- Хреново выглядишь, Стасик, - сообщил ему Димка уже на кухне, сидя за столом, уставленным нехитрой закуской. Стас криво усмехнулся и мрачно покосился на стакан с минералкой, добытой из недр холодильника. - Будто ты пил, не просыхая, не меньше месяца.
- Я и пил, - оскалился Стас, чувствуя себя гаже некуда. - И еще бы не отказался.
- Нет уж, - тряхнул головой Димка, сразу став похожим на медведя.
"Мы ведь его так и звали - Медведь, - вспомнилось Стасу. - Только он с его силищей и мог допереть меня тогда. И ведь не бросил... А имел все права на это, после той грызни-то... Дурак-человек, медведь одним словом".
- Нет уж, - повторил тот. - Ты мне трезвый и дееспособный нужен. Вот.
Он порылся в карманах и выудил оттуда визитку, которую выложил на стол и подтолкнул к Стасу. Тот посмотрел на нее с вялым интересом.
- Охрана? - усмехнулся он. - А вы, Дмитрий Алексеевич Дягерев, стало быть, директор? Очень оригинальное продолжение службы в органах. Думаешь, я буду сторожить супермаркеты? Иди ты к черту, Димочка.
- А тренировать моих ребят? - нисколько не смутившись, поинтересовался Дягерев. - Бойцов найти - раз плюнуть, а вот грамотного командира им... Мне очень такой нужен, Стас. Позарез просто. Подумай. Если что решишь - позвони мне.
Он поднялся, демонстрируя необычную для своих габаритов грацию, сразу выдававшую в нем человека непростого, тренированного, и неожиданно улыбнулся.
- Почему-то мне кажется, что ты позвонишь.
В ванной из зеркала на него смотрел постаревший, обрюзгший мужчина с одутловатым лицом. Стасу стало противно. Он быстро сбросил одежду на пол и забрался в душ, а потом остервенело тер себя мочалкой, пытаясь отмыться от невидимой, но явственно ощущаемой грязи. И вместе с утекавшей в канализацию водой, он будто избавлялся от невыносимой тяжести, придавливающей его к земле. Становилось легче.
Первым делом он позвонил матери, едва не расплакавшейся от звука его голоса.
- Я забираю Антона, - сказал он, и ему никто не возразил. - У нас... дорога тут не достроена. Надо бы закончить.
Потом был долгий разговор с Димкой, объяснявшим ему новые обязанности и знакомство с подчиненной группой, которую следовало в ближайшее время вымуштровать и привести в порядок.
- Желательно, без травм, - как бы в шутку заметил Дягерев, и Стас серьезно кивнул в ответ. Повторять ошибки он не собирался. И это касалось не только работы.
Стас думал. Прислушивался к себе, и не находил прежней злости. Обида не ушла, но она стала какой-то не значимой, второстепенной. Чего он хотел, Стас не понимал и сам, но явственно чувствовал, что не хватает чего-то важного. Мысли то и дело возвращались к Косте. Была ли его собственная вина в случившемся? Несомненно.
Сколько рубежей они перешли? Сколько границ переступили? От равнодушия к близости, от доверия - к предательству. Каждый раз, преодолевая себя, открывая что-то новое, приобретая и теряя. Жалел ли он об этом? Сейчас Стас мог ответить честно, хотя бы самому себе. Он не жалел. Может быть, все могло быть иначе - не так болезненно, не так остро. Могло - но не случилось, и это, наверное, даже оказалось к лучшему. С каждым шагом, с каждым поворотом, они оба учились чему-то важному. Кто знает, как бы обернулось дело, сложись все иначе? Только теперь Стас ясно осознал - у них обоих не могло быть другого пути, только этот: трудный и извилистый, накрепко вбивший в их головы простые истины. Оставалось сделать еще один, очень важный шаг. Еще один барьер, самый тяжелый, взять который удается единицам. Оставить в стороне уязвленную гордость и обиды, вычленить самое важное, то, что так не хотелось терять - и, не зажмуриваясь, шагнуть вперед, преодолевая последний рубеж - прощение.
Если бы не Димыч, он бы, наверное, никогда не понял этого.
- А это ведь я тогда на тебя рапорт написал, - сказал он Дягереву, когда они курили у его машины, обговорив все детали новой работы Стаса. Почему-то рассказать об этом именно сейчас показалось чрезвычайно важным. - Ну, ты помнишь...
- Помню, - ответил тот. - Стас, не бери в голову. Я это давно знаю.
- Что? - Стас резко повернулся к нему. Дягерев выглядел смущенным. - Но тогда почему?
