Инга.
Хорошее имя, заискивающе сказала девушка. А меня зовут Вика Виктория Сергеевна.
Вика жевала булку, а Инга мучительно думала, как ей избавиться от этого кино. И тут она вспомнила Лелю. Подружка пришла ей на помощь.
У меня есть подруга Леля, сказала она. Знаете, какая она красивая! Позвать?
Но Вика как бы не расслышала Ингиных слов, она повторяла свое:
Будешь сниматься вместе со знаменитыми артистами, с лауреатами. Усекла?
Инга молчала. Не «усекла».
Соглашайся, Инга, не сдавалась Вика. Я ведь два месяца бегала.
Инга снова взглянула на стоптанные туфли, они как бы подтверждали: бегала! Девушка из кино не дала ей опомниться, она воскликнула:
Прекрасненько!
Решительно открыла свою кондукторскую сумку, словно хотела дать Инге билетик. Но вместо билетика дала ей бумажку с адресом студии.
Держи. Завтра в пять часов будь на студии. Только не подведи. Ты же типаж!
Типаж? переспросила Инга. Что такое типаж?
Но девушки из киностудии уже не былоона исчезла так же неожиданно, как появилась. Только бумажка с адресом подтверждала реальность ее существования.
Новые туфли сносила, пробормотала Инга и вошла в ворота своего дома.
А потом Инга забыла и о девушке из киностудии и о записке.
Вечером отец обнаружил записку. Она лежала в кухне на столе. Инга вынула ее из кармана, когда вернулась из школы.
Что это за бумажка? спросил папа.
Бумажка? Это мне на улице дали чтобы сниматься в кино.
Ты сможешь?
Инга пожала плечами. Папа внимательно посмотрел на нее, словно желая обнаружить в дочери какие-то перемены, и пошел в ванную стирать. Над тазом поднималась мыльная пенацелое гнездо мыльных пузырей.
Неожиданно пана вышел из ванной, на ходу вытирая руки о фартук.
Слушай, а это должно быть интересносниматься в кино? спросил он у дочери.
Не знаю, отозвалась Инга.
Вот и узнаешь.
Ингу удивило, что обычно молчаливый, тихий папа вдруг оживился и голос его зазвучал иначе:
Вот и узнаешь! Там интересные люди. Артисты! Он положил дочке руку на плечо и заглянул ей в глаза:Может быть, у тебя откроется талант?
Она сказала, что я типаж. Это хорошобыть типажом? спросила Инга.
Конечно, хорошо, не задумываясь, ответил папа, иначе бы тебе не дали этого. И он победоносно потряс над головой бумажкой с адресом.
3
Странное чувство овладело Ингой, когда она, сжимая в руке бумажку с адресом, шла с папой на киностудию. Порой ей казалось, что едва она переступит порог этой таинственной студии, как увидит маму. Она представляла себе, как мама воскликнет: «Инга, доченька!» И как она, Инга, прижмется лбом к теплому плечу матери. Все будет, как прежде. Инга слышала голос мамы и чувствовала тепло ее плеча. И ускорила шаги. Вдруг мама ждет?
Посыпал снег. Сухой, редкий, похожий на легкие перышки. Инга не заметила, как ее шапка и плечи стали белыми от холодных перьев снега. И как изменился город от этого случайного, преждевременного снега.
Папа шел рядом молча. Несколько раз он спрашивал прохожих, как пройти на студию. Они с Ингой словно очутились в незнакомом городе, на незнакомых улицах со странными названиями.
Вы не знаете, где здесь киностудия?
Киностудия? переспросил высокий мужчина и остановился перед Ингой.
Девочка подумаласейчас он засмеется. Мужчина не засмеялся, только внимательно посмотрел на нее, словно на всякий случай хотел запомнить: вдруг она станет известной артисткой?
Право, не знаю. Я не здешний.
Кто же здесь, в конце концов, здешний? Может быть, этот парень в спортивной куртке на «молнии», что идет, шаркая кедами, по мостовой?
Хочешь стать артисткой? сказал он.
Нет, ответила Инга.
Зачем же тебе киностудия? У тебя мать там?
Девочка ничего не ответила, только исподлобья посмотрела на парня и наморщила лоб, словно он сделал ей больно.
Третья улица направо, сказал парень. Я знаю. Снимался в массовке. Три рубля в день.
И он зашаркал кедами, оставляя на занесенной мостовой длинные лыжные следы.
