*Автор ссылается на одну из богатейших семейных династий США, по рейтингу журнала Форбс. Основатели сети магазинов Уолмарт и/или на Длительный американский телесериал «Улотоны» 1972-1981 гг. Сюжет сериала был сосредоточен на семействе из сельской местности в Виргинии во времена Великой депрессии и Второй мировой войны.
*Представитель младшего поколения Уолтонов, Джой Бой, поступает в колледж, чтобы осуществить заветную мечту и стать писателем.
* J.W. - сокращение от полного имени John Wesley.
Глава 4
Север
Прошлое
Кингсли в тишине обедал с остальными мальчиками, занимая рот едой, чтобы ни ухмылкой, ни улыбкой не выдать своего знания английского. Он до конца не был уверен, как долго сможет разыгрывать эту шутку, даже не был уверен зачем он это делает. Но сидя в столовой, за черным резным дубовым столом, с мальчишками слева и священниками справа, Кингсли пытался решить, какой грех он совершил, чтобы заслужить этот ледяной ад на земле.
Он хотел бы винить Кэрол, которая возглавляла группу поддержки в его старой школе. Блондинки были его слабостью. Или Дженис, которая пела национальный гимн на каждом домашнем матче. Со своим сопрано и рыжими волосами она не казалась лишней в списке его «побед». Сьюзан Элис и его голубоглазую Мандолин, длинноволосую дочь убежденных хиппи... начиная с августа и до каникул ко Дню Благодарения, он перетрахал три дюжины девушек в своей маленькой школе в Портленде. Но он не мог обвинить ни одну из своих подружек за его ссылку в эту тюрьму. Он винил их парней.
От природы сильный и быстрый, Кингсли знал, что он мог справиться с любым из мальчиков его школы, который бы напал на него. Но семеро сразу? Никто не смог бы убежать от такого. И он не смог. Он полз.
Он прополз пару шагов, прежде чем отключиться в луже крови, вытекшей из пореза над его сердцем. Этот порез, вероятно, и спас ему жизнь. У него остались совсем отрывочные воспоминания из инцидента, случившегося за стадионом, но нож он помнил хорошо. Когда появился нож, даже мальчишки, которые пинали его ногами, били кулаками, харкали в него, пока он пытался подняться на ноги, отступили на шаг. Мальчик с ножом, Трой, не был ничьим бойфрендом. Хуже, он был братом, старшим братом Терезы и он опекал свою сестру очень серьезно. Он вытащил нож и полоснул Кингсли по сердцу. И только тогда другие мальчишки оттащили Троя и бросили истекающего кровью Кингсли на земле, избитого и окровавленного, но живого.
И теперь, обводя взглядом столовую и не видя ничего кроме других мальчиков возрастом от десяти до восемнадцати, высоких и низких, упитанных и худых, красивых и, к сожалению, нет, ему хотелось вернуться в то мгновение за стадион и шагнуть навстречу ножу, а не от него.
Он тяжело вздохнул, делая глоток чая, отвратительную дрянь, на самом деле. Он скучал по тем дням, когда его родители давали ему вино к ужину.
- Знаю. На вкус, как моча, да? - послышался из-за плеча голос отца Генри.
Кингсли уже было кивнул в знак согласия, как вспомнил, что он не понимает по-английски. Обернувшись на голос, он изобразил на лице маску растерянности. Отец Генри указал на чай Кингсли и сделал вид, что его сейчас вырвет. Тогда Кингсли позволил себе рассмеяться. Каждый умел разговаривать на универсальном языке отвращения.
- Пойдемте со мной, мистер Буассоннё, - сказал отец Генри, отодвинув стул Кингсли и указав жестом следовать за ним.Давайте посмотрим, сможем ли мы найти Вам переводчика.
Переводчика? Пока Кингсли поднимался из-за стола, его сердце пустилось вскачь. Отец Генри говорил, что никто в школе не говорил по-французски кроме мистера Стернса. Каждый ученик этой школы, казалось, был в столовой, склонившись над дымящимися мисками томатно-базиликового супа. Каждый ученик, но не Стернс. Не то, чтобы Кингсли высматривал его, наблюдая за дверью и пристально изучая помещение между каждым глотком чая.
Отец Генри провел его в кухню, через стену пара. За громадной черной плитой, молодой священник взмахивал лопаткой для переворачивания пищи в унисон фразе, которую он повторял снова и снова. Создавалось впечатление, будто слова его - музыка, а лопаткадирижерская палочка.
- А теперь повторяйте Вы: Você não terá nenhum outro deus antes de mim.
