Обитатели усадеб холодными снежными зимами зачастую не имели возможности навестить даже соседние поместья, не говоря уже о родне, чьи владения располагались далеко. Только на равнинах возникали небольшие деревушки.
Дом Сигрун и вовсе стоял на отшибеотец ее погиб много лет назад, и мать от тоски отправилась следом за ним.
Женщина, тем более такая, как Сигрун, у северян пользовалась особым почтением и обладала особыми правами. Потому, хотя Сигрун и жила одна сиротой, никому бы в голову не пришло трогать ее.
Особенно уважали тех, кто вел себя правильно, не нарушал обычаев и был красив. И если первыми двумя чертами Сигрун не могла похвастаться, то последней обладала сполна. Кроме того, как и полагалось настоящей северянке, она обладала трезвым умом, гордым нравом и твердым духом.
Северяне верили, что у смелой и храброй женщины родятся такие же дети, и потому многие уже сватались к ней. Но и Сигрун знала себе цену и тщательно отбирала претендентов в мужья. Ей нужен был супруг, который проявил бы себя во время битвы, доказал свою доблесть и храбрость на поле брани. И она знала того, кто подходит под это описание целикомвот только он до сих пор не говорил ни нет, ни да.
Сигрун уже исполнилось двадцать, но ранние браки и не приветствовались у северян. Конечно, случалось такое, что замуж брали и шестнадцатилетних девушек, однако все же не часто.
Женщины севера славились гордостью и трезвостью ума и предпочитали дождаться достойного жениха. Девушки редко выходили замуж раньше двадцати, а мужчины женились и того позже, выжидая двадцати пяти, а то и тридцати лет.
Бывало, что женитьба задерживалась на несколько лет. Если такое случалось, то обычно задержку оговаривали с самого начала, при сватовстве. А бывало такое нередкоили невеста была еще слишком молода, или жениха на борту драккара ждали друзья, готовые отплыть в далекие земли. Тогда девушка становилась "названной женой".
Сигрун названной женой не была.
Все, что мог сказать ей Рун, он говорил наедине, так что Сигрун оставалось лишь гадатьгде правда, а где ложь. Но, чтобы ни значили его слова, они не имели силы перед конунгом, его отцом.
Сигрун вспоминала об этом в часы сумерек, когда в доме заканчивались дела, в остальное же время ей было не до тогоСигрун, обладавшая нежными руками и открытым сердцем, все дни проводила в заботе о раненых и больных, за что, впрочем, получала достаточно даров, чтобы хватало на мясо и мед.
На сей раз вернувшиеся с запада воины привезли семерых.
Двоим она помочь не могласлишком много времени раненые провели в пути. Раны загноились, и Сигрун понимала, что вопрос лишь в том, когда настанет их срок.
Еще двое шли на поправку так быстро, что уже вовсю говорили ей сладкие слова, которым Сигрун не верила ни на грош.
С двумя оставшимися дело обстояло сложней. Рана одного сильно кровоточила, но Сигрун наложила повязки и напоила его отваром из ромашки, снимавшим боль. Оставалось ждать.
Другой удивил ее с первого взгляда тем, что волосы его отливали таким же пламенем, как и у самой ведовки. Лицо покрывали метки солнца, и он определенно не принадлежал к роду северян.
Воин, доставивший меченого Тором, строго-настрого завещал следить, чтобы с галлом не случилось беды. Велел кормить хорошо и положить на добрый топчан. И только наутро, после пира, Сигрун стала догадываться, что это за галл.
Юноша лет двадцати отроду, слишком хрупкий, чтобы держать в руках разом меч и копье, метался в бреду с тех пор, как оказался в лекарской избе. Он говорил на незнакомом языке, и из всех слов, что произнес галл, Сигрун, почти не знавшая западных наречий, смогла разобрать только одно слово: "брат". Галл повторял его и плакал, как не пристало плакать мужчине, так что Сигрун становилось неловко. И все же она продолжала выхаживать южанина день за днем.
На четвертый день галл открыл глаза.
Кадан увидел девушку, стоявшую перед нимстройную, с волосами такими же рыжими, как у него самого.
Стан девушки обнимали складки свободного платья-рубахи с длинными широкими рукавами. На плечах лежала шаль, заколотая оловянной брошью. На поясе висели множество сумочек и нож.
