амуром, мы увидели под крылом маленькую деревушку на высоком берегу. Это было Пермское то самое, на месте которого несколько лет спустя вырос город молодежной славы Комсомольск-на-Амуре.
Во время посадки в селе Мариинском нас встретили очень недружелюбно. Оказывается, здесь проживало немало кулаков, которые изрядно наживались на извозном промысле. Они смотрели на летчиков как на опасных конкурентов, отбивающих у них доход. Командированные передвигаются на лошадях, дают хороший и верный заработок, а тут вдруг аэропланы!