Нельзя?
Королевский приказ бормотал отец.
Король не разрешил? выдохнула Инга. Ты пойдешь, а я останусь? Мненельзя?..
Отец отвел глаза:
Нельзя тебе, миленькая Нельзя.
Глава 2. Тайник
Нельзя! Нельзя на выставку, нельзя в город, нельзявон из дворца Да неужели король решил держать ее взаперти всю жизнь? И ладно еще «великий мастер», как отца называют в столице: за его секреты другие механики готовы головы поотдавать. Но зачем королю его дочь? Инга никогда его не видела и не сомневалась, что Его Величество и знать не знает ни как она выглядит, ни как ее зовут. Ну и к чему ее держать на привязи, как собачонку? Кому навредит одна-единственная прогулка?
А что, если король узнал о том, что она хочет сбежать? Но Инга ведь ни одной живой душе об этом не обмолвилась! Кроме Магды, конечно. Но с ней она говорила недавно, а отец ходил на аудиенцию рано утром.
Инга замерла. Ходил?.. Или нет?.. Она бросилась обратно в мастерскую.
Папа что тебе сказал король?
Она подскочила к ящику с Лидией, а отец уже снова возился с ее платьем, хватаясь то за подол, то за манжеты.
Почему мне нельзя с тобой? Ведь ты идешь
Инга дернула его за рукав, и отец вздрогнул.
Ну конечно! воскликнул он.
Он обернулся к Инге, лицо его прояснилось. Она прижала руки к груди. Неужели все-таки есть лазейка? Неужели ее все-таки выпустят?
И как это я сразу не припомнил? выдохнул отец. Она, конечно, повыше Но шелктот самый!
Шелк?.. переспросила Инга.
Он и не слушал. Не думал даже о том, каково ей будет остаться в мастерской одной.
Ну конечно, шелк из Ниаху! Я же с первого жалованья ее нарядил Голубой шелк! бормотал отец. Ну точно же, точно! повторял он, перебирая жеваные банты на животе у куклы. Затянем только корсет посильнее И дело с концом.
Отец
И как же я забыл? Голубой шелк
Отец!
А?
Кукольник все же глянул на нее и подслеповато моргнул. Он всегда так делал, когда смотрел и не видел, потому что мысли его занимало что-то совсем иное.
Ты был у короля? очень тихо спросила Инга.
Отец моргнул снова, и взгляд его снова виновато забегал. Инга выдохнула:
Не был?
Отец только поднял руку, будто хотел что-то ответить, как-то оправдаться, но потом только опустил голову и кивнул.
Не было никакой аудиенции, да?
Кукольник снова кивнул, но на этот раз совсем неохотно.
Пирожочек проговорил он. Ты пойми. У короля столько дел с этой Выставкой, ему не до моих прошений Ты только представь, там пословсо всего мира! Гостей прорва. Таких выставок же еще никто не устраивал Она ведь такая первая. Пойми, Пирожочек, это такое огромное дело Ему просто не до нас.
Скрипнула дверцей своего домика часовая кукушка. Выскочила на пружине, растворила желтый клюв и оглушительно закуковала. На другом конце мастерской забили напольные часы. На верстаке застукали ходики. Отец не увлекался часами, но иногда собирал их, чтобы «прочистить голову», как он выражался.
Он вскочил.
Отправляйте, ну же, отправляйте! Времечко-то, время утекает Лидию не трогать. Остальныхв путь!
«Золотые воротнички» засуетились с удвоенной скоростью вокруг ящиков и принялись приколачивать крышки.
И аккуратнее, милейшие, аккуратнее!
Отец проводил первый ящик, похлопав его по боку, как любимого пса, а потом повернулся к Инге и, не глядя, как-то виновато бросил:
Ты, Пирожочек, побудь пока здесь, а я сбегаю в наше хранилище. Проследи, чтобы Лидию пока не трогали. Ну-ка, Гаспар! Дочь мою не выпускать. Пусть надзирает за работами.
Но отец, послушай! заломила руки Инга. Ты ведь даже не пробовал Ты даже прошение об аудиенции не подавал! Правда же?
Но отец уже не слушал. Он махнул Гаспару и исчез в дверях, протиснувшись перед «воротничками» с первым ящиком. Инга метнулась следом, но дорогу ей преградил лакей из Деревяшек.
