Может, ещё есть время, лихорадочно думал Николлс, может, ещё успеем. Главный клапан затопления закрыт пять минут назад. Есть ещё какая-то надежда, что двое моряков, запертых внутри, ещё держатся за трап, подняв головы над водой.
Оставалась одна, всего одна задрайка. Они попеременно ударяли по ней со всего размаху. Внезапно задрайка оторвалась у основания, и под страшным давлением сжатого воздуха крышка люка молниеносно распахнулась. Браун вскрикнул от дикой боли: тяжелая крышка с силой ударила его по правому бедру. Он рухнул на палубу и остался лежать, издавая мучительные стоны.
Даже не удостоив его взглядом, Николлс перегнулся через комингс люка и направил мощный луч фонаря внутрь погреба. Но не увидел там ничегоничего, что хотел бы увидеть. Внизу была лишь водачерная, вязкая, зловещая. Подернутая пленкой мазута, она мерно поднималась и опускалась бесшумно, без плеска, перекатываясь из одного конца в другой по мере того, как крейсер то взлетал вверх, то падал вниз, скользя по склону огромной волны.
Эй, внизу! Есть там кто живой?громко крикнул Николлс. Его голосголос, он заметил словно бы со стороны, глухой, надтреснутый от волнения,многократно усиленный эхом, с грохотом покатился по железной шахте.Эй, внизу?крикнул он опять.Есть тут кто-нибудь?Он напряг слух в мучительном ожидании, но в ответ не услышал ни малейшего, даже самого слабого шороха.Мак-Куэйтер!крикнул он в третий раз.Уильямсон! Вы меня слышите?Он снова стал вглядываться, прислушался снова, но внизу была лишь темнота да глухой шепот маслянистой воды, колыхавшейся из стороны в сторону. Он посмотрел на сноп света и был поражен тем, как быстро поглотила поверхность воды этот яркий луч. А там, под её поверхностью Его бросило в озноб. Даже вода казалась мертвойкакой-то стоялой, мрачной и страшной. Внезапно рассердившись на себя, он тряхнул головой, отгоняя нелепые первобытные страхи. Расшалилось воображение, надо будет подлечиться. Отступив назад, он выпрямился. Бережно, осторожно затворил раскачивавшуюся взад-вперед крышку люка. Палуба загудела: раздался удар кувалды. Потом ещё один, и еще, и еще
Додсон, командир механической части, шевельнулся и застонал. Он попытался открыть глаза, но веки были словно чугунные. И ему казалось, что вокруг него стояла стеной темнотаабсолютная, непроницаемая, почти осязаемая. Поражаясь своей беспомощности, он силился вспомнить, что же произошло, сколько времени он тут лежит. Шеявозле самого ухастрашно болела. Медленным, неуклюжим жестом он стащил с руки перчатку, осторожно пощупал. Ладонь была мокрой и липкой. Он с удивлением обнаружил, что волосы его пропитаны кровью. Ну, конечно, то была кровь, он ощущал, как она медленной, густой струёй течет по щеке.
И эта мощная вибрация, сопровождаемая каким-то неуловимым напряженным звуком, заставившим стиснуть зубы Он слышал, почти осязал эту вибрациюздесь, совсем рядом. Додсон протянул голую руку и инстинктивно отдернул её, прикоснувшись к какой-то гладкой вращающейся детали, которая, вдобавок, была чуть ли не раскалена докрасна.
Коридор гребного вала! Ну конечно же. Он находился в коридоре гребного вала. Когда выяснилось, что масляные магистрали обоих левых валов перебиты, он решил сам исправить неполадки, чтобы не останавливать машину. Он знал, что корабль подвергся налету. Сюда, в самую утробу корабля, не проникал никакой звук. Здесь не было слышно ни шума авиационных моторов, ни даже выстрелов собственных пушек, хотя он и ощутил сотрясение при залпах орудий главного калибра, снабженных гидравлическими амортизаторами,это неприятное чувство ни с чем не спутаешь. Потом раздался взрыв торпеды или бомбы, упавшей возле самого крейсера. Слава Богу, что он в ту минуту сидел спиной к борту корабля. Случись иначеон наверняка сыграл бы в новый ящик: его швырнуло бы на соединительную муфту вала и намотало бы на неё как чулок.
