Когда же Саразин отпустил её с допроса, дож отметил, с каким достоинством эта танцовщица склонила голову, показывая, что слышит его.
И тут дож подал голос.
Пусть она подождёт в приёмной.
Едва за ней закрылась дверь, Саразин оглянулся и в изумлении воззрился на Барбариго. Но увидел не шурина, но дожа и ничего не сказал. А тот обошёл стол и остановился перед инквизиторами.
Так что вы выяснили?
Самую малость, ответил Саразин. Арананичтожество на которое эта женщина растрачивает свою любовь. Он паразитирует на ней, а она ради него пойдёт на дыбу. Старший инквизитор взглянул на коллег, которые согласно закивали. Таким образом, её показаниям грош цена, но они совпадают с ответами Рудзанте, да и сам Арана говорил то же самое. Но, возможно, Рудзанте и девушке известно далеко не всё. Всё-таки Галлинонаш лучший агент, и раз у него возникли подозрения
Но дож прервал его. Ему всё стало ясно.
Неважно. Если вам угодно, можете продолжить расследование. Он помолчал, потирая подбородок. Значит, ради него она пойдёт на дыбу? И у меня создалось такое же впечатление. Под этой внешней холодностью таится жаркое пламя. Обойдёмся с ней помягче. Наверное, ей хочется повидаться с братом. Поможем ей в этом.
Если ваша светлость приказывает, я распоряжусь привести его к ней.
Нет, нет. Наоборот, отведите её к нему.
Один из чёрных инквизиторов ахнул.
Он же в Подзи, ваша светлость!
Барбариго мрачно улыбнулся.
Я знаю. Там она и увидит его.
Глава VIII. Брат и сестра
Пабло де Арана, вновь оказавшись в камере, впал в отчаяние, несравнимое с тем, что терзало его до допроса. Но не прошло и двух часов, как, к его полному изумлению, заскрежетал ключ в замке, отворилась дверь, и за ней возникло жёлтое пятно фонаря.
Как загнанное в западню животное, он в страхе прижался к стене, а затем, разглядев, кто пришёл, подался вперёд, к сестре.
Тюремщик поставил фонарь рядом с ней на верхнюю из трёх ступеней, ведущих вниз. Ла Хитанилья спустилась вниз на одну ступеньку, но тут же отшатнулась от чавкающей грязи. Тюремщик громко расхохотался.
Да, чистота тут не та, что в дамской гостиной. Но он именно здесь. Мне приказано оставить вас с ним на десять минут.
Гулко хлопнула дверь, брат и сестра остались наедине.
На мгновение в камере повисло тяжёлое молчание. Затем Пабло разлепил губы, прохрипев имя сестры.
Беатрис!
Из её глаз брызнули слёзы.
Мой бедный Пабло!
Голос её оборвался рыданием, лишь разъярившим Пабло.
Пожалей, пожалей меня, тем более что я очутился здесь по твоей милости. Зачем ты пришла?
О Пабло! Пабло! с упрёком воскликнула она.
Пабло! Пабло! передразнил Беатрис брат. Или я не прав? Или ты скажешь, что не по твоему желанию мы переехали в эту проклятую Венецию? Разве нам плохо жилось в Милане? Разве ты не достаточно зарабатывала там?
Упрёки брата не удивили Беатрис. Она привыкла получать их за всё хорошее, что делала для него. И принимала с тем же смирением, с каким принимала отсутствие в нём мужского характера. Пабло же, как все эгоисты, считал себя жертвой чьих-то козней, никогда не признавая за собой никакой вины.
Но его последний выпад был столь чудовищно несправедлив, что Беатрис решилась возразить брату.
Это неправда, Пабло! попыталась защититься она. Подумай! Ты же сам уговаривал меня согласиться на предложение Рудзанте.
Зная твой характер, твою мнительность, мне не оставалось ничего другого. Ты бы запилила меня, попробуй я возразить.
Пабло, дорогой, в её голосе слышался укор. Я ли украла кинжал?
Но и этот мягкий вопрос вызвал взрыв.
Тело Господне! взревел он. Я не крал кинжала. Я его нашёл. Как ты смеешь упрекать меня? Мне никогда не пришлось бы продавать его, если бы не твои вечные попрёки. Виной всему твоя жадность. А теперь я в лапах венецианских собак, которые выдвигают против меня Бог знает какие обвинения. О Боже! С рождения мне не везёт. Всю жизнь меня преследуют неудачи. Ну почему я должен так страдать? Он обхватил голову руками и застонал от жалости к себе. Но ты не ответила мне, зачем ты пришла.