- Почему что? Почему не оставил тебя там, под пулями? Хотел сам разобраться, по-свойски. Ну а потом, когда вместе в лазарете валялись, уже не до этого было. Да и ты не такой сукой оказался, как я сперва думал. А тот рапорт... все мы делаем ошибки. Думаешь, у меня скелетов в шкафу нет, за которые мне стыдно? Я простил... давно. Ну, а спустя столько лет, это вообще перестало быть важным. Сколько раз мы друг друга вытаскивали, Стас? Я как-то подумал: а вот поступи я тогда иначе, будь чуть-чуть злее, не было бы всего этого. И нас бы здесь не было. Может оно и неправильно, не по-мужски, но... мы оба живы. Мы через столько прошли вместе. Значит, все было верно.
Стас размышлял об этом, сидя в машине у некогда своего отдела. Решение далось трудно, сейчас он уже почти жалел о том, что приехал, поддавшись слабости, но уехать, отступить, не давал снова проснувшийся азарт. Кровь играла, возрождая уснувшие, но не угасшие желания. Разумнее было бы не давать им воли, перебороть, не наступать второй раз на одни и те же грабли, но... Если не рисковать в этом, то в чем же?
Костя вышел из отдела и остановился, чтобы закурить. Стас медлил всего одно мгновение, а потом, выбравшись из машины, медленно направился к нему, поглубже засунув руки в карманы. Костя прикурил, поднял голову и замер, забыв о все еще горящей зажигалке в руке.
- Не играй с огнем, Костенька, - прищурившись, произнес Стас, и Костя, охнув, затряс обожженной рукой. В его глазах постепенно проявлялось понимание, а следом за ним - шальные, лукавые искры.
- Ствол верни, зараза, - приблизившись вплотную, негромко сказал ему Стас, и Костя, улыбнувшись одними уголками рта, отрицательно помотал головой.
- Ни за что, - так же тихо ответил он. - Он мне дорог, как память. Ты в меня из него стрелял, между прочим.
- Из незаряженного! - напомнил ему Стас. - И ты заслужил. Так что, можешь считать, что мы квиты.
- И это значит... - Костя пытливо заглянул ему в глаза, и Стас, не выдержав, отвернулся.
- И это значит, что мы едем искать эту чертову станцию, которую ты пообещал Антону. А потом... увидим. Время отмотать нам, увы, не удастся, но... Кто сказал, что прошлое нужно перечеркивать?
Не оглядываясь, он направился к машине, как и раньше, не сомневаясь, что Костя последует за ним. Глухо хлопнула дверца, щелкнул ремень.
- Езжай через Раевского, - сказал Костя, откидываясь на спинку. - Там, в магазине, еще и модель депо есть. Я видел.
Небольшой бонус) Драббл-продолжение истории.
Шаг наобум
В комнате было холодно. Костя все время засовывал руки в карманы, пытаясь согреться, но получалось плохо. Судя по всему, мерз только он один: Антон сидел на полу в легкой футболке и спортивных штанах, а Стас расстегнул рубашку и закатал рукава, помогая сыну присоединить вожделенную станцию к огромной железной дороге, разложенной на полу. С дивана было видно две темные макушки, склонившиеся над схемой, подвергавшейся самому бурному обсуждению. Антон сосредоточенно хмурился, тыкал пальцем в какие-то узлы, и нет-нет, да бросал украдкой пытливые взгляды на не принимавшего участия в сборке Костю. Тот старательно делал вид, что не замечает этих взглядов, Стас, в свою очередь, притворялся, что очень занят дорогой и не интересуется ничем вокруг. Костя нисколько не сомневался, что тот все видит и все понимает, и от этого подчеркнуто спокойного безразличия становилось неимоверно тошно. О чем он думал, придя сюда? На что надеялся? И чего хотел сам Стас, фактически притащив его к себе в дом?
Как глупо... Глупо было рассчитывать на то, что все будет по-старому, как прежде. Да и, если быть честным, то и раньше им приходилось не очень-то легко. Слишком разные взгляды, слишком разные принципы и отношение к людям. Хотя, сейчас Костя уже не был в этом уверен.
Антон не бросился к нему, когда он переступил порог и протянул ему пакет со станцией. Мальчик взял подарок настороженно, сперва покосившись на отца и лишь дождавшись его утвердительного кивка. Это было ново и очень неприятно. Костя и не надеялся, что его примут с распростертыми объятиями, но действительность оказалась куда болезненнее, нежели он предполагал. Нервозность, насквозь пропитанная чувством вины, пронизывала все тело тончайшими невидимыми нитями, заставляя зябко передергивать плечами от несуществующего холода. Костя, пытаясь справиться со взбунтовавшимися нервами, крепко обхватил себя руками. Стас, словно почувствовав его состояние, поднял голову.