Это
Танк и все, ясно?
Ладно, пусть танк, но ствол кривой.
Это пока ты тут болтала, он согнулся.
Странный он у тебя, Лека тяжело вздохнула, перевернулась на живот и покосилась на Юлю.
Что за странное небо, некоторые облака плывут налево, другие направо, а есть такие, которые и прямо и все одновременно. Юля смотрела на это чудо природы и млела от удовольствия, от того, что Лека чуть касалась пальчиком ее кожи.
Она улыбнулась, прикрыла глаза и представила, что плывет в тех самых облаках. Может так и выглядит рай. Река, песок и ничегонеделанье. Ах да, Юля еще забыла про бублики, что лежали в рюкзаке. А еще газировка, которую прихватила Лека, ну, в общем, всякие вкусняшки.
Ой, чуть вздрогнув, сказала Юля, открыв глаза, посмотрела на Леку, а та с серьезным лицом что-то вырисовывала ей на животе.
Что это? спросила она у Юли.
Круг.
Нет, подумай, и девочка еще раз нарисовала фигуру на животе.
Колобок.
Да какой тебе колобок, ну же
Бублик. Нет, Копатыч из «Смешариков».
Точно, обрадовалась Лека и шлепнула Юлю по животу.
Ай! возмутилась девочка.
А это что?
Они так лежали на мелководье и друг другу рисовали всякие фигурки и слова. Кто лежал, тот должен был отгадать. К обеду съели колбасу и все яблоки, запили газировкой, сразу потянуло на сон. Девочки растянулись под ивой и сладко задремали.
«Что это было?»еще окончательно не проснувшись, спросила себя Юля. Что-то теплое, щекочущее, вроде знакомое и в то же время нет. Она услышала, как где-то в камышах пиликала птица, где в поле, за рекой, во всю стрекочут кузнечики. «Ой». Опять это ощущение. Юля нехотя открыла глаза и посмотрела на листву, что качалась над головой.
Кто-то очень осторожно прикоснулся к ней. Юля повернула голову. Легкий импульс в груди и этот щелчок в мозгу, словно рубильник, то включался, то выключался. Она вздрогнула, чуть напряглась, но уже через секунду тело снова обмякло.
Лека нагнулась и, осторожно прикасаясь пальчиком, водила им по ее соску. «Что это?»промелькнула мысль, девочка чуть улыбнулась, дотронулась до коленки Леки, та сразу посмотрела ей в глаза.
Смотри как интересно, сказала она. Он у тебя твердый, Юля не ответила, а только подняла голову и посмотрела на сосок, что чуть выпирал вверх.
Уже как года два она заметила изменения в своей груди. Сперва тягучее, немного покалывающее состояние, а после он как ягодка взял и появился. Сосок стал сжиматься и выпирать вперед. За этим последовала стеснительность, словно у нее и правда грудь, а не этот прыщик. И все же Юле было интересно рассматривать его в зеркале. Он рос как-то уж слишком медленно, вот у Верки, у той уже о-го-го, как говорили мальчишки, персик.
Лека коснулась соска, еле уловимая волна в груди и это состояние неги, когда ты вот-вот проснешься и готова потянуться.
Ты что делаешь? спросила она Леку.
А у меня не такой, плоский и мягкий, она села, повела плечами. Сядь, приказала Лека, и Юля села, ее сосок сразу преобразился и появился небольшой треугольник, который стал выпирать вперед. Здорово.
Юля не знала, что сказать. Ей вроде бы даже нравилось, как он торчит, а может и нет, сама еще не разобралась в этом.
Все эти дни они только и делали, что купались, запекали в углях картошку, жарили хлебцы и просто читали. Лека принесла из дома старые юбки, ее мама разрешила делать с ними что угодно. Они их укоротили, а после порезали на тоненькие тесемки и те стали похожи на набедренные повязки, что носят индейцы. В волосы девочки вплели бусинки, а на шею надели ожерелья из пуговиц и новогодних колокольчиков.
Их маленькая берлога под ивой превратилась в индейское стойбище. Они даже принесли удочки, и когда становилось скучно, садились на коряги и ловили рыбу.
