Тогдашний командующий российской армией, не достигший ещё и сорока лет, но уже совершенно седой и на видео казавшийся, очень крупным, человек с фамилией Мусаев, отдал приказ, тем частям армии, которые оставались на дальнем востоке нанести последний удар.
31 марта 2095 года, глубокой ночью из подземных шахт по всему дальнему востоку, а также с земель за уральским хребтом, вылетели ядерные ракеты, новейшие, обороны против которых не было ни у кого.
Ракеты были направлены на весь мир, но устремились только в одну его частьв Европу, вполне может быть, что солдаты европейской армии видели их в небе, подумали, что это кометы, падающие звёзды. Вот только эти звёзды всего через несколько часов стали обрушаться на их дома, испепеляя всё что было создано человеком и природой. По понятным причинам случилась задержка связи между командованием европейской армии и её дивизиями, находящимися в России, однако много времени не понадобилось, чтобы солдаты и офицеры АОЕ всё узнали и осознали, это привело их в настоящее зверское состояние, но изменить ничего было нельзя. Они получили Россию, но навсегда утратили свои дома, семьи и родину.
Россию было принято сравнивать с медведем, мол сила и мощь, однако она оказалась пчелой, которая погибая использовала своё жало, не заботясь о последствиях.
Ни я, ни Светлана не спали в эту ночь, мы следили за тем, что происходит, оказалось, что и у нас в Печоре есть ядерные ракеты, кто-то даже рассказывал будто видел, как они вылетали из своих шахт, верится конечно слабо, но мало ли.
Похоже Светлана теперь не понимала, что делать и как жить, когда старый мир просто куда-то исчез. Кажется, я, когда проснулся и не увидел матери возле противоположной стены чувствовал тоже самое. Было ясно только, что, если мир с трудом удерживал равновесие последние года три, а может и больше, то в эту ночь он со всем грохотом рухнул, а теперь в нас полетят его железобетонные осколки, от которых уже нельзя будет укрыться.
Глава XIV
Вместе с рассветом, так я называю время после восьми утра, потому что во всём мире уже светлеет даже зимой, а у нас ещё чернейшая ночь, я и Светлана отошли от монитора, она молча улеглась спать, даже не выгоняя меня в школу, а я остался предоставлен сам себе не зная, чем заняться. Весь тот день, скорей всего из-за того, что я не спал, прошёл как в тумане, притом время текло аномально быстро, мне казалось даже, что я будто только вышел на кухню, вернулся, а прошло часа три.
Ближе к вечеру моя хозяйка проснулась, и мы снова стали смотреть новости, только уже мало чего происходило, многие сайты о Европе, с европейскими серверами перестали работать, точнее не многие, а все, почему-то работало и очень мало русских сайтов, почти не было трансляций от солдат, только какие-то бредовые домыслы от некоторых местных людей, которые делали стримы, может даже из нашего дома. Мы почти не разговаривали, мне даже было как-то не по себе, что меня никто не обзывает, не заставляет делать какую-нибудь дурацкую работу или не бьёт, Светлана будто потеряла силы, но часть расстройства я в меру своего детского понимания переложил на то, что у неё больше не будет клиентов из Европы, и так хорошо, как раньше мы с ней уже жить не будем.
А раньше люди часто сменялись: одни финансово окрепнув на русском севере уезжали в более южные места России, где даже температура иногда была положительной, другим было нечем платить, и Светлана без раздумий выселяла их, точней люди всегда съезжали сами, не дожидаясь полиции. Полиции-то может у нас в городе уже и было мало, но, если бы вы ей попалисьесть большие шансы отправиться на старую родину. А все, наверное, уезжали со старых мест точно не для того чтобы вернуться.
Мы провели так ещё несколько дней, в начале месяца я всегда ходил за деньгами к квартирантам, и тут как говорят русские: «Война войной, а обед по расписанию», поэтому и эти апрельские деньки не стали исключением. Обычно я справлялся за несколько часов, как всегда укутавшись в тряпье, которое кажется носили ещё первые славяне, заселившие эти земли, я пошёл выполнять свою работу, сходив в первую квартиру, и снова вернувшись на улицу я, кажется, первый раз в жизни подумал, что мне жарко, я знал это слово, но ещё не испытывал такого. Спина была мокрой, намокли волосы под шапкой, моя одежда казалась ужасно тяжелой, даже ноги потели, я думал, что снова заболел, потому что всё что я помнил о своей болезни в семь лет, так это то, что я постоянно потел, а тут было как-то не так, даже приятно, но это всё равно вызывало внутри необъяснимую тревогу.
Идя во вторую квартиру, к людям, которые были так же из Европы, но судя по их почти чистому языку, приехали задолго до моих родителей, мой путь пролегал через площадь с часами, на которых ещё и показывалась температура. Я даже остановился пересмотреть, то ли я вижу, или у меня уже миражи, как у умирающих от жажды в пустыне. Но действительно, температура была всего лишь минус семь градусов, даже летом всего пару раз теплело до минус десяти, а тут семь. На радостях, будто температуру поднял лично я, я размотал тряпки на своём лице, и чуть ли не бегом рванул дальше, придерживая карман, в котором были деньги. Может быть радость моя заключалась в том, что я застал такой такую теплоту, мол потом, в будущем, буду рассказывать людям, что я пережил день, когда было всего лишь семь градусов мороза.
А на улице становилось всё теплее, медленно, но постоянно, и чем больше было тепла, тем меньше было интернета. К середине апреля он перестал работать совсем, тогда мы не знали с чем это связано, но потом выяснилось, что европейские солдаты крушили на своём пути всё, и, если я раньше я читал о том, после такого мощного ядерного удара они ослабнут, мол никакой поддержки, ни оружия, ни продовольствия. Жизнь показала, что тот, кто об этом писал явно не учёл, что у них захвачено несколько крупных стран, где всего предостаточно, в добавок ещё и есть оружейные заводы. Правда несмотря на это от армии у европейцев уже оставалось только название: скорее это уже были миллионы мародёров, диких и яростных зверей, которые хотят только убивать. Что они и делали, да и их основная цельдобыть место и ресурсы для жизни потеряла значимость, так как добывать их не для кого.
Теперь я, как и весь наш город, питался только слухами о местоположении вторгшейся армии, и чем ближе она была к нам, тем больше было рассказов о их зверствах, говорили, что врываясь в город, они вешают всех русских, некоторых режут ножами, потому что у них проблемы с патронами, и мол в ход поэтому и идёт в основном холодное оружие, часто забивают до смерти, это такое развлечение, убивают хозяев квартир и говорят иностранцам-арендаторам, что теперь это их собственность, говорили, что даже некоторые группировки берут себе русских рабов, причём они вообще не понимают разницы между русским из России и русскоговорящим, как бы тот внешне не выглядел. Всё это было ничем не подтверждёнными слухами, но они тоже скорей всего взялись не из воздуха.
Так же слухи постоянно окружали и другую сторону этой войныармию Мусаева, это уже не армия России, потому что России-то и нет. Главнокомандующий скрывался где-то за уральскими горами, и там сидит он мол потому, что собирает как можно более многочисленную армию. Прямо сейчас у него несколько сотен тысяч человек, но будет и больше, много техники, почти вся она там за Уралом, а также там почти все военные заводы, и как только он соберёт достаточно сил, он перейдёт к западу от гор и выбьет европейцев, которые теперь совсем не централизованы, действуют маленькими группами, размер которых редко превышает тысячу человек. Кто их видел? Кто их считал? Ну что же тут говорить, верили даже взрослые, а тем более я в свои десять лет.
Только не происходило совершенно ничего, я даже снова стал ходить в школу. Помимо того, что у Светланы больше не осталось квартирантов, уезжая съёмщики часто говорили мне, что будут ехать на захваченные южные земли, которые теперь принадлежат европейцам, одна семья, что жила во второй квартире даже звала меня с собой. В тот момент я почему-то уверенно ответил нет, и тогда в моей голове были какие-то очень веские доводы в пользу такого решения, но вспоминая позже я вообще не могу увидеть ни одной зацепки, почему я просто не уехал с теми людьми, молодыми, такими же нерусскими, как и я, причём ехать туда где тепло, где правят люди, можно сказать, из моей страны. Наверное, тогда я уже посчитал себя слишком русским, хотя в те времена скорей всего даже от акцента не избавился. К концу мая и слухи стали стихать, я закончил очередной школьный год, на каникулах Светлана собиралась отправить меня куда-то работать. Мол теперь моя очередь добывать деньги. Я не ныл и согласился, потому что был второй вариант: понныть, получить алюминиевой палкой и всё равно согласиться.