Настолько хороши, что могут потеснить сыр Варелы?
Возможно, лишь продаваться с ним наряду.
А что потом? Разорение Варелы?
Возможно, сеньор.
Вас, сеньор, это не волнует, а для меня подобные заботыежедневная головная боль А теперь я должен отведать вашего сыра, пока он не растаял.
Сделав вид, будто мне жарко, я снял свой шарф. Незаметно сунув руку в мешок, я нащупал золотой дублон. Когда Ведомир повернулся к сыру, я поместил дублон в шарф.
В пламени свечи сверкнул нож. Ведомир отрезал кусочек сыра и поднес к своему носу. Это было излишним: запах сыра ощущался даже на расстоянии. Затем предатель засунул кусочек в рот и принялся жевать. Его лицо приняло задумчивое выражение. Он посмотрел на меня и отрезал второй кусочек.
А вы ошибаетесь, сеньор, хмыкнул Ведомир, распробовав сыр. Ваш сыр ничем не лучше товара нашего сыродела. Улыбка Ведомира померкла. Его лицо приняло хмурое выражение. Я понял, что разоблачен. Точнее, это и есть сыр старика Варелы!
Ведомир хотел было кликнуть караульных, но я успел накинуть удавку ему на шею. Рука, сжимавшая нож, метнулась вверх, но это не спасло предателя от расправыя застиг его врасплох. Нож Ведомира полосовал шелк потолка. Дублон в «румале» лишал мою жертву возможности крикнуть. Удерживая удавку одной рукой, я отнял у предателя нож и метнул его в подушку. После этого я обеими руками взялся за оба конца «румала».
Глаза Ведомира были готовы выскочить из орбит.
Мое имя Хэйтем Кенуэй, бесстрастным голосом произнес я. Вы предали орден тамплиеров и за это приговариваетесь к смертной казни.
Он протянул руку, безуспешно пытаясь впиться мне в глаза, но я легко увернулся и продолжил наблюдать за тем, как жизнь стремительно покидала его.
Когда с предателем было покончено, я уложил его тело на кровать и подошел к столу. Мне велено было забрать дневник Ведомирадолго искать его не пришлось. Хуан вел его в той самой расходной книге. Я раскрыл последнюю запись, и мой взгляд упал на строчку: «Para ver de manera diferente, primero debemos pensar diferente».
Я снова перечитал эту фразу, тщательно переводя каждое слово, будто только-только начал постигать испанский: «Чтобы видеть мир в ином свете, мы должны научиться мыслить по-иному».
Я постоял, раздумывая над написанным, потом захлопнул дневник и убрал его в сумку, приводя в порядок свои мысли. Смерть Ведомира обнаружат лишь завтра утром. К тому времени я уже буду далеко от Альтеи, держа путь в Прагу, где, встретившись с Реджинальдом, я собирался задать ему пару вопросов.
18 июня 1747 г
1
Речь пойдет о твоей матери, Хэйтем.
Наш разговор происходил в подвальном помещении дома на улице Целетна. Реджинальд и в Праге оставался англичанином: он встретил меня в белых, безупречно чистых чулках и черных бриджах. Разумеется, его голову украшал щедро напудренный парик. Видно, Реджинальд переусердствовал с пудрой, поскольку плечи его сюртука были густо покрыты белым налетом. Он стоял между высокими чугунными светильниками, которые выхватывали из сумрака только ближайшее пространство. На стенахнастолько темных, что они казались черными, горели факелы. Каждый окружало пятно неяркого света. Обычно в разговоре со мной Реджинальд держался непринужденно. Он любил убирать руки за спину, опираясь при этом на трость. Однако сегодня его поза была непривычно официальной.
О моей матери? переспросил я.
Да, Хэйтем.
«Она заболела!» было первой моей мыслью. Меня обдало жгучим чувством вины. Даже голова закружилась. За несколько прошедших недель я не написал матери ни строчки. Я почти не вспоминал о ней.
Она умерла, Хэйтем, произнес Реджинальд, опуская глаза. Неделю назад она упала с лестницы, серьезно повредив спину. Боюсь, она не захотела сражаться за жизнь и сдалась на волю недуга.
Я посмотрел на него. Жгучее чувство вины схлынуло столь же быстро, как накатило, сменившись странным равнодушием.
Прими мои соболезнования, Хэйтем. Обветренное лицо Реджинальда сделалось участливым. Такими же были его глаза. Твоя мать была прекрасной женщиной.
Все в порядке, ответил я.
Мы немедленно отправляемся в Англию. Нужно поспеть к панихиде.
Конечно.
Если тебе что-то нужно, проси без колебаний.
Спасибо.
Отныне, Хэйтем, твоей семьей становится орден. Ты можешь обращаться к нам по любому поводу.
