Она мягко обратилась к нему, но в её ровном голосе Колон уловил свойственную королеве властность. Похвалила идеи, высказанные ей приором Ла Рабиды, и заверила, что более всего хочет узнать поподробнее о том, как он намерен укрепить могущество Кастилии и Арагона.
Я целую ноги вашего величества, с высоко поднятой головой, громким голосом начал Колон. Я благодарю вас за оказанную мне честь. Я принёс обещание открытий, по сравнению с которыми всё то, что получила Португалия, покажется малым и ничтожным.
Обещания презрительно фыркнул король, но Колона это не остановило.
Да, обещания, ваше величество. Но, видит Бог, обещания, которые будут выполнены.
Говорите, говорите, с усмешкой продолжил король. Мы готовы вас выслушать.
И Колон приступил к изложению своей космографической теории. Но не успел он достаточно углубиться в доказательства, как его вновь прервал хриплый голос Фердинанда.
Да, да. Всё это мы уже слышали от приора Ла Рабиды. Именно его чёткое изложение ваших идей послужило причиной того, что её величество даровало вам аудиенцию в то время, когда, как вы, наверное, хорошо знаете, все наши помыслы заняты крестовым походом против неверных.
Человек, менее уверенный в себе, испытывающий большее почтение к коронованным особам, несомненно, смутился бы. Колон же решительно двинулся вперёд.
Богатства Индий, которые я положу к вашему трону, неиссякаемый источник, черпая из которого вы залечите все раны войны и получите средства для её успешного завершения, даже если она будет продолжаться до вызволения гроба Господня.
Едва ли кто смог бы найти лучший ответ, чтобы завоевать симпатию королевы. Но в лице Фердинанда он столкнулся с серьёзным противником. Со скептической улыбкой на полных губах тот заговорил, прежде чем королева успела открыть рот.
Только не забудьте сказать, что всё это мы должны принимать на веру.
А что есть вера, сир? позволил себе вопросить Колон и, отвечая, дал понять, что вопрос чисто риторический: Умение увидеть то, что дадено по наитию, без осязаемых доказательств.
Это уже больше похоже на теологию, чем на космографию. Фердинанд обернулся к Талавере. Это скорее по вашей части, дорогой приор, чем по моей.
Монах поднял склонённую голову. Голос его звучал сурово.
Я не стану спорить с подобным определением веры.
Я, конечно, не теолог, вмешалась королева, но не слышала более понятной формулировки.
Однако, Фердинанд взглянул ей в глаза, в подобных делах унция фактов перевешивает фунт веры. Чем практическим может подтвердить сеньор Колон свои рассуждения?
Вместо ответа королева предоставила слово Колону.
Вы слышали вопрос его величества?
Колон опустил глаза.
Опять я могу лишь спросить, что есть опыт, и ответить, что опытне более как основание, на котором строит здание тот, кто наделён божественным даром воображения.
Ваши слова достаточно запутанны, чтобы казаться глубокомысленными, едко заметил Фердинанд, но не подвигают нас ни на шаг.
Но, ваше величество, они по меньшей мере указывают путь. Именно используя дар воображения, представляя себе неизвестное на основании известного, испытанного, человек и поднимался всё выше и выше от варварского невежества.
Фердинанд начал выказывать раздражениеу Колона на всё находился ответ.
Вы уводите нас от реалий в мир грёз, бросил король.
Колон вскинул голову, словно его оскорбили. Глаза зажглись фанатичным огнём.
Грёзы! мощно зазвучал его голос. Нет на свете такого, что не пригрезилось кому-нибудь, прежде чем стать реальностью. Даже Господь Бог, перед тем как создать наш мир, увидел его своим мысленным взором.
У короля отвисла челюсть. Талавера нахмурился. Но на других лицах, включая королеву, Колон прочитал одобрение, а Сантанхель даже чуть кивнул ему.
Король заговорил вновь, тщательно подбирая слова.
Я надеюсь, сеньор, в пылу спора вы не впали здесь в ересь. И повернулся к Талавере, предлагая тому высказаться.
Приор Прадо покачал головой, длинное лицо его окаменело.