Инге расхотелось идти на студию, где платят три рубля в день. Она почувствовала холодное отчуждение. Наверное, там все не настоящееи дома, и леса, и дворцы. И артистыне настоящие герои, а только изображают настоящих. И мамы там не будет. Надо разорвать на мелкие части бумажку с адресом. Но рядом был папа, и какая-то непонятная сила влекла ее вперед и не давала разорвать бумажку. Это была надежда. Маленький, слабый огонек, который если загорится в человеке, то уже погасить его не под силу даже урагану.
«У тебя мать там работает?»
«Нет, нет, нет! Моя мамаврач скорой помощи! Она мчится на помощь людям. Когда им плохо. Когда они нуждаются в помощи. У нее белый халат и чемоданчик, резко пахнущий лекарствами. А я никакая не артистка. И никогда не буду артисткой. Я буду как мама. Только бы скорее вырасти, и только бы ее халат стал мне впору. Он висит в шкафу и ждет, когда я вырасту».
Неожиданно перед ними возникло большое серое зданиекиностудия. В просторном вестибюле сидело много детей с мамами и бабушками. Папа и Инга в нерешительности остановились посередине, не зная, что делать дальше.
Вы на пробу? спросила их маленькая бабушка, рядом с которой сидела рослая полная девочка. Надо здесь ждать. Садитесь.
Хорошо, пробормотал папа.
Старушка подвинулась, давая папе место, но как раз в этот момент появилась Вика.
Наконец-то! Здравствуй! Ты с отцом? Здравствуйте! Вика протянула руку отцу. Виктория Сергеевна.
Василий Прокофьевич, сказал папа, своей большой рукой осторожно пожимая маленькую руку Вики. Вот мы
Идемте скорее, а то Карелин ждет и ругается.
Идемте, идемте, согласился папа.
И все трое решительно зашагали по лестнице. А сидевшие в вестибюле враждебно смотрели им вслед.
Счастливая, вздохнула крупная девочка.
Почему без очереди? послышался чей-то недовольный голос.
Наверное, есть связи знакомый режиссер, отозвалась женщина с копной желтых крашеных волос.
Может быть, у нее талант? вставила слово ее соседка, удивительно похожая на девочку, сидящую рядом с ней.
Талант! вспылила желтоволосая. Вы посмотрите на ее лицо!
Последних слов Инга не слышала. Она с папой уже поднималась по лестнице.
Режиссер Павел Карелин был худой, длинный и бородатый. Борода мешала ему улыбаться, заслоняла улыбку. Но Инга по глазам чувствовала, что он улыбается. Зачем только он отрастил бороду? Чтобы казаться старым? Или чтобы никто не замечал, когда он улыбается?
Здравствуй, Инга, сказал режиссер.
Откуда он узнал, что ее зовут Инга?
Здравствуйте, прошептала девочка, машинально согнула в коленях ноги и распрямилась. Это мой папа.
Режиссер назвал свое имя и протянул папе руку.
Вы садитесь в кресло. Курите. А мы с Ингой поговорим.
Да, да, согласился папа. Спасибо. Может быть, я покурю в коридоре?
Но, повинуясь режиссеру, опустился в кресло, достал сигарету. Спичек, правда, у него не оказалось. Но тут перед ним возникла Вика. Она щелкнула зажигалкой, зажатой в кулаке, и поднесла огонь к кончику сигареты.
Не стоит беспокоиться, сказал папа, однако охотно воспользовался огнем.
А Вика уже снова исчезла.
Ты любишь землянику? спросил режиссер Ингу, когда они остались одни.
От этого вопроса сразу запахло сладкой земляникой. Так после леса пахли мамины руки. А подушечки пальцев были розовыми от ягодного сока.
Люблю, ответила Инга и покосилась на дверь.
А я больше люблю чернику, признался режиссер. И девочке показалось, что борода у него не настоящая, а приклеенная. И если сорвать бороду, то он окажется молодым-молодым, совсем мальчишкой. Я больше люблю чернику, хотя от нее зубы и язык становятся черными. Помнишь?
Инга кивнула.
И еще я люблю, продолжал режиссер, растереть между ладонями зелень можжевельника. Тогда от рук долго пахнет хвоей.
Запах земляники незаметно улетучился, и в комнате запахло смолистой хвоей. Инга увидела лес. Почувствовала под ногами мягкий, слегка пушистый мох. Потом лес кончился, и она увидела луг с белыми колесиками ромашек. Эти колесики от ветра катились по всему полю. А мама наклонялась и собирала их в букет. От ромашекот желтых кружочков в серединепахло медом. Так же, как от больших банок в бабушкином буфете.