Вал! Господи Боже, вал! Он раскалился почти докрасна, а подшипники совсем сухие! Додсон начал судорожно шарить вокруг. Найдя аварийный фонарь, повернул его основание. Фонарь не горел. Стармех повернул его изо всей силы ещё раз. Потрогав, нащупал неровные края разбитой лампочки и стекла и отшвырнул ставший теперь бесполезным прибор в сторону. Достал из кармана фонарик, но выяснилось, что и он разбит вдребезги. Вконец отчаявшись, принялся искать масленку на ощупь. Она была опрокинута, рядом валялась патентованная пружинная крышка. Масленка оказалась пустой.
Масла ни единой капли. Одному Богу было известно, каков предел выносливости металла, подвергнутого страшным перегрузкам. Ему же самому это известно не было. Даже для самых опытных инженеров остается загадкой, где граница усталости металла. Но, как у всех людей, всю жизнь посвятивших машинам, у Додсона появилось как бы шестое чувство. И вот теперь это шестое чувство беспощадно терзало его. Масло! Нужно во что бы то ни стало достать масла! Однако он понимал, насколько он плох; голова кружилась, он ослаб от контузии и потери крови, а туннель был длинным, скользким и опасным. И, вдобавок ко всему, неосвещенным. Стоит оступиться, сделать неверный шаг и Ведь рядом этот вал Старший механик осторожно протянул руку, на какое-то мгновение прикоснулся к валу и, пронизанный внезапной болью, отдернул её. Прижав ладонь к щеке, он понял, что трением содрало и обожгло кожу на кончиках пальцев. Выбора не оставалось. Собравшись с духом, он подтянул ноги под себя и поднялся, коснувшись свода туннеля.
И в то же мгновение он заметил светраскачивающуюся из стороны в сторону крохотную светлую точку, которая, казалось, находится где-то невероятно далекотам, где сходятся стены туннеля,хотя он знал, что свет этот всего в нескольких ярдах от него. Поморгав, Додсон опустил веки, потом снова открыл глаза. Свет медленно приближался. Уже слышно шарканье шагов. И стармех тотчас обмяк, голова сделалась словно невесомой. Он с облегчением опустился на пол, снова для безопасности упершись ногами в основание подшипника.
Человек с фонарем в руке остановился в паре футов от старшего механика. Повесив фонарь на кронштейн, осторожно опустился рядом с Додсоном. Свет фонаря упал на его темное лицо с лохматыми бровями и тяжелую челюсть. Додсон замер от изумления.
Райли! Котельный машинист Райли!Глаза его сузились.Какого дьявола вы тут делаете?
Два галлона масла принес,ворчливым голосом произнес Райли. Сунув в руки стармеху термос, прибавил:А тут кофей. Я валом займусь, а вы пока кофею похлебайте Клянусь Христом-Спасителем! Да этот проклятый подшипник раскалился докрасна!
Додсон со стуком поставил термос на палубу.
Вы что, оглохли?спросил он резко.Как вы здесь оказались? Кто вас послал? Ваш боевой пост во втором котельном отделении!
Грайрсон меня прислал, вот кто,грубо ответил Райли. Смуглое лицо его оставалось невозмутимым.Дескать, машинистов не может выделить. Очень уж они незаменимые, мать их в душу Не переборщил?
Густое, вязкое масло медленно стекало по перегретому подшипнику.
Инженер-лейтенант Грайрсон!чуть не со злостью проговорил Додсон. Тон, каким он сделал это замечание, был убийственно холоден.Ко всему, это наглая ложь, Райли. Лейтенант Грайрсон и не думал вас сюда присылать. Скорее всего, вы сказали ему, что вас послал сюда кто-то другой?
Пейте свой кофей,резко проговорил Райли.Вас в машинное вызывают.
Инженер-механик стиснул кулаки, но вовремя сдержался.
Ах ты, нахал!вырвалось у него. Но он тут же опомнился и ровным голосом произнес:Утром явитесь к старшему офицеру за взысканием. Вы мне за это заплатите, Райли!
