Эдит НесбитОсвальд Бэстейбл и другие
Моей дорогой племяннице Антонии Несбит
Ценный предмет искусства
Это случилось вскоре после того, как мы покинули наш скромный дом в Луишеме и поселились в Блэкхите, в доме нашего дяди, который вернулся из Индии. В его доме было полно всевозможных современных удобств, а рядом имелся большой сад и множество теплиц.
Нам преподнесли много потрясающих рождественских подарков. Например, наш папа подарил Дикки печатный станок. Не из тех дешевых, за восемнадцать пенсов, которые никогда не работают, а первоклассныйна таком можно было бы напечатать целую газету, если бы у нас хватило ума выдумать все то, что пишут в газетах. Уж не знаю, как люди умудряются издавать газеты. Это к делу не относится, но все же
Но автор с сожалением понимает, что не рассказывает так, как его училипо порядку. Печатный станок еще не скоро появится в моей истории, поэтому нет никакого смысла задаваться вопросом, что именно мы на нем печатали. Во всяком случае не газету и не стихи моего младшего брата, хотя он и сестры писали массу стихов. Нет, мы напечатали кое-что гораздо перспективнее, как вы сами поймете, если подождете.
В те каникулы мы не катались на коньках, потому что стояла, как говорится, «мягкая погода». Это значит, что было сыро и тепло, и взрослые отпускали нас играть на улице, не волнуясь, в пальто мы или нет, и не заставляя позориться на улице в вязаных шарфах Конечно, если не считать маленького поэта Ноэля, который мог заболеть бронхитом, стоило ему взглянуть на пару мокрых сапог. Но девочки много времени проводили дома, пытаясь смастерить что-нибудь для распродажи. Соседи старшей сестры нашей экономки устраивали в деревне благотворительный базар в пользу бедной церкви, переживающей трудные времена. Ноэль и Эйч-Оу помогали сестрам складывать в пакеты сладости для базарной лотереи, поэтому мы с Дикки остались одни. Мы не сердились на остальных за то, что они ведут такую скучную жизнь, вот только трудно придумать, чем заняться вдвоем, разве что поиграть в «файвз» А у человека, заказавшего виноградные и ананасовые теплицы, буфетные и тому подобное, не хватило ума велеть строителям построить у дома корт для игры в «файвз». Некоторые не думают о самых простых вещах.
Итак, мы играли мячом Дикки, и Освальдто есть ясказал:
Спорю, ты не сможешь перебросить мячик через дом.
На что споришь? спросил Дикки.
Да на что угодно, ответил Освальд. Ты все равно этого не сделаешь.
Мисс Блейк говорит, что заключать париплохо, сказал Дикки, но я считаю, что ничего плохого в этом нет, если только не спорить на деньги.
Освальд напомнил, как в рассказе мисс Эджворт даже несчастная маленькая Розамунда, которой никогда не позволялось делать то, что она хочет, заключает с братом пари, а никто из взрослых и бровью не ведет.
Но я не хочу заключать пари, сказал он. Я знаю, что у тебя ничего не выйдет.
Держу пари на свой мячик, что выйдет, возразил Дикки.
Лады! Ставлю трехпенсовый моток бечевки и воск, которые тебе вчера приглянулись.
И Дикки тоже сказал:
Лады!
А потом он принес теннисную ракеткуа Освальд-то думал, что брат будет кидать рукамиударил ракеткой по мячику, и мяч перелетел через крышу дома и исчез. Но когда мы пошли его искать, то нигде не смогли найти. Поэтому Дикки сказал, что мяч перелетел через дом, и он выиграл. А Освальд решил, что мяч остался лежать на крыше, и Дикки проиграл. И они никак не могли прийти к согласию, хотя ни о чем другом не говорили до самого чая.
Спустя несколько дней большая теплица начала протекать, и за завтраком взрослые спросили, не бросал ли кто-нибудь из нас камни. Но мы этого не делали. Только после завтрака Освальд спросил у Дикки:
Как думаешь, что грозит тому, кто разбивает теплицы мячами для игры в «файвз»?
Ага! Значит, ты признаешь, что мяч перелетел через дом, и я выиграл. Сдавайся! сказал Дикки.
Но Освальд ничего не признавал, он только предположил, что теплицу разбил мяч.
Вы, наверное, заметили, что я говорю то «Освальд», то «я». Дело в том, что я не очень люблю все время повторять «я», «я», «я», потому что я ужасно скромный. Теперь вы будете знать, что когда я говорю «Освальд», я имею в виду себя.