Инквизиторы разрешили мне навестить тебя.
С какой целью? Чтобы ты могла порадоваться заботам государства, в которое привезла меня. Они намерены допросить меня. Говорили тебе об этом? Ты знаешь, что это означает? Ты знаешь, как выламывают на дыбе руки? Он сорвался на крик. Матерь Божья! И снова закрыл лицо руками.
Жалость, преодолев отвращение, привела её ступенькой ниже, к самой вонючей жиже на полу. Она попыталась обнять его, успокоить, но он вырвался из её рук.
Мне это не поможет.
Я делаю всё, что могу. Я ходила к дону Рамону де Агилару, умоляла его заступиться за тебя, использовать своё влияние, чтобы помочь тебе.
Дону Рамону? Он поднял голову, в его глазах блеснула надежда. Дону Рамону! Клянусь Богом, удачная мысль. Из него ты сможешь выжать многое. Я видел, как он смотрел на тебя. Он сжал руки Беатрис. Что он сказал?
Он предложил мне сделку. Голос её упал. Постыдную сделку.
Постыдную? И он ещё сильнее сжал её руки. В его голосе послышалась тревога: Какую же? Какую? Что может быть постыднее того, что твой брат сидит в этом аду? Святая дева Мария! До каких же пор ты будешь разыгрывать из себя недотрогу? Чувствуя, как сжимается она от каждой его фразы, Пабло возвысил голос: Только потому, что ты так разборчива, меня могут вздёргивать на дыбу, ломать мне кости, бить кнутом? Имей совесть, сестра. Ты завлекла меня в эту передрягу. Так неужели ты оставишь меня здесь только потому, что не хочешь поступиться такой малостью?
Малостью?
А чем же? В конце концов, от тебя не убудет. И если я действительно дорог тебе
Она прервала Пабло.
Конечно, дорог. О Господи! Но что я могу сделать?
Что? Ты знаешь. Ты же не бросишь меня в беде, в голосе его появилась теплота, он похлопал сестру по плечу. Бог вознаградит тебя, Беатрис, и я тоже. Вот увидишь, выйдя отсюда, я стану совсем другим. Я буду жить ради тебя. Клянусь. В случае чего я отдам за тебя жизнь. Ещё раз обратись к дону Рамону. Не теряй времени. Ни в чём не отказывай ему, лишь бы он вызволил меня.
Тюремщик, открыв дверь, положил конец мольбам Пабло.
Время, госпожа. Вам пора уходить.
На прощание Пабло успел добавить несколько фраз. О том, что такой сестры, как у него, ни у кого нет. О том, как он надеется на неё, как верит, что лишь ей по силам вернуть ему свободу.
С трудом волоча ноги, Беатрис поднялась по каменным ступеням. Тяжёлая дверь захлопнулась за её спиной, заскрежетал ключ в замке. Ей казалось, что её душу вываляли в грязи. Жалость к Пабло, укоренившаяся привычка защищать его от превратностей жизни боролись с отвращением к нему, вызванным бессердечностью, с которой он требовал от неё пожертвовать своей добродетелью. Оправдание она искала в слабостях его души и тела, многократно усиленных ужасом пребывания в зловонном подземелье.
Глава IX. Приманка
На верхней ступеньке тюремщик удивил Беатрис, объявив, что его светлость ожидает её.
Галерея, парадная лестница с украшенными фресками стенами, ещё одна галерея, залитая солнцем, резные, с позолотой двери. Короткая задержка в приёмной, и её ввели в сверкающий золотом тронный зал дожа, из готических окон которого открывался прекрасный вид на бухту святого Марка и стоящие в ней на якоре корабли.
Там встретил её Барбариго, не в золотом парадном наряде, но разодетый в алое, чёрное, серебристое.
В благоговении взирала она и на дожа, и на тронный зал.
Барбариго галантно подвинул ей стул.
Пожалуйста, присядьте. От него не укрылись ни запавшие глаза, полные ужаса, ни вымазанные грязью туфли и подол платья.
Как будет угодно вашей светлости. Ла Хитанилья села и застыла со сложенными на коленях руками.
Дож остался на ногах.
Вы виделись с братом?
Да.
Он вздохнул.
Сожалею, что визит этот причинил вам боль. Такое зрелище не предназначено для женских глаз. Тяжёлое испытание выпало на вашу долю. И поверьте мне, я хотел бы снять это бремя с ваших хрупких плеч.
Благодарю вас за участие, ваша светлость, с усилием произнесла Ла Хитанилья. Этот человек пугал её. Под внешней элегантностью, лёгкостью движений, бархатным голосом она улавливала злобу и коварство.