Лежи тихо, уверенно сказала Лека. Юля и не хотела шевелиться, устала плавать. Она смотрела на подружку, как та осторожно подкралась и, наклонившись над ней, очень осторожно коснулась губами ее губ.
Ты че
Молчи, попросила ее Лека и опять повторила попытку поцеловать. Но губы не слушались, словно онемели.
А ты целовалась? не выдержав эксперимента, спросила Юля.
А как бы отмахнувшись, сказала Лека. Было дело, с Витькой, но он слюнявый. Я еще раз попробую, Юля не возражала и приготовилась. Расслабь губы. Ирка, сестра Вовки, говорит, что губы должны быть мягкими словно
Вареники
А при чем тут вареники?
Мягкие как вареники
Нет, наверное, как Лека призадумалась, ища в своей голове сравнение. Не знаю, в общем, должны быть мягкими. Тебе понятно.
Юля кивнула, несколько раз сжала губы, потом вытянула их вперед и сипло прошептала:
Все, я готова.
Лека тут же нагнулась и коснулась своими губами, замерла и, заморгав глазами, села обратно.
Ты что ела?
Картошку.
Нет, до этого.
Это утром холодок
Точно. Так и знала, мятный такой
Ага.
А у меня дома гематогенка есть, завтра возьму.
Ладно, не шевелись, опять приказала Лека, тут же нагнулась вперед и сразу поцеловала подружку.
Это был просто эксперимент, понять, зачем взрослые целуются, да еще глаза закатывают, а потом чавкают и голову наклоняют. Юля думала, не мешает ли нос, но когда Лека целовала, она забыла про него, просто что-то чувствовала, но что, не могла даже понять. Вот что-то и все.
Лариса внимательно слушала рассказ Юли, чуть вздыхала, прижимала руку к груди и думала о чем-то своем. Девушки еще долго сидели в кафе, и каждая делилась своими маленькими тайнами.
Подоконник
Рассказ из книги «Розовый бархат»
Люди постоянно придумывают себе проблемы. Почему бы не придумать себе счастье?!
Интересно, сколько живет человек? Сорок, шестьдесят или семьдесят, а может все же сто или чуть больше? Но почему только сто, а не двести или пятьсот, почему так мало? Ведь хочется так многого. Наверное, поэтому мы все куда-то бежим, хочется успеть, не упустить. А что потом? Серые дни покоя, пенсия, когда ты выжат и уже никому не нужен, только разве что себе. Но почему так? К чему это я говорю? Что хочу узнать? Ведь все и так уже известно. Есть жизненный цикл, и его не обойти, все заложено в ДНК. И вот наступает момент самоуничтожения, и мы не можем ничего сделать, наше тело медленно разрушается. Мысли и дух остаются, они продолжают жить в этой дряблой оболочке. Но я думаю, что человек умирает по другой причине. Он со временем становится эгоистом и трусом. Боится сделать шаг, а вдруг споткнется и упадет, а вдруг простудится, а вдруг что-то не так, и я раньше на пару сотен лет дубу дам? Наверное, поэтому мы сами себя и убиваем, закладывая сбой в программу жизни. Если кто-то не согласится со мной, ну что же: у каждого свое мнение. И вообще, зачем я об этом думаю, к чему мне это?
Да, кстати, меня зовут Настя, мне 25 лет, живу в Тюмени, есть такой городок за Уралом. Многие думают, что у нас вечная мерзлота и по улицам ходят медведи. Чушь! У нас прекрасный город, а летом даже арбузы у некоторых на дачах созревают, правда маленькие. В общем, живу здесь безвылазно вот уже большую часть своей жизни. И наверное поэтому меня посещают эти глупые вопросы. Сколько мы живем, зачем, что потом, что такое мысль, и что заставляет людей страдать или смеяться, любить и ненавидеть, что такое вообще материя? Или вот такой интересный вопрос, что такое время и расстояние? Ответы на них вроде бы есть, но они меня не устраивают, уж слишком обобщенные. Надеюсь, что когда-то смогу их понять.
Я шла домой и думала, думала. Стало даже противно, как будто мне больше делать нечего. Вот, к примеру, надо забежать к Ольге, обещала еще на прошлой неделе, она хотела посоветоваться насчет ремонта. Понимаю