Приняв ведовку за одну из своих, Кадан торопливо и громко заговорил, силясь рассказать о том, что произошло, но Сигрун непонимающе смотрела на него, и Кадан замолк.
Где я? спросил он уже на другом языке, который знал немного, хоть и не очень хорошо.
Ты в окрестностях Бирки, в лекарском доме. Друг просил меня проследить за тобой.
Кадан закрыл глаза. Перед внутренним взором его встало лицо викинга с заплетенной в косы золотистой бородой, который вонзил клинок в его плечо.
Я в плену?
Сигрун пожала плечами.
Тогда уж вернее сказать, что ты раб. Но я не знаю чей. Мне просто наказали сделать так, чтобы ты продолжал жить.
Сигрун отвернулась к котелку и медным черпаком принялась переливать какое-то варево в стакан.
"Раб", Кадан покатал слово на языке. Такое могло случиться с кем угоднотолько не с ним. Лекарка, конечно, лгала. Потому что не стал бы никто выхаживать раба.
Пей, сказала девушка тем временем и сунула чашу с варевом Кадану под нос, боль пройдет.
Плечо в самом деле нестерпимо болело, и Кадан послушно сделал глоток. Потом еще один, и еще, пока не осушил чашу до дна.
Кадан быстро уснул и вновь проснулся уже через несколько часов. Девушка снова оказалась рядом, как будто и не уходила никуда. Стояла у соседней лежанки и колдовала над другим больным.
Как тебя звать? окликнул Кадан травницу.
Сигрун, девушка обернулась через плечо.
ЯКадан, сказал галл и на какое-то время замолк, наблюдая за ней.
Девушка закончила с больным и, повернувшись, присела на краешек покрывала, которым укрывала его.
Правда, что ты колдун? спросила она.
Кадан приподнял одну бровь. Он догадывался, о чем могла говорить Сигрун, но не спешил отвечать. В многих землях, куда добралось учение нового бога, о старой магии следовало молчать.
С чего это ты взяла?
Все говорят, Сигрун смотрела с насмешкой. А подумав, добавила:Говорят, ты пел колдовские песни, и галлы бросались в бой как безумные, оборачиваясь бешеными лисами.
А если и так Разве ты не такая же, как я?
Сигрун прищурилась.
Трудно сказать.
Она поднялась и снова принялась что-то помешивать в котле.
Мы, люди севера, знаем три вида магии: руны, гальдр и сейд, произнесла она, когда ей надоела тишина. Зачерпнув в чашу варева, но уже другого, она подошла к Кадану и принялась бережно снимать повязку с его плеча. Руки у нее были нежные и мягкие, так что Кадан с трудом мог поверить, что она сестра врага. Руны вырезают на камне, на дереве и на кости. Гальдры поюткак умеешь петь ты. Но в основе любого ведовствасила слова. Что сказано однажды, осуществится когда-нибудь. Слово властно над миром живых. Сила рунв них самих, но и в руке, что высекает знаки на камне. Кто пишет рунупробуждает силу, живущую в ней. И лишь от способностей ведающего зависит, насколько наложенное заклятье будет верно. Так мы говорим с духами, молим их помочь.
Тролли и эльфы властвуют в диких горах и лесах. Есть и другие духиу каждого дерева, у каждого камня, у каждого протока. И если кто хочет обратиться к духампросит женщину-колдунью начертать руны, а то и провести темный обряд. Сейд. Мужчины сами боятся рун Считают, что магия рун для них постыдна Но к колдуньям приходят конунги и даже боги. На это у них нет стыда.
Иное дело гальдр. Эту магию творят скальды своими песнями, и слово их тоже сильно.
Но есть и другие колдуны, зовут их саамы. Саамы ведают сейд хорошо, как никто другой. Они живут в тайной своей стране Бьярминдалеко на севере отсюда. Даже воды, окружающие их, пронизывает колдовство. Так и называется их заливГандвик, Воды Волшебства. В бою саамов не победить, а ведут их дружины оборотни.
Неужто же никто из северян не творит такую магию, как они? Кадан прищурил глаза.
Наши колдуньи напевают свои заклятья по ночам, спокойно продолжала Сигрун, делая вид, что не расслышала вопрос. Они собирают травы в священных местах и хранят знание рун, не доступное другим.
Магия рун может защитить от беды?