Ничего не выйдет.
«Чтоб ему пусто было,в ярости подумал Додсон.Еще и ухмыляется, наглец»
Это почему же?спросил он с угрозой.
Потому что вы обо мне не станете докладывать.Райли, похоже, испытывал несказанное удовольствие от беседы.
Ах, вот оно что!Додсон быстро оглянулся. Губы его сжались. Он осознал, как он беспомощен здесь, в этом темном тунмеле. Поняв вдруг, что должно сейчас произойти, он взглянул на крупную, зловеще ссутулившуюся фигуру Райли. «И ещё улыбается,подумал Додсон.Но никакая улыбка не скрасит это уродливое звериное лицо. Улыбка на морде тигра» Страх, усталость, постоянное напряжениевсе это творит с людьми ужасные вещи. Но их ли вина в том, во что они превращаются, а также в том, какими рождаются на свет?.. Если сейчас что-то случится, то прежде всего по вине его самого, Додсона. Стармех помрачнел, вспомнив, как Тэрнер назвал его самым последним олухом за то, что он не захотел отправить Райли за решетку.
Ах, вот в чем дело?повторил он негромко. Повернувшись лицом к кочегару, он крепко уперся ногами в блок подшипника.Это тебе с рук не сойдет, Райли. Можешь схлопотать двадцать пять лет каторги. Попробуй только
Да черт побери!раздраженно воскликнул Райли.О чем вы толкуете, сэр? Пейте свой кофей поживей. Не слышали, вас в машинном ждут!повторил он нетерпеливо.
Додсон как-то обмяк и стал неуверенно отвинчивать крышку термоса. У него вдруг появилось странное чувство: словно все происходит не наяву, а во сне, словно сам он зритель, посторонний наблюдатель, не имеющий никакого отношения к этой фантастической сцене. Голова все ещё страшно болела.
Скажите, Райли,сказал он негромко,почему вы так уверены в том, что я не подам на вас рапорт?
Да подать-то вы можете,снова повеселел Райли,только завтра меня самого в каюте у старпома не будет.
То есть как такне будет?Это был полувызов, полувопрос.
А так,усмехнулся Райли.Потому как старпома не будет, да и каюты тоже не будет.Блаженно потягиваясь, кочегар сцепил на затылке пальцы рук.Вообще ничего не будет.
Не столько слова, сколько интонация, с какой они были сказаны, заставила Додсона прислушаться. Он вдруг сразу понял, что, хотя Райли и улыбается, ему вовсе не до шуток. Додсон с любопытством взглянул на кочегара, но ничего не сказал.
Только что по трансляции выступал старпом,продолжал Райли.«Тирпиц» вышел в море. В запасе у нас всего четыре часа.
Эта простая фраза, сказанная без всякой рисовки, желания произвести впечатление, исключала всякое сомнение. «Тирпиц» в море, «Тирпиц» в море, твердил Додсон мысленно. У них осталось четыре часа. Всего четыре часа Инженер-механик даже поразился спокойствию, с каким он сам отнесся к этому известию.
Ну, так как?озабоченно спросил Райли.Пойдете вы или нет? Кроме шуток, сэр. Вас вызывают срочно!
Врешь!произнес Додсон.А кофе зачем принес?
Для себя.Улыбка исчезла с лица Райли, оно стало хмурым и сосредоточенным.Просто я решил, не худо бы вам хлебнуть горяченького. Видок-то у вас не ахти какой А в машинном вас поставят на ноги.
Вот туда-то ты сейчас и пойдешь,ровным голосом произнес Додсон.
Райли и виду не подал, что это относится к нему.
А ну, Райли, живо!сухо проговорил Додсон.Я вам приказываю!
Да отгребитесь вы от меня!раздраженно сказал кочегар.Я остаюсь. Неужели для того, чтоб держать в руках вшивую масленку, обязательно иметь три золотые сопли на рукаве?прибавил он презрительно.
Пожалуй, не обязательно.Тут корабль сильно качнуло, и Додсон, не удержавшись на ногах, ткнулся Райли в бок.Извините, Райли. Похоже, начинает штормить. Значит, это финал.
