Я уеду, а вы останетесь!злорадно повторила Шнырова.Будете тут торчать в своем болоте, а я в Москве! А вы тут с пиявками целуйтесь!
Скорее всего, затянуло илом. В верховьях мог пройти дождь, река могла ночью подняться, принести грязь и глину, похоронить след трицератопса. Надо взять метлу, придти и попробовать
Камень выглядел чистым. Никакого ила. След словно на самом деле вычерпнули. И как?
Вас тут по брови занесет снегом, а я буду по-человечески жить,сообщила Шнырова. Ясно?
Тебе веники нужны?спросил я.
Да радуйся ты сам своим веникам!крикнула Шнырова.Мне не нужны никакие веники!
Шнырова выхватила у меня веник и швырнула его в реку, веник поплыл по течению.
Вытаптывай еще, Годзилла! Топчите тут, хоть утопчитесь! А я в Москву!
Да что там делать-то?неосторожно спросил я.
Шнырова немедленно разбушевалась.
Тебе, конечно, нечего!заявила она.В Москве своих дураков хватает, вы с Дрондихой тут и оставайтесь. Она выучилась трусы шить, и ты учись.
А тебе
А мне от вас на другой берег!перебила Шнырова и кивнула на другой берег Сунжи.
Она плюнула на камень.
Вяжите валенки! Свинарник навсегда!
Шнырова ступила с камня в воду и направилась к другому берегу. Видимо, чтобы наглядно доказать, что берега у нас разные.
Эй, Граф! А почему ты до сих пор карту не составил? У каждой помойки
Само собой, она не помнила, где брод, Шнырова не договорила, ухнула по пояс и стала орать, что ее кусают раки.
Дочь Винни Пуха
Берез много, можно делать березовый сок. Натуральный, а не лимонную кислоту с сахаром. Натуральный березовый сок помогает от сорока болезней.
Можжевельника много. Собирать можжевельник, у нас отличный можжевельник, сухой, синий. Сушеные ягоды можжевельника используются в кулинарии. А еще из них можно делать можжевеловый сахар. Это, кстати, мое изобретениеможжевеловый сахар.
Лен, раньше у нас лен сажали. Садили Возделывали, короче. Всем известно, что изо льна делают трусы космонавтов. Лишь в нашей местности самый мягкий, самый космический лен.
За рекой и за болотами золотой корень. Из него можно делать микстуру для укрепления здоровья, повышения иммунитета и аппетита.
Туманный Лог находится на холме, с него вполне можно кататься на санках, лыжах, сноубордах и плюшках зимой, и на горных велосипедах летом. А по реке сплавляться на катамаранах и рафтах. Голавлей, опять же, полно, а это модная рыба для нахлыста, язь же редок.
К пяти мы втроем собрались в начале улицы Волкова. Тут лежала сосна, сорок лет назад поваленная знаменитым смерчем. На этой сосне жители Лога ждали по вечерам скотину, пасшуюся вдоль Сунжи, за годы ожидания сосна окаменела и отполировалась до матового блеска, теперь на этой сосне мы ждали мам. Раз в две недели к мосту через Сунжу подъезжал ИП Андрианов на старой «шишиге», промышленник из Никольского. Андрианов привозил ситец в цветочки и черный горошек, а забирал семейные трусы, которые шили наши мамы. Шнырова тоже шила, хотя делала вид, что не шьет. Этой же «шишигой» мамы отправлялись в Никольскоев банкомат, на почту, в «Столешницу», в кассу коммунальных платежей и по прочим делам. Обратно мамы возвращались на такси вечером, а мы их ждали. Встречали.
Я сидел, само собой, посередине, Дрондина справа на конце бревна, Шнырова слева. Рядом со Шныровой крутилась Медея, рядом с Дрондиной лежал Бредик. Коза косила выпуклым глазом, пес подрыкивал. Все были начеку.
Сегодня был день Дрондиной, и мы с ней ходили к колоколу.
Я колокол планировал проверить еще по весне, глянуть, как он там, но не собрался, весна выдалась поздней, снег лежал до середины мая, а потом взорвалось лето, от проталин с подснежниками до мать-и-мачехи по солнечным краешкам меньше недели.
А колокол я нашел лет пять назад, мы тогда с мамой бруснику искали, в той стороне отличные брусничники. Брусника любит песок, сосны и солнце, а там не сосны, а кедры, в некоторые годы и шишки вызревают, но в этом нет. И грибы растут, похожие на кедрыкрепкие, еловые и хрустящие. Реликтовая роща.
