Нипилынкив осторожно разгрёб пепел. В пещере стало ещё неуютнее, холоднее и темнее. Ещё назойливее ощущалась холодная сырость.
«Нельзя унывать! приказал себе Нипилынкив. Надо работать. «Работа гонит тяжёлые мысли и коротит время», опять повторил он слова дедушки.
Ещё чай будем пить, пообещал мальчишка Лангеньку.
Он готовил и готовил стружку. Стремясь растянуть это занятие, строгал всё тоньше и тоньше.
«Хороший нож подарил дедушкаострый». Нипилынкив представил деда, как тот сейчас тоже сидит у очага в своей яранге и тоже, наверное, строгает. Он обычно так поступал, когда бывал чем-то недоволен или обеспокоен. А чичине в душе радоваласьпосле такого приступа дедушкиного гнева стружек для очага хватало на целую неделю.
«Дома сейчас все об оленятах думают Успел ли отец укрыть их?»
Нипилынкива передёргивало от холода. Мальчишка по себе представлял, как худо сейчас маленьким олешкам. Подумать только, совсем недавно в интернате он даже скучал по непогоде: ему нравилось и в пургу и в дождь выбегать раздетым на улицу. Встанет навстречу ветруи на душе веселей: будто привет из тундры получил. А теперь вот вновь нестерпимо захотелось огня, тепла
Нипилынкив порылся у пояса и достал коробок со спичками. Опять потряс. Они уже пели громче, но от этого не становилось радостнее, а наобороттревожнее. Он пересчитал спички: маловсего двадцать. Взял одну, покрутил её пальцами и остался доволен, стерженёк толстый, головка бугристая, значит, с красной серой. Правильно сделал, что купил именно такие, надёжнее! Отец других и не признавал.
Нипилынкив опять вытащил нож и, поставив остриё поперёк стерженька, осторожно нажал. Но лезвие пошло вбок. Тогда он подлез ближе к выходу и на струйке света начал искать спички поровнее. Отобрал десяток и принялся расщеплять их пополам. Теперь у него снова стало тридцатьполкоробка! Нипилынкив прикинул, на сколько ему хватит, если он будет зажигать через каждый час по спичке и только днём.
Сплю я полсуток, то есть двенадцать часов. Выходит, на день мне надо двенадцать штук. А у меня их тридцать, рассуждал вслух мальчишка. Значит, хватит, задумался он на минуту, на два дня и ещё шесть раз зажечь.
Нипилынкив любил арифметику. И в школе легко считал, когда речь шла о понятных вещахо пароходах, о самолётах, о вездеходах, о рыбе. Но в учебниках часто попадались задачи о поездах, движущихся навстречу друг другу, которых он ни разу не видел, о грушах, о курицах, о каких-то глупых утках, которые даже летать не умеют, о зверяхсвиньях, которых нельзя ловить арканом А вот об оленях задач вовсе не было. Ему трудно было поверить, что есть места, где нет оленейкто же кормить будет, где взять мясо, шкуры для зимней одежды, полога для пастушеской яранги, из чего шить торбаса и кухлянки? Нет, без оленя нельзя!
На два дня, и ещё шесть раз зажечь, задумчиво повторил мальчишка. Он аккуратно сложил в коробок всё своё огневое хозяйство и, почувствовав себя значительно богаче, спокойно улёгся спать
Теперь Нипилынкив уже не растапливал снег. Он доставал спичку, чиркал и подносил огонёк к самому носу. Держал в руке, пока она, прогорая, закручивалась чёрным стебельком. Перехватывал за другой конец и дожигал. Нос успевал почувствовать тепло! А следующий раз, через час, такой же «костёр» разводил возле щеки.
Но беспокойство нарастало, время сделалось тягучим-претягучим
На этот раз Нипилынкива разбудила непривычная тишина. Проснувшись, он не мог понять, ночь или день: в норе было совсем темно, не мерцал даже снег, но самое страшноетихо!
«Неужели так занесло? Задохнусь!»Мальчишка, судорожно двигая руками, принялся выбивать снежную пробку у входа. Он что есть силы навалился спинойи вместе с разлетевшимися на части пластинами наста будто сам мир раскололся надвое: тёмный и тесный остался внизу, а сверхуогромный, сияющий: блестело небо, блестел снег, солнечный рассвет покрывал маревом востряки гор О-юю, спускался на сопки, на увалы, поток голубого света лился вниз, в русло Апуки-ваям, растекаясь весенним половодьем по всей долине
Лангенек прыжком врезался в пролом и выскочил наружу. Поднялся и Нипилынкивобмякший, усталый. Вот какпо шею в сугробе!
Однако отпуржило, сказал он, точь-в-точь как говаривал отец. Медленно поднял руки и, откинув малахай, подставил солнцу цвета вороного крыла волосы.
Издали донёсся лай. У Нипилынкива радостно дрогнуло сердце, взобравшись для упора на спину медведя, он осмотрелся. В сверкающей дали по волнистым снегам, по гребням, бежала цепочка собак.
Акко! опешил от удивления пожилой коряк-охотник, поднимаясь с нарты. Он разглядывал почерневшее от копоти и холода лицо путешественника и, цокая языком, внимательно слушал его рассказ. Эмелке, малыш! похвалил охотник. Совсем настоящий мужчина
Лангенек, лая и кружась от радости, бестолково вилял хвостом, видимо, тоже рассказывал собачьей своре на своём собачьем языке со всеми подробностями об испытанных им мытарствахон тоже хотел быть «настоящим».
Суровые псы терпеливо сносили его суетливость. Наконец Лангенек замолчал и, высунув от удовольствия язык, улёгся среди них как равный.
Примечания
1
Керкер меховой комбинезончик для малышей.