Благодарю.
Чувствовалось, Реджинальду не по себе.
Если тебе захочется облегчить горе в словах, ты знаешь, я всегда готов тебя выслушать, откашлявшись, сказал он.
Его предложение вызвало у меня улыбку, которую я попытался скрыть.
Спасибо, Реджинальд, но у меня нет потребности в беседе.
Что ж, прекрасно.
Повисла долгая пауза.
Задание выполнено? глядя в сторону, спросил Реджинальд.
Хуан Ведомир мертв, если ты это имел в виду.
Его дневник у тебя?
Боюсь, что нет.
Его лицо вытянулось, затем посуровело. Таким я видел его несколько раз, когда он не знал, что за ним наблюдают.
Что это значит? сухо спросил Реджинальд.
Я убил этого человека, поскольку он предал наше дело, не так ли?
Конечно, осторожно согласился Реджинальд, не догадываясь, куда я клоню.
Тогда какая надобность в его дневнике?
Записи, которые вел Ведомир, представляют интерес для ордена.
Почему?
Видишь ли, Хэйтем, у меня есть основания полагать, что предательство Хуана Ведомира распространялось дальше его отхода от нашего учения. Я склонен думать, что он работал на ассасинов. А теперь прошу тебя, скажи мне правду: ты забрал его записи?
Я вынул из сумки дневник Ведомира и молча протянул Реджинальду. Он подошел к светильнику, раскрыл дневник, торопливо пролистал и тут же захлопнул.
Ты читал их? спросил Реджинальд.
Они зашифрованы, ответил я.
Не все, спокойно возразил Реджинальд.
Да, ты прав, кивнул я. Там были отрывки, которые я сумел прочитать. Его мысли о жизни. Я прочел их с интересом. Они меня даже отчасти заинтриговали. Я и представить не мог, насколько философия Ведомира совпадает с тем, чему когда-то учил меня отец.
Вполне это допускаю.
И тем не менее ты приказал мне убить этого человека?
Я приказывал тебе убить предателя ордена, а не просто неугодного лично мне человека. Да, Хэйтем, воззрения твоего отца во многом я бы даже сказал, почти во всем противоречили принципам ордена. Но то, что твой отец не был тамплиером, не уменьшало моего уважения к нему.
Я посмотрел ему прямо в глаза. Может, я ошибался в своих подозрениях?
А чем дневник Ведомира интересен ордену?
Разумеется, не рассуждениями покойного о жизни, улыбнулся Реджинальд, искоса посмотрев на меня. Ты обнаружил в них сходство с рассуждениями твоего отца. Мы оба знаем, какова наша позиция в этом вопросе. Меня в первую очередь интересуют зашифрованные записи. Если я прав, в них содержатся подробности, касающиеся хранителя ключа.
Ключа от чего?
Всему свое время.
Я разочарованно вздохнул.
Вначале нужно расшифровать записи, заметив мою разочарованность, пояснил Реджинальд. И тогда, если мои предположения подтвердятся, мы сможем начать завершающую стадию операции.
Какой еще операции?
Реджинальд приготовился ответить, но я его опередил:
Опять скажешь: «Всему свое время, Хэйтем»? Опять секреты, Реджинальд?
Секреты? с заметным раздражением переспросил он. Ты всерьез думаешь, будто я утаиваю что-то от тебя? Чем я заслужил твою подозрительность, Хэйтем? Может, тем, что взял тебя под свое крыло, способствовал твоему вступлению в орден и придал твоей жизни смысл? Порой ты кажешься мне неблагодарным мальчишкой, да простят мне Небеса подобные мысли.
Однако мы так и не сумели найти Дигвида! воскликнул я, не желая идти на попятную. Никто не обратился к нам с требованиями выкупа за Дженни. Я привык считать, что главной целью наших странствий было напасть на след убийц моего отца и выяснить их мотивы.
Хэйтем, мы надеялись отыскать Дигвида. Это все, что мы могли сделать. Мы надеялись заставить его заплатить за предательство. Наши надежды не оправдались, но это не говорит о тщетности наших попыток и нашей нерадивости. Более того, на меня была возложена забота о твоем воспитании, Хэйтем, и с ней я справился. Ныне тывзрослый человек, уважаемый рыцарь нашего ордена. Полагаю, это ты как-то упустил из виду, обрушивая на меня шквал своих упреков. И потом, не забывай: я надеялся жениться на Дженни. Тобой двигало прежде всего горячее стремление отомстить за отца, и потому неудачи с поимкой Дигвида виделись тебе нашим главным и единственным провалом. Меж тем мы так и не смогли найти Дженни. Конечно, вряд ли тебя посещали мысли о трудностях, которые выпали на долю твоей сестры.