- Si, отец Альдо,слова раздались из-за стола, в нескольких шагах от плиты. - Você não terá nenhum outro deus antes de mim.
Кингсли почти вздрогнул при звуке голоса, элегантного тенора, глубокого и поставленного, но также холодного, отстраненного и далекого. Голос принадлежал Стернсу, белокурому пианисту, которого он увидел, когда сделал два шага вперед и осторожно заглянул за холодильник. У ног Стернса лежала черная кошка, свернувшись в плотный клубок и поглядывая на Кингсли недобрым взглядом своих ярких зеленых глаз. Он наблюдал, как Стернс осторожно потер голову кошки, кончиком ботинка, произнося слова на языке, который Кингсли не узнал.
- Muito bom, - сказал священник, взмахнув лопаткой перед собой и поклонившись.Отец Генри, что вы делаете на моей кухне? Мы уже говорили об этом.
- Мне жаль, что прерываю вас, отец Альдо, мистер Стернс.
- Нет. Вам не жаль. Вы всегда любите, прерывать. Это то, что у Вас получается лучше всего, - ворчал отец Альдо с широкой улыбкой на лице.
Кингсли попытался определить акцент. Бразилец, возможно? Если это так, то это означает, что язык, который учил Стернс - португальский. Но зачем кому-то у черта на куличиках, в штате Мэн, учить португальский?
- Отец Альдо, я прерываю Вас, потому что Вы чересчур много говорите. Я вынужден прервать, если я собираюсь высказаться до заката.
- Солнце село, и все же Вы по-прежнему мешаете.
- Вы перебиваете мое перебивание, Альдо. И я очень извиняюсь за то, что прервал урок мистера Стернса. Но как раз в его лингвистических способностях мы и нуждаемся. Это Кингсли Буассоннё, наш новый студент. Я боюсь, он совсем не говорит по-английски. Мы надеемся, что мистер Стернс сможет помочь нам. Если он сделает одолжение
- Конечно, отец.Стернс закрыл книгу перед собой и встал.
И снова Кингсли был впечатлен ростом блондина пианиста, его невыносимо красивым лицом.
- Буду рад помочь, чем смогу. Разумеется, мистер Буассоннё не нуждается в моей помощи. В конце концов, он прекрасно говорит по-английски. Ведь так?
Кингсли замер, когда Стернс повернулся к нему, произнося эти два последних слова. Отец Альдо и Отец Генри уставились на него в недоумении.
- Мистер Буассоннё? - сказал отец Альдо с характерным для бразильца акцентом. - Это правда?
- Естественно, правда.
Стернс перешагнул черную кошку и встал перед Кингсли. Он должен был испугаться, должен был смутиться. Но, то как он сократил расстояние между ними и этот острый пронзительный взгляд, пробудили другие чувства в Кингсли, чувства, которые он поспешил спрятать глубоко внутри себя.
- Он смеялся, пока вы двое спорили. Он точно знал, о чем вы говорили между собой. Если он говорит по-французски в штате Мэн, он либо из Франции, где он начал изучать английский язык в возрасте семи или восьми, или он из Квебека и, следовательно, по меньшей мере, сносно говорит на двух языках.
Отец Альдо и отец Генри продолжали пялиться на него, в то время как Стернс сверлил его проницательными, серо-голубыми глазами.
- Я, определенно, не из Квебека, - сказал, наконец, Кингсли, гордость в его крови урожденного парижанина победила всякое желание анонимности и безмолвия. - Я из Парижа.
Стернс улыбнулся и Кингсли ощутил, словно его кровь застыла.
- Лжец и сноб. Добро пожаловать в школу Святого Игнатия, месье Буассоннё, - сказал Стернс. - Так приятно видеть вас здесь.
Второй раз за день, Кингсли фантазировал о том, как ступает навстречу ножу Троя, позволяя лезвию погрузиться в его сердце. Наверное, лезвие из настоящей стали причинило бы меньше боли, чем стальное осуждение в глазах Стернса.
- Я не хотел приезжать, - возразил Кингсли. - Я здесь, против моей воли. И я не обязан говорить, если не хочу.
- Вас ждет светлое будущее с цистерцианцами, - сказал Стернс, скрестив руки на груди. - Они тоже принимают обеты молчания. Правда, из соображений благочестия, а не во избежание нежелательного внимания.
- Мистер Стернс, - мягко упрекнул отец Альдо. - Мы можем быть иезуитами, но здесь мы чтим Устав святого Бенедикта*.