После разговора за столом два или три дня шел дождь, и теплица протекала гораздо сильнее, чем могла бы протекать из-за жалкого мячика для игры в «файвз». Взрослые сказали, что человек, который делал теплицу, схалтурил, и послали за ним, чтобы он все починил.
И вот в назначенный срок явились люди с лестницами, замазкой, стеклом и штуковиной, которая режет стекло настоящим бриллиантом. Нам позволили посмотреть, как они работают. То был прекрасный день, мы с Дикки и Эйч-Оу почти весь его провели на улице, болтая с рабочими. С рабочими очень интересно разговаривать: они как будто знают намного больше о действительно важных вещах, чем джентльмены. Когда я вырасту, я постараюсь быть таким же и не стану вечно толковать о политике или о собаках на службе британской армии.
Рабочие были очень веселыми, и мы поднялись по лестнице, чтобы посмотреть на крышу теплицыконечно, Эйч-Оу не позволили лезть, потому что он слишком маленький и носит сандалии. Когда рабочие отправились обедать, Эйч-Оу пошел посмотреть, не испеклись ли пироги, которые он сделал из кусочка замазки, полученной от рабочего. Он поставил пироги в духовку, как только кухарка отвернулась. Наверное, с Эйч-Оу что-то случилось, потому что назад он так и не вернулся. Итак, мы с Дикки остались вдвоем.
Если бы я смог дотащить лестницу до крыши пекарни, я, наверное, нашел бы свой мячик в водосточном желобе, сказал Дикки. Я точно знаю, что мяч тогда перелетел через дом.
Что ж, Освальд, всегда готовый услужить, помог брату перетащить лестницу к черепичной крыше пекарни, и Дикки заглянул в водосток. Но даже он не смог притвориться, что видит мячик в желобе, а я не сомневался, что мяч не перелетал через дом.
Когда Дикки спустился, Освальд сказал:
Опять облажался!
А Дикки сказал:
Сам облажался! Ты тоже думал, что он там.
И это вместо благодарности Освальду за любезную помощь в перетаскивании лестницы? Несправедливо! Освальд отвернулся, небрежно бросив через плечо:
Думаю, у тебя хватит порядочности поставить лестницу туда, где она была.
С этими словами он пошел прочь. Но у него было великодушное сердцетак однажды сказал дворник, получив от него полпеннии, когда Дикки окликнул:
Брось, Освальд, не будь паршивцем! Он доказал, что вовсе не паршивец, вернулся и помог с лестницей.
Но он сторонился Дикки, пока вся история не забылась благодаря крысе, которую пинчер поймал в огуречном парнике.
Потом звон колокольчика велел всем умыться перед обедом, и нам бы следовало сразу отправиться за стол, но как раз в это время рабочие вернулись со своего обеда, и мы остались, ведь один из них обещал Освальду петли для хорьковой клетки, которую тот собирался мастерить. Пока Освальд разговаривал с этим рабочим, другой поднялся по лестнице. И тут случилось самое захватывающее и ужасное событие, какое я когда-либо видел. В мгновение ока ножки лестницы скользнули по гладким плиткам у теплицы, и наступили долгие, похожие на сон, минуты, когда Освальд осознал, что должно произойти. На самом деле прошла секунда, не больше, ведь никто не успел ничего предпринять, как верх лестницы соскользнул с теплицы, словно срезанное масло, и человек рухнул вместе с лестницей.
Еще никогда в жизни я не чувствовал себя так кошмарно. Рабочий лежал, не шевелясь, вокруг него столпились люди. Нам с Дикки было плохо видно из-за чужих спин, но мастертот, что дал Освальду петлисказал:
Лучше позвать врача.
До рабочих часто не сразу доходит, что от них требуется, и, прежде чем другие сообразили, что делать, Освальд крикнул:
Я позову! и полетел, как стрела, выпущенная из лука, а с ним и Дикки.
Доктор был дома и немедленно явился на зов. Освальду и Дикки велели уйти, но они не смогли заставить себя послушаться, хоть и знали, что колокольчик, должно быть, уже много раз напрасно звал их к обеду и теперь звенел от ярости. Они прятались за углом теплицы, пока доктор не сказал, что у рабочего сломана рука, а в остальном он в порядке. Когда беднягу отправили домой в кэбе, Освальд и Дикки уговорили своего друга-кэбмена позволить им поехать на козлах. Таким образом они выяснили, где живет пострадавший, и увидели, как его приветствует бедная жена.