Отец не давал своим слугам имен, а Инга их различала по дефектам. Гаспар косил, Фило хромал, а у Эберта не хватало пальца на левой руке. Были еще Луц с Дирком: у одного коленный сустав скрипел, а у другого клинило руку, но Инга сама уже не помнила, кто из них кто. Может, и не было больше никакого Луца и коленом теперь скрипел уже Луц Второй или Луц Третий.
Дай пройти!
Инга набросилась на Деревяшку, но все тщетно. Луцили Дирк, или Эбертпротянул вперед руки и теснил ее подальше от дверей. Инга пинала бестолкового Луца что есть силы, но он сжал свои деревянные пальцы у нее на плечах и хватки не ослаблял.
Пусти!
«Воротнички» тем временем выволакивали коробы с куклами один за другим. Вот ящик с пастухом, а следом коробочка поменьше с его механической овцой: шерсть для нее Инга чесала целую неделю. Дальше короб с воздушным гимнастомему она разрисовывала лицо. Потом скрипучий красавец фазан (оперение целиком сняли с чучела), румяная торговка булочками (под крышкой не видно, но ее телеса Инга набивала конским волосом) и целая вереница одинаковых ящиков с массовкой: крестьяне, детишки, мелкие звери, чтобы на сцене пусто не было
Только теперь она заметила, что одной рукой Луц ее крепко держит, а второй тихонько поглаживает ее по другому плечу. Как будто успокаивает.
А ну оставь меня! воскликнула Инга.
Не хватало еще сочувствия от тупых Деревяшек, когда от собственного отца и улыбки не дождешься Инга вырвалась и, скользнув под очередным ящиком, который «воротнички» подняли и приготовились вынести в коридор, выскочила вон.
Отец не ходил к королю и даже не пытался его упросить Конечно, Его Величеству не до каких-то там дочек кукольника, но разрешениеэто всего секунда. В нем нет ничего сложного или опасного, ее просто не могут не выпуститьв такой-то день! Отец должен сходить к Его Величеству. Да, это не по правилам, не по протоколу, во дворце так не принято, но король не откажет. Просто не может!
В дворцовом подземелье голова поостыла. Пахло плесневелым холодным камнем, воздух стоял плотный, студеный. Шлепая по влажным камням, Инга ежилась.
Отец сюда спускался часто, а вот Инга захаживала только по поручению: принести деталей или выдернуть из запасника какую-нибудь завалявшуюся куклу, которую давным-давно списали, а теперь решили пустить в дело. Вообще-то на складе ничего ценного не хранилось, только детали механизмов, которые не требовали особых условий хранения, старье и мусор, который жалко было бросить в печь.
Барно, старый швейцар, все ворчал, что древесину для изготовления кукол можно было бы тоже спустить в подвалы, вон сколько комнат в хозяйственной части подземелья, целую армию можно втиснуть! Но отец на такое предложение оскорбился, а потом еще долго потрясал руками и иногда вдруг вскрикивал:
Нет, ты только послушай!
Или:
В подвалы!
И добавлял:
Самого бы в подвалы
Древесину для кукол сушили на солнечной террасе у розария, а потом складывали на хранение в тени, все там же, на свежем воздухе, под стеклянным козырьком. Эту древесину специальным заказом привозили с островов Чи-Рино: только там росли белые кедры, с сердцевиной нежной и податливой, идеальной основой для чудесных кукол, и обращаться с таким богатством требовалось со всей осторожностью. Хранить ее в подвалах, конечно, было нельзя.
А вот обыкновенное деревополенья из ясеня или дубаскладывали внизу без опасений. Именно из этих заготовок отец и сбивал своих помощников, от которых теперь уносила ноги Инга. Там же хранились ломаные Деревяшки и те, что по тем или иным причинам не удались или не заработали. Механическую начинку отец обычно вынимал и пускал на других кукол, а вот пустые тела оставлял. Кажется, ему просто жалко было избавляться от собственных творений, какими бы они ни вышли. Еще внизу хранились простые ткани, из которых можно было нашить мундиров или каких-нибудь крестьянских платьев для массовки. И уж конечно, никакого ниахского шелка в запаснике не хранилось и храниться попросту не могло.
Дверь в запасник стояла распахнутой, но Инга отчего-то заколебалась. Она слышала, как возится внутри отец, как что-то грохочет и шуршит за темноватым проемом, но заходить ей сразу расхотелось. Отец приказал своим слугам ее не выпускать. Почему?