Ереси я не нахожу. Нет. Но всё же Теперь он обращался непосредственно к Колону: Вы зашли на опасную глубину, сеньор.
Такой уж я есть, выше преподобие.
Опасность вас не страшит? сурово спросил монах.
Приору Колон мог отвечать более резко, чем монарху.
Будь я пуглив, святой отец, я бы не предлагал плыть в неведомое, не боясь всего того, что может встретиться на пути.
Фердинанд, похоже, решил подвести черту.
Мы не сомневаемся в вашей отваге, сеньор. Если дело было только в этом, мы, наверное, с радостью воспользовались бы вашими услугами. Но такой уж я человек, что не могу сразу принимать решения, исходя только из того, что мне предлагают.
Я тоже не сторонница скоропалительных решений, добавила королева. Но это не значит, что мы отвергаем ваше предложение, сеньор Колон. Просто сейчас мы не готовы оценить его по достоинству. Его величество и я создадим комиссию из учёных мужей, чтобы те изучили ваши материалы и посоветовали нам, как поступить.
Колон не мог не вспомнить, каково пришлось ему с португальской комиссией учёных невежд, и сердце его упало бы, если б королева не добавила:
В ближайшее время я снова приму вас, сеньор Колон. А пока оставайтесь при дворе. Мой казначей дон Алонсо де Кинтанилья получит соответствующие указания и позаботится, чтобы вы ни в чём не нуждались.
На этом аудиенция закончилась. Полной победы Колон не одержал, но мог занести в свой актив благоприятное впечатление, произведённое им на королеву.
Вскоре он убедился, что и многие другие сановники относятся к нему более чем благосклонно. И в первую очередь Кинтанилья, в доме которого он поселился по распоряжению королевы. Не только интересная внешность и хорошие манеры обеспечили ему тёплый приём. Война с маврами донельзя истощила ресурсы обоих королевств, и казначей Кастилии постоянно терзался мыслями о том, где взять денег. Государственный корабль удавалось держать на плаву лишь ужесточением преследования евреев. Святой палате развязали руки в поисках тех, кто, приняв христианство, продолжал тайно исповедовать иудаизм. Виновные лишались жизни, а их имущество конфисковалось. Поддержали казну и займы, полученные от богатейших евреев, таких, как Абарбанель и Сеньор, которые отчаянно боролись за то, чтобы хоть как-то ослабить гнёт инквизиции, поскольку гонения на детей Израиля всё усиливались. А кое-кто уже уговаривал короля и королеву издать указ об изгнании всех евреев из Испании с полной конфискацией их имущества, обещая, что полученные таким образом богатства с лихвой перекроют все военные расходы. Пока же деньги добывались с большим трудом, и казначей Кастилии едва ли не более всех хотел познакомиться с тем, кто предлагал открыть Испании сокровищницу Востока. Вот тут Колон мог рассчитывать и на кредит, и на поддержку.
Немалый интерес проявил к нему и Луис де Сантанхель, казначей Арагона. И им двигали мотивы, весьма схожие с мотивами Кинтанильи. Увидев в Колоне потенциального спасителя евреев Испании, он сразу же уверовал, что тотпосланник Божий. (Собственно, и сам Колон придерживался того же мнения.) Ибо, хотя Сантанхель крестился и теперь исповедовал христианство, сердцем он оставался со своим народом. И столь плохо скрывал свои чувства, что однажды ему пришлось ощутить на себе мёртвую хватку Святой палаты Сарагосы. Тогда всё обошлось публичным покаянием. Лишь его незаменимость в государственных делах и любовь повелителей Испании спасли Сантанхеля от самого худшего.
В день аудиенции Сантанхель нашёл Колона в доме Кинтанильи, сжал его руки в своих, заглянул в глаза.
Я спешу объявить себя вашим другом до того, как ваши деяния позволят вам приобрести столько друзей, что я затеряюсь среди них.
Иными словами, дон Луис, по доброте своей души вы хотите придать мне мужества.
И не только. Я верю, что вас ждут великие дела, которыми вы прославите Испанию.
Колон криво улыбнулся.
Если б и король придерживался того же мнения
Король осторожен. Никогда не спешит с принятием решений.
Мне показалось, он довольно быстро решил, что яшарлатан.