Домом самого Рауля управлял благородный рыцарь Мишель де Шалон, старый друг и слуга его отца. Всего же в доме имелось семь дворецких, восемь конюших, шесть хлебодаров, семь виночерпиев, шестеро стольников и четыре распорядителя зала для приемов и балов. А так же четыре мундкоха*, шесть личных хлебодаров, семь мундшенков**, булочник и восемь виночерпиев. Прислугу лечили четыре врача и один аптекарь. Ювелир и столяр обеспечивали мелкий ремонт.
У Кадана было три гранд-пажа и одиннадцать совсем маленьких элегантно одетых пажей.
Когда Кадан путешествовал на носилках, два маленьких пажа ехали верхом на мулах и следили за их поступью. Если те плохо справлялись со своей службой, Кадан мог приказать высечь их, но и на подарки бывал щедрблаго оплачивал их Рауль.
Следом за Раулем Кадан теперь часто разъезжал с визитами: в его личной конюшне, отделенной от конюшни Рауля, насчитывалось шестнадцать скакунов и шестнадцать лошадей для карет, еще шесть мулов для носилок, шесть маленьких кургузых лошадок для пажей, шесть для обслуги и пятьдесят мулов для других целей.
Кадан не знал, тяжело ли Раулю оплачивать такие счета или легко, но надеялся, что очень тяжело.
Слух о разорительном романе летел по салонам, как чайка над океаном, и каждый, кто знал герцога де Ла-Клермона или его сына, спешил увидеть демона, искусившего Рауля де Лузиньяна.
А Кадан испытывал небывалое наслаждение от мысли о том, что не он принадлежит этому высокому и красивому благородному господинунет, Рауль принадлежал ему. Рауль был готов для него на все. Рауль возводил скульптуры, призванные аллегорически изобразить его, приказывал писать пьесы и поэмы в его честь.
Кадан принимал их снисходительно, и злость, дотоле незнакомая, продолжала клубиться в нем.
Ни тенью жеста, ни словом он не показывал Раулю, как ненавидит его. Напротив, он всегда был ласков и отзывчив, и нужно было очень хорошо знать его, чтобы увидеть, как мечется в голубых глазах черный огонь.
Тебе ничуть не жаль меня? поинтересовался Рауль, кончая в него.
Разве можно жалеть настоящего мужчину? Кадан перевернулся в его объятьях и втянул Рауля в долгий, бесконечно сладкийи бесконечно горький поцелуй. Иногда мне кажется, Рауль, что выАполлон. Высолнце, что движется по небу и решает, какие растения будут жить, а каким следует умереть.
Берегись, вдруг тебя услышит король Рауль хрипло рассмеялся.
Полагаю, это исключено. Разве что он прячется у нас под кроватью и завидует нам.
Кадан выскользнул из объятий Рауля и встал. Потянулся, позволяя любовнику наблюдать стройный и гибкий силуэт на фоне восходящего солнца.
Жульен, крикнул он и, подхватив золотой колокольчик, стоявший на прикроватной тумбе, прозвенел в него. Почему я должен тебя ждать?
Рауль остался лежать. Он приподнялся на локте и смотрел на демона, которого сотворил сам. Смотрел прищурившись и с наслаждением, потому что сколько бы это ни стоилоКадан все-таки принадлежал ему. Почти целиком.
Мне нужно уехать к отцу, сообщил он, в поместье Клермон. Я пробуду там две недели, и столько же займет дорога.
Кадан замер и, прищурившись, бросил на него взгляд через плечо.
Вот как Мне уже пора начинать ревновать?
Думаю, пора. Обязательно трахну там какого-нибудь пастушка.
Кадан опустил колокольчик на тумбу и, скользнув обратно на кровать, забрался рукой под одеяло и стиснул член любовника так, что тот негромко взвыл.
Не боишься, что мои боги отберут это у тебя?
Еретик.
Кадан наклонился и снова прильнул к губам любовника.
Я буду тебя ждать, Рауль. Надеюсь, это только на пару недель.
Рауль погладил его руку, но убирать со своего члена не стал, и Кадан медленно задвигал пальцами вниз-вверх.
Рауль кончил еще раз, оросив простыню и его ладонь, а затем Кадан поднес перепачканные пальцы к губам и демонстративно облизнул. Взгляд его оставался устремлен Раулю в глаза.
Рауль смотрел, как разгорается на дне зрачков голубой огонь.
Ты бы хотел, чтобы я представил тебя ему? спросил он.
