Это наказание зарезервировано для Круга девятого ада Данте.
Помимо смертельно палящего солнца, у нагих возникает проблемакуда положить ключи, воду и другие пожитки. Наиболее распространенное решениеэто рюкзак, который, по моему скромному мнению, противоречит истинной цели быть голым и порочит славу обнаженных. И имею в виду то, что если вы навьючите на себя похожий на толстую задницу рюкзак, то зачем останавливаться? Почему не напялить на себя для удобства еще и какую-нибудь обувь и штаны? Верите ли вы в сотворение мира или в эволюцию, но вы обязаны признать, что у Дарвина есть абсолютно бесспорный тезисвыживает наиболее приспособленный.
Теоретически это должно означать, что тупицы не выживают. Но люди, будучи наполнены эмоциями, сочувствием и милосердием, как, впрочем, и другим скучным багажом, на самом деле, кажется, выхаживают этих тупых и позволяют им плодиться. И в конце концов, вот онрезультат: полная пустыня нагих толстожопых, раскатывающих на велосипедах и просаливающих свои простаты. Вот я вижу толстого, как Санта, мужика, который забрался на велосипед; едва начав крутить педали, привстал на них, приподняв свой дородный зад с сиденья, и натуженно кричит:
«Го-го! Господи боже! Горячий потато го Господи боже!»
Я думаю, что, может быть, одним из самых точных индикаторов дарвинской неудачи в примере с людьми служит зловоние обугленного пятна на Горящем Человеке. Если термин «пятно» вам не известен, то отвезите велосипед в центр залитого палящим солнцем дна доисторического озера, дайте ему там погреться с часок с лишним, затем разденьтесь догола и садитесь на него. Та часть тела, от боли в которой вы начнете кричать и немного попахивать жареным беконом, и есть ваше пятно.
Тем временем там же у входа
«Большое объявление», которое мои друзья оставили, чтобы я поискал (после следующих десяти минут томления под явно усиливающимся солнцепеком), оказалось квадратиком двухслойной туалетной бумаги с моим именем и невразумительным описанием, которое я мог бы только условно назвать адресом.
Я действительно не понимаю, как это вышло, но после бессмысленной езды в течение примерно часа мне удалось найти их.
Я подкатил к лагерю на большой зеленовато-коричневой Детской Неожиданности, и они повыскакивали из-под навесов, как команда из «Острова Гиллигана» навстречу вертушке береговой охраны, которая только что села на пляж. Все они были покрыты пылью. Не думаю, чтобы они особенно восторгались, увидев меня: они пробыли здесь уже неделю, и я подозреваю, что все вокруг порядком им надоело и они дошли уже до предела, когда люди, пробывшие слишком долго вместе, начинают кричать друг на друга. Было это так, или они приняли звук моего сигнала при правом повороте у их лагеря за приветствие. Кто его знает. Мне хочется выразить свое разочарование, дав каждому из них пинка по тому, что в штанах (на случай, если бы у них были штаны), и я сделал бы это, но так жарко вокруг, что я лишь ворчу на них, подойдя сзади к Детской Неожиданности и открывая пиво. Это производит такой эффект, будто я залил в себя бензин и достал зажигалку.
Послушай, парень! Тебе расхотелось пива! Тебе хочется воды. Просто пей больше воды.
Около восьми человек говорят мне это одновременно. Очевидно, что они страдают параноидальными маниями и психозом от солнечного удара.
Это те же самые люди, которые помогали мне затягиваться, вдыхать и глотать одни из самых коварных и опасных развлекательных химикатов из когда-либо изобретенных в количествах, которые заставили бы Тимоти Лири остановиться. Я официально заявляю о том, что мне противно. Ни оружия, ни взрывчатки, ни быстрой езды, а теперь эти придурки не дают мне даже выпить пива.
Осталось полчаса до полудня, воздух нагрет до 112 градусов по Фаренгейту, и я только что проехал семь часов в Детской Неожиданности с гудком, сигналящим на каждом правом повороте, у меня солнечный ожог ног, и я должен ездить со скоростью восемь (!) километров в час, и хрен с вами. Подайте мне открывашку для бутылок.
Они трясут своими коллективными головами так, будто я собираюсь включить электрический камин и пописать в него.
В свете их протестов, вместо одного пива, как я планировал, я опрокидываю в себя четыре в быстрой и вызывающей последовательности. Ничего не происходит. Я не падаю в обморок от дегидрации. Я не воспламеняюсь. Я не умираю. Я даже ни чуточки не пьянею. Я кидаю пустые бутылки через плечо, вынимаю сиденья из машины, сажусь и спрашиваю после отрыжки по-вагнеровски:
К чему все это веселье?
Вопрос повисает в этом затхлом воздухе пустыни, как обосранная пиньята, по которой никто не осмеливается ударить. Мои компаньоны в затруднительном положении. По их виду ясно, что я не понимаю очевидного. Может быть, слишком жарко для беседы. Я открываю еще одно пиво.
И именно тогда случается первая из многих, которые еще произойдут, пыльная буря. Она вправду впечатляет, хотя бы из-за одного того, как вы видите, что она приближается. Ветхозаветная стена из пыли и смертельной угрозы, несущаяся неминуемо на вас. Что-то вроде устной передачи сообщения о тревоге быстро распространяется по всей территории ГЧ. Мои друзья разбегаются по своим палаткам, а я збираюсь в Детскую Неожиданность. Пыль настолько мелка, что так или иначе она проникает в машину, несмотря на то что двери и окна были закрыты. Это почти как газ. Минута прошла, и бури как не бывало. Люди вылезают из укрытий. Все, что не было покрыто пылью до того, сейчасв пыли. Она у вас на зубах. Мой навес сейчас где-то в Монтане, и как только рассеивается пыльная завеса, солнце принимается снова за свое.
А я вот сижу раздраженный. Время от времени ко мне подходит кто-либо из компаньонов и справляется о моем самочувствии и настроении. Я смотрю так, будто угрожаю напасть. Они спрашивают, не хочу ли я чего. Мой единственный ответ на это, конечно же: «Наркотиков».
По мере того как заходит солнце, все начинает оживляться. Кажется, что на Большом ГЧ стратегическим решением является угрюмое пребывание на одном месте в течение дня, лежа на полу и двигаясь как можно меньше, как привыкли это делать все млекопитающие, когда жара поднимается до температуры сковородки в «Бенихана».
А когда солнце заходит и начинает поддувать прохладный пустынный бриз, тут-то и начинается настоящее веселье.
На что похож Горящий Человек ночью
Представьте себе, что эскадрилья реактивных истребителей-бомбардировщиков сожгла напалмом Стрип в Лас-Вегасе, и вы поймете, что происходит. Единственными источниками света там являются фонари, и те питаются от генераторов. А освещение, которое зависит от людей, желающих заплатить за множество огромных генераторов и притащить их глубоко в пустыню, не может называться настоящим освещением.
Здесь есть на всю катушку функционирующие ночные клубы с искусными и сложными звуковыми системами и лазерами «Интеллабим».
Проводятся диско-балы. Безумно и прекрасно. Но это является только дополнением к моему общему вопросу по поводу всего происходящего. Такие ночные клубы и все остальное есть в городе, из которого мы только что приехали только там можно выпить коктейль, не утруждая себя снятием слоя пыли с поверхности налитого в стакан перед каждым глотком, и все вокруг вдруг не закрывается через каждые полчаса из-за боязни быть унесенным бурей в другой штат.
За те же самые деньги, которые кое-кто из этих людей вкладывает в генераторы и разное другое оборудование (а мы говорим, что для некоторыхэто сумма порядка десятков тысяч долларов), те же самые люди смогли бы сделать гораздо больше с гораздо меньшими усилиями там, где уже есть электроэнергия и туалеты со сливом (о которых, между прочим, нам придется поговорить рано или поздно. Я сделаю это позже, в главе, специально описывающей ситуацию с туалетом в Большом ГЧ.
Поэтому считайте, что я вас предупредил, и терпите).
Если отбросить на какой-то миг в сторону лицемерную сущность Горящего Человека, по ночам это место просто прекрасно.
Прогуливаясь с друзьями, мы встречаем жонглеров горящими предметами, пожирателей огня и парня, поджигающего свой член, который (здесь я просто фантазирую) тушат его подружки, забирая его мясистый факел в рот и таким образом добавляя к общей картине перформанса новый аспект глотания шпаги.