Мы тогда набрали по полтора ведра, но брусника попадалась все крупнее и крупнее, и остановиться не получалось. Сначала я подумал, что это пень. Он и был похож на пень, ни поляны, ни оврага, я подумал тогда о сморчках, они как раз на таких растут. И брусника на таких селится. То, что это не пень, только вблизи разгляделиз-под мха проглядывала сизая медь. Я ободрал весь мох и под ним оказался колокол.
Мама удивилась. Она про колокол ничего не знала. Нет, раньше она его видела, но всегда думала, что это пень.
Колокол мне почти по плечо, с надписью на старославянском, но прочитать не получилосьбуквы сбиты, или спилены, не просматривались никак. А сам колокол врос в землю глубоко, я ножом пытался подковырять, но колокол сидел глубоко и плотно.
Потом я взобрался на тополь и погуглил по этой теме. Ничего особо не нашлось, перечня колоколов раньше не велось, тем более не сохранилось их фотографий и описаний, отлить колокол могли и на заводе, и мастера литейные этим занимались, да и сельские кузнецы долго помнили секреты. Так что следов нашего колокола не отыскалось, зато я узнал про другой, из Южи. Там в тысяча девятьсот двадцать втором взорвали церковь, а колокол сбросили и собирались отправить на переплавку. Но местные жители собрались ночью и утащили колокол в поля, а дальше утопили в старом пруду. Так он там девяносто лет и пролежал, недавно достали и повесили на новую звонницу. Вполне может, что и этот пытались спрятать, утянули в лес, хотели закопать, но не успели, так он тут сто лет и простоял, вросший. Хорошая версия, кстати.
А потом я на одном историческом сайте прочитал про новгородский колокол, который созывал к бунту, за что был лишен языка, бит батогами и сослан то ли в Каргополь, то ли в Чухлому. Но до места не доехал, одной ночью таинственным образом исчез, словно улетел бесследно, предполагалось, что его выкрали соратники Марфы Посадницы и укрыли до поры в сумрачных чащах непокорного севера. И там он до сих пор ждет своего часа, и как придет этот урочный час, колоколу бунта вернут язык и поднимут на самую высокую колокольню, ну и дальше все как полагаетсяалаписы, огненная вервь, красное колесо.
Так что это мог быть и бунташный колокол. Пугачевский, допустим, по времени как раз. До Яика от нас, вроде, далеко, однако, Сунжа впадает в Унжу, а по ней пугачевский маршрут как раз проходил. А колокол могли сослать, например, в Макарьевский монастырь, везли, по весне застряли в наших грязях, да и бросили.
Так и врос.
А у отца мрачная версия имелась. Страшная. Он где-то слышал, что раньше колоколом казнили святотатцев. Поднимали колокол, запихивали под него злодея и оставляли там. Злодей начинал откапываться, но не успевал, задыхался быстрее. Или с ума сходил от страха и тесноты.
Пока мы шагали по лесу, я рассказывал Дрондиной про сам колокол и его историческую ценность. Дрондину историческая ценность особо не занимала, ей что Пугачев, что Пугачева. Тогда я по-другому зашел.
А может, это и Пушкина колокол,сказал я.
Ты же говорил Пушкина дуб,Дрондина поглядела на меня с недоверием.Он посадил дуб проездом
В Болдино,напомнил я.
В Болдино. Дуб, причем здесь колокол?
И дуб Пушкина, и колокол,пояснил я.Ты «Капитанскую дочку» читала?
По программе ей еще рано «Капитанскую дочку», но Дрондина любит вперед по литературе забегать. Думаю, она уже класса до девятого дочитала, или до десятого, я у ней и «Мастер и Маргариту» видел.
Читала-читала,хмыкнула Дрондина.Там про колокол ничего нет.
Ну да, ничего. Пушкин не дурак про такое писать, это же всю конспирацию нарушило бы. Ты же знаешь, что он состоял в кружке декабристов?
А еще стрелял из пистолета и дрался на саблях. Или шпагах.
Конечно, знаю,сказала Дрондина.Он ведь и стихотворение про это написал: «Во глубине сибирских руд, храните гордое терпение»
Я испугался, что сейчас она целиком это стихотворение прочитает. Поэтому перебил:
Да-да, все так и есть! Это как раз про декабристов.
Я похлопал Дрондину по плечу. Дрондина вздрогнула. Я вручил ей лопату.
Вот именно!повторил я.Пушкин вроде как изучал историю пугачевского бунта, ездил по пугачевским местам, а на самом деле он не байки всякие собирал, а колокол искал. Декабристы поручили найти, привезти в Петербурги взывать к новому восстанию!