Мы оба знаем, спокойно ответил Кадан, что этого никогда не произойдет. Ты всегда будешь стесняться меня, потому что я актер.
Будь это так, никто бы не знал о моей любви к тебе.
Это не любовь, Рауль. Тебе просто нравится, что я тебе принадлежу.
Рауль стиснул зубы. Его самого начинала охватывать злость, но он загнал ее глубоко внутрь.
Однажды я познакомлю вас, уверенно сказал Рауль, и мне безразлично, что после этого произойдет.
Однажды, но не сейчас.
Кадан снова потянулся и встал. Жульен уже показался в дверях с серебряным тазиком для умывания в руках.
Рауль остался в постели и продолжал наблюдать, как совершается утренний туалет. Как нежно-персиковые щеки покрывают белила, и живое, пронизанное духом его дикарских постановок, лицо Кадана превращается в фарфоровую маску, на которой чернеют две прорехи обрамленных чернеными ресницами глаз.
Если бы ты сказал, что не хочешь, чтобы бы я уезжал медленно произнес Рауль.
Кадан быстро обернулся и снова прищурился.
И что было бы, если бы я сказал? Ты бы посмел перечить отцу?
Я бы все сделал для тебя, спокойно ответил Рауль.
Кадан спрыгнул со стула, отбросив от себя руку камердинера. Сложил на груди и посмотрел на Рауля сверху вниз.
Не хочу, твердо произнес он.
Не потому, что хотел видеть Рауля эти две недели рядом с собой. А потому что хотел знать, как далеко тот зайдет.
Хорошо.
Рауль приказал кликнуть слугу и распорядился:
Напишите отцу, что я остаюсь.
Масштабы своей ошибки Рауль понял спустя неделю, когда из поместья Клермон пришло ответное письмо.
Оно прибыло в каретеболее скромной, чем те, к которым привык он, но, безусловно, принадлежавшей дворянской семье.
Карета въехала в широкие ворота и остановилась перед крыльцом.
Кадан наблюдал из окна, как девушка в скромном по столичным меркам темно-зеленом платье выходит из нее. Как две служанки расправляют ей юбки, и как она решительной и спокойной походкой поднимается по крыльцу, чтобы постучать в дверь.
Кадан замер в неподвижности. Смутное предчувствие снова охватило егокак тогда, в театре, когда он увидел Рауля в первый раз.
Хозяина не было, но камердинер давно привык докладывать о приезде гостей ему.
Кадан облизнул губы, не зная, что ответить. С девушкой, которая ожидала в приемной, он не хотел говорить. И еще меньше хотел, чтобы с ней говорил Рауль.
И, выбирая из двух зол, он выбрал первое. Он приказал проводить ее в кабинет и подать ему камзол.
Облачившись, он вышел к ней и, открыв дверь, долго смотрел, как гостья, мало похожая на француженку, такая же рыжеволосая, как и он сам, бродит вдоль стен, разглядывая безделушки, будто бы не замечая его.
Вам не надоело? спросила она в какой-то момент, не оборачиваясь к нему, возможно, поймав отражение Кадана в зеркале или расслышав звуки его дыхания.
Нет. Прошу прощения, не был уверен, что вы согласитесь говорить со мной. Ведь вы приехали к маркизу.
Да, это так. И где же он?
Его нет, Кадан прищурился и улыбнулся, он уехал в Версаль на несколько дней.
И не взял вас с собой? Как же так?
Мне не нравится бывать при дворе.
А я думала, вы любите, когда все внимание направлено на вас.
Девушка резко обернулась, и ее зеленые глаза вонзились в Кадана, как два клинка.
Вы ошиблись, сухо сказал он, с трудом сдерживая проступившую в голосе дрожь. Этот взгляд пугал его, как будто был наполнен колдовством.
И все же, мсье простите, не знаю вашего имени где Рауль, и как я могу его повидать?
Вы тоже не изволили представиться, мадмуазель.
Девушка подняла брови, и в глазах ее промелькнула насмешка.
Мое имя Силвиан де Робер, я дочь маркиза де Робера. Полагаю, вам будет понятнее, если я скажу, что для Рауля я нареченная жена.
Кадан похолодел. Прокашлялся. Голос на несколько мгновений отказал ему. Затем он улыбнулся и произнес:
Мое имя Кадан Локхарт. Я человек, которому он поклялся отдать себя целиком.
* Мундкохпридворный служитель, заведывающий кухней
** Мундшенкпридворный служитель, заведающий напитками