Что, что?переспросил Райли.
Финал. Конец то есть. Всякая дальнейшая борьба не приведет ни к чему Послушайте, Райли,проговорил он вполголоса,что вас заставило прийти сюда?
Я ж вам говорил,сокрушенно вздохнул Райли.Грайрсон. То бишь, лейтенант Грайрсон послал меня.
Что вас заставило прийти сюда?продолжал стармех, словно не слыша слов Райли.
Это мое гребаное дело!с яростью в голосе ответил Райли.
Нет, что вас сюда привело?
Да оставьте вы меня в покое, ради Бога!закричал кочегар. Голос его гулким эхом отозвался под сводами туннеля. Неожиданно он в упор посмотрел на офицера и, кривя рот, проговорил:Сами, что ли, не знаете, черт бы вас побрал?
Прикончить меня хотели?
Райли пристально поглядел на стармеха, потом отвернулся, ссутулив плечи и низко опустив голову.
Из всех ублюдков на корабле вы один вступились за меня,пробормотал он.Один из всех, кого я знал,медленно, словно в раздумье, добавил он.
Хотя слово «ублюдок» в какой-то мере относилось и к нему, правда в положительном смысле, Додсону стало вдруг стыдно за свое предположение.
Если бы не вы,продолжал негромко Райли,в первый раз меня посадили бы в карцер, а во второйв тюрьму. Помните, сэр?
Вы тогда вели себя довольно глупо, Райли,признался Додсон.
Зачем вы за меня вступились?Верзила-кочегар, по всему видно, был взволнован.Ведь все же знают, что я за фрукт
Так ли? Сомневаюсь По-моему, на самом деле вы лучше, чем кажетесь.
Бросьте мне мозги пачкать,насмешливо фыркнул Райли.Я-то знаю, кто я такой. Уж это точно. Ясамое последнее дерьмо. Все говорят, что я дерьмо! И правду говорятон подался вперед.Знаете что? Я католик. Через четыре часаон оборвал фразу на полуслове.Надо встать на колени, верно?усмехнулся он.Покаяться, а потом надо попросить Как его?..
Отпущения грехов?
Вот-вот. Оно самое. Отпущения грехов. А вы знаете что?раздельно произнес он.Мне на него наплевать, на это отпущение.
Возможно, вам оно и не нужно,проговорил как бы про себя Додсон.Последний раз говорю, ступайте в машинное отделение.
Не пойду!
Старший механик вздохнул, поднял с пола термос.
В таком случае, может быть, соизволите выпить со мной чашечку кофе?
Подняв глаза, Райли улыбнулся и, удачно подражая полковнику Каскинсу, герою популярной развлекательной программы, проговорил:
А воопче-то кто-кто, а я возражать не стану.
Вэллери повернулся на бок, подогнув под себя ноги, и машинально потянулся за полотенцем. Истощенное, слабое тело старика ходило ходуном от надрывного оглушительного кашля, который отражался от бронированных стенок рубки. Господи, так плохо он ещё никогда себя не чувствовал. Но, странное дело, боли он не ощущал. Приступ кашля прекратился. Взглянув на пунцовое мокрое полотенце, Вэллери, собрав оставшиеся силы, с внезапным отвращением швырнул его в дальний угол рубки.
«Вы же на собственном хребте тащите эту проклятую посудину!»невольно вспомнилась эта фраза, сказанная старым Сократом, и командир «Улисса» слабо улыбнулся. Но он сознавал, что никогда ещё не был так нужен на крейсере, как сейчас. Он знал: стоит чуть помедлить, и ему никогда больше не выйти из рубки.
Делая над собой адское усилие, Вэллери приподнялся с койки и сел, обливаясь потом. Затем с трудом перебросил ноги через ограждение. Едва подошвы его ног коснулись палубного настила, «Улисс» вздыбился. Покачнувшись, Вэллери ударился о кресло и беспомощно соскользнул на пол. Прошла целая вечность, прежде чем ценой страшного напряжения ему удалось снова подняться. Еще одно такое усилие, и ему конец.