Завод Лербье был также затронут общим кризисом, поразившим деловой мир, и, несмотря на внешнее благополучие, держался с трудом. Разработка новых изобретений поглотила всю прибыль военного времени. Тем не менее Люсьен рассчитывал на блестящее будущее, расписываясь при заключении брачного контракта в получении пятисот тысяч франков приданого Моники, фактически не выплачиваемых, и внося в общество ЛербьеВиньерэ лишь пятьсот тысяч наличностью. Трансформация азота при умелой эксплуатации будет золотым дном. Этим объяснялось его плохо скрываемое недовольство подозрительной щедростью Джона Уайта, их возможного компаньона. После свадьбысколько угодно А до того времени, по мнению Виньерэ, девушка имеет, конечно, свою цену, но лишь цену патента. Рассуждая таким образом, он был не хуже и не лучше большинства мужчин.
Люсьен уже хотел проститься с Моникой, как та удержала его с мольбой в глазах:
Мама сейчас приедет Вы нас проводите.
В своем невинном порыве она упивалась летящими минутами счастья, как монахиня вечностью. Люсьен, с его решительным выражением лица, мускулистой худобой, агатовыми глазами был для нее всем. Что в сравнении с ним даже признанные красавцыСаша Воланбывший авиатор и теперь чемпион автомобильных гонок, даже АнгинойМакс де Ломлитературный критик новой французской Антологии
Она как раз видела их обоих флиртующими с Жинеттой. Мадемуазель Морен презрительно взглянула на стол Моники. Несмотря на приближавшийся конец базара, он больше чем наполовину был еще загроможден вещами
Ну, сказала она, у тебя дело что-то не идет. А у меня нечего больше продавать.
Нет, есть, запротестовал Саша Волан.
А именно? Что же?
Вот это.
Он указал на увядающую розу за ее поясом. Макс де Лом с двусмысленной улыбкой произнес:
Ваш цветок.
Жинетта захохотала.
Он слишком дорог для вас, друзья мои.
Оба разом воскликнули:
Ну, например, сколько? Назовите цену.
Не знаю. Двадцать пять луидоров. Дорого?
Это даром, галантно ответил Саша Волан. Даю тридцать. Кто больше?
Сорок, произнес Макс де Лом.
Пятьдесят!..
Мадемуазель Морен нашла, что если не цена, то двусмысленная шутка зашла слишком далеко и, отколов цветок, который уже хотел взять Саша Волан, протянула его появившемуся в этот момент Меркеру.
Осталось за ним, господа, сказала она с насмешливой гримасой. Я не продаю, а дарю.
В больших салонах, где не было такой толкотни и шума, благотворительный базар казался рядом частных приемов.
Знаменитый джаз-банд Тома Фрики сменил оркестр республиканской гвардии. Между столиками, в большой зале с буфетом, фокстроты чередовались с джимми. Вокруг витрин собрались группами близкие знакомые, слышались взрывы смеха и громкие голоса. В сравнении с послеобеденной сутолокой теперь этот праздник казался праздником избранных, где собрался цвет высшего общества. Здесь соединились в своем кругу пятьсот-шестьсот постоянных посетителей всех торжеств и генеральных репетиций.
Ваша мама не едет, сказал Виньерэ. Уже шесть часов. Я должен идти. Совершенно неотложное дело (Свидание с Клео, у нее, в шесть с четвертью).
Итак, сказала Моника вздыхая, до вечера. Не опаздывайте же слишком.
В половине десятого, как всегда
Моника проводила его нежным взглядом, и сейчас же ее охватило чувство острого одиночества. Зачем она здесь, на этой ярмарке тщеславия и соблазнов.
В ней вызывали отвращение роскошь и глупость, выставленные напоказ под правительственными эмблемами, и демонстративно шумливый подсчет «выручек». Пышная вывеска «В пользу увечных воинов Франции» не могла изгладить в ее душе незабываемого впечатлениябольшого госпиталя в Буафлери.
Несмотря на привычку к чужому страданию в других госпиталях, память об этом зрелище была невыносимой. Какие-то человеческие пресмыкающиеся, ползущие или подпрыгивающие на костылях, обрубки, передвигающиеся на колесиках, раненые в лицо, когда-то озаренное надеждой любви, умом, а теперь превращенное в бесформенную массу с белыми дырками вместо глаз, с искривленным, стянутым ртом
Невыразимый ужас. Преступления войныпятна сукровицы, которых никогда не смоет с окровавленного лба человечества все золото мира, все сострадание земли.
Послышался резкий смех Жинетты Морен. Одновременно Моника увидела свою мать и бросилась к ней навстречу. Мадам Лербье шла небрежной походкой, вся утопая в мехах.
Уйдем отсюда, скорей!
Что с тобой?
Мне дурно!
Мадам Лербье сочувственно посмотрела на дочь:
И неудивительно, в такой духоте Но подожди, я немножко пройдусь.
Задыхаясь от жары, она распахнула свой соболий палантин.
На ее жирной шее блистали жемчуга.
Это невыносимо, говорила мадам Лербье, спускаясь по широкой лестнице министерства. Твой отец взял автомобиль для себя Люсьен мог бы догадаться прислать за нами свой.
Ну, мы найдем такси.
Терпеть не могу эти колымаги! Грязно и каждую минуту рискуешь жизнью.
Ну тогда пойдем пешком, рассмеялась Моника. Мать взглянула на нее косо.
Во всяком случае, мама, если у тебя отвращение к такси, есть еще трамвай с той стороны моста.
Как остроумно!
Моника ведь отлично знала, как презирала она демократические способы передвижения: мешаться с толпой, ползти черепашьим шагом, к тому же вонь Мадам Лербье пожала плечами.
Ты же согласишься, что хороший автомобиль
Натурально. Сто тысяч дохода лучше, чем пятьдесят, пятьдесят лучше, чем двадцать пять и так далее. Но что касается автомобиля Даже если бы Люсьен его не имел, я пошла бы за него с таким же удовольствием.
С милым рай и в шалаше, засмеялась мадам Лербье. Ты идеалистка и слишком молода. Посмотрю я, когда у тебя будет взрослая дочь Позови вот этого, простонала она. Да зови же его. Эй! Шофер!
Человек в кожане презрительно проехал мимо, не отвечая.
Животное! Большевик! Вот куда он нас ведет, твой социализм!
Мадам Лербье в отчаянии смотрела на набережную, вдоль которой дул резкий ветер, когда вдруг по зову швейцара подъехал роскошный экипаж. Одновременно их окликнула Мишель Жакэ, выходившая следом.
Мадам Лербье, вы позволите вас довезти?
Как? воскликнула мадам Лербье. Вы одна?
Мадам Бардино, которой мама меня поручила, похитил Лео.
Ну конечно, не удержалась мадам Лербье.
О, сказала Мишель, съеживаясь кошечкой в экипаже, кажется, это конец. Лео строит глазки Жинетте. В наказание ей следовало бы найти ему заместителя Правда, Моника?
Я ничего не заметила.
Она видит только своего Люсьена. От меня же мой жених не заслоняет мира. Д'Энтрайг, с его титулом маркиза, импонирует только моей матери. С моим приданым она могла бы для меня найти и герцога.
О, Мишель, перебила ее скандализованная мадам Лербье. Если бы ваша мама слышала, что вы говорите о ее будущем зяте!
Она заткнула бы уши.
Для современных молодых девушек нет ничего святого. Кстати, почему мы не имели удовольствия видеть сегодня вашего жениха?
Да ведь сегодня же его четверг.
Мишель сколько возможно избегала этого торжества.
Собрание старых и молодых мужчин, одержимых болезнью попрошайничества или зудом выставлять себя напоказ Там можно было также наблюдать всякие разновидности «синих чулок», как, например, мадам Жакэ, автора небольшого сборника афоризмов и члена общества имени Жорж Санд (литературная премияпятнадцать тысяч франков).
Мадам Лербье сокрушенно повторила:
Да, верно, сегодня его четверг.
Насколько невысоко она ценила мадам Бардино, хотя и была с ней всегда любезна, настолько же преклонялась перед богатством мадам Жакэ. Это была бывшая танцовщица, которая из домов свиданий извлекла в конце концов не только знаменитые жемчужные ожерелья и особняк на авеню Булонского леса, но и мужа-посланника.
Он умер, разбитый параличом, во время войны, и она величественно носила по нем полутраур как по официальному отцу Мишель. Ее всеми признанный салон, где завсегдатаями были папский нунций и председательствующий сената, создал ей могущественное положение в обществе.