Пошляк ты, Кадыров, поморщился Мещеряков. Ничего святого.
Выпили. С улицы донесся сопровождаемый лошадиным фырканьем скрип подъехавшей телеги.
Вот и он, сказал Мещеряков.
Пес, звеня регалиями, кинулся к дверям.
Шериф, назад! приказал хозяин.
Собака послушно вернулась на место возле хозяина. На крыльце, потом в сенях раздались гулкие шаги. Дверь отворилась. Вошел Овчинников.
Добрый вечер, господа, сказал он, потирая озябшие руки.
Мещеряков кивнул, поднялся, жестом пригласил гостя к столу. Овчинников сбросил шинель и шлем на лавку, подошел.
У нас праздник, сказал есаул. Шерифу три года.
Он налил водки в пустую кружку, придвинул ее Овчинникову.
Я не предупрежден, сказал тот. Неловко без подарка.
Ничего, успокоил Мещеряков и притянул к себе пса.
Забренчали на ошейнике награды. Во взгляде Овчинникова отразилось изумление.
Я подарил ему сегодня все, что заслужил за три войны, отвечая на немой вопрос, серьезно сказал есаул.
Это не лучшая из шуток, поморщился гость.
Ну, о ваших-то шуточках я наслышан, усмехнулся Мещеряков. Одни расстрелы под Моцарта чего стоят. А я не шучу. Шериф единственный, кто не предаст.
На этот раз есаул не кривил душой и не рисовался. Он говорил чистую правду. Шериф в самом деле был единственным живым существом, которому он беззаветно верил и которое по-настоящему любил. Родители Мещерякова умерли от тифа, братьев и сестер не было, мужской дружбы он не признавал, женщин глубоко презирал. Впрочем, презирал и ненавидел он не только женщин, а всех без исключения людей. Да и вообще есаул считал, что человек трагическая ошибка природы. Никогда не появлялось на земле создания более гнусного. Любое живое существо, кроме человека, ведет себя естественно: добывает пропитание и заботится о безопасности своей и своих детенышей. Ни один хищник, даже самый коварный и свирепый, не убивает, когда сыт. И только человек, словно в насмешку названный венцом творения, постоянно губит себе подобных из жадности, зависти, властолюбия. Лишь человек бессмысленно уничтожает природу и животных, уродует и разоряет все вокруг, неся с собой смерть и запустение. Вот почему классическую формулу «все живое разумно» Мещеряков считал совершенно неверной в отношении человека. Поскольку существование этого гнусного создания приносит только вред, человек неизбежно вымрет, исчезнет с лица земли, как исчезли некогда игуанодон и птеродактиль, и его исчезновение станет высшим торжеством правды. Так какое же ощущение, кроме омерзения и ненависти, мог вызвать человек у есаула? И вправе ли сравниться то жалкое, фальшивое, неверное, что принято называть человечьей преданностью, с безоглядной воинствующей преданностью Шерифа, готового в любой момент без колебаний отдать за хозяина жизнь?..
Мещеряков поднял свою кружку и выжидательно посмотрел на Овчинникова.
Что ж Овчинников тоже поднял кружку. Тогда за верность, первую из добродетелей!
Великолепный тост, сказал есаул.
Овчинников выпил до дна, поставил кружку и, помолчав, сказал:
Я ничего не принес Шерифу. Но у меня подарок для вас.
Мещеряков тоже выпил до дна и спокойно сказал:
Если вы об эшелоне я знаю. Мы вырежем охрану и взорвем состав на мосту. Там глубоко, и течение сильное. Никто не спасется.
Я о другом, сказал Овчинников. Вывести из тюрьмы одного Синельникова невозможно
Он сделал паузу, выжидательно глядя на Мещерякова. Лицо того словно окаменело.
но можно освободить сразу всех заключенных Воскресенской тюрьмы и одновременно уничтожить всех красных в городе, невозмутимо продолжил Овчинников. Тогда и Синельников ваш!..
Лишь теперь Овчинников сел на скамью, откинулся на спинку. Мещеряков, не сводя с него настороженного взгляда, уселся напротив. Кадыров, по обыкновению недоверчиво глядя на Овчинникова, устроился рядом с есаулом.
Осечки быть не может, я продумал все, спокойно проговорил Овчинников. Сейчас я изложу свой план. Возникнут сомнения, не стесняйтесь.
Мещеряков, не сводя с Овчинникова глаз, смешал карты неоконченного пасьянса и стал тасовать колоду.
Итак, ваш человек, напившись в городе, кричит обидные для власти слова, начал Овчинников. Его забирают в ЧК для проверки. Протрезвев, он якобы со страху выбалтывает, что служит у вас порученцем, что вам известно об эшелоне и что в ночь на пятницу ваш отряд взорвет его вместе с мостом. Камчатов не удивится вашей осведомленности. Важину и мне он говорил, что в городе у вас есть уши. А такого верного случая расправиться наконец с вами красные не упустят.
Баранов с двенадцатью саблями не рискнет напасть, сказал есаул. Мы вырубим их в четверть часа.
Все верно, Овчинников кивнул, усмехнулся. Именно поэтому у красных один выход: на одну ночь придать Баранову весь мой взвод охраны.
Не считайте их полными идиотами, поморщился Мещеряков. Обнажить тюрьму с государственными преступниками?.. Он отрицательно покачал головой.
Камчатов так вас боится, что уже приказал мне снять с тюрьмы десять человек, сделав ударение на слове «уже», спокойно сказал Овчинников. Это на всякий случай, для страховки. Так неужели они не снимут остальных, зная о вашем нападении точно?
Ночь без стражи? Есаул уже колебался.
Попытайтесь встать на их место и вы увидите, что риск минимальный, сказал Овчинников. Октябрь, смеркается рано, светает поздно. Взвод уйдет вечером в темноте и к рассвету вернется. Никто этого не заметит. Но даже этот минимальный риск тысячу раз оправдан: покончить с вами внезапным ударом. Камчатов только об этом и мечтает. Ведь в открытом бою у него никаких шансов.
Гм Ну, предположим. Есаул стал раскладывать новый пасьянс. Предположим, взвод уйдет. Дальше что?
Дальше кроме Важина, в тюрьме останутся лишь шестеро надзирателей, по двое на этаж, и четверо часовых на вышках, сказал Овчинников.
Все равно одному Важину с ними не справиться, а штурмом тюрьмы не взять. Мещеряков говорил, не поднимая головы от карт. Численное превосходство хорошо в поле.
Штурма не будет, существует военная хитрость, сказал Овчинников. Пока красные ждут у Шмаковки, вы в темноте подойдете к тюрьме. Часть ваших людей оденется красноармейцами и изобразит конвой. Другие спрячут оружие под шинелями и сыграют пленных. Важин без хлопот впустит отряд во двор. Останется перебить часовых и надзирателей и раздать освобожденным офицерам оружие из тюремного цейхгауза. Его там воз. Любого. Сам видел.
Мещеряков продолжал молча раскладывать карты. Потом, не поднимая глаз от пасьянса, кивнул:
Пожалуй.
Лицо Кадырова было совершенно бесстрастным. Он смотрел на Овчинникова, не отрываясь и не произнося ни звука.
И вот на красных у Шмаковки навалится уже четыреста пятьдесят человек с трофейными пулеметами, спокойно продолжал Овчинников. Дел на десять минут. После этого ничего не помешает взорвать мост с эшелоном. Вот и все. В отличие от вашего пасьянса мой не может не сойтись.
И мой сошелся. Мещеряков смешал карты и поднял глава на Овчинникова. К удаче. Он улыбнулся. Как вы додумались?
Я закончил академию генштаба и шесть лет воевал сначала с немцами, потом с красными, сухо объяснил Овчинников. Когда Камчатов сказал об эшелоне, я понял: вот она, удача!
Кадыров передернул плечами и, кивнув на Овчинникова, со злой усмешкой сказал Мещерякову:
Он так рассчитал за красных, будто с ними советовался.
Есаул расхохотался.
Просто, как все гениальное, весело сказал Овчинникову. Дети природы дьявольски проницательны: инстинкт вернее формальной логики.
Овчинников, не глянув на Кадырова, брезгливо поморщился:
Предпочитаю все же формальную логику. Она для белых и для красных одна. Разумеется, ваше дитя природы о ней не слыхало. Последовал пренебрежительный кивок в сторону Кадырова. Жаль, что вы с ним играете на равных.
Полно, господин Овчинников, неужели вы обнесены чувством юмора? примирительно сказал Мещеряков.
У нас не партия в покер, я не расположен шутить, зло парировал Овчинников. Надоели дурацкие ловушки. Думал, что после фальшивого расстрела вы угомонились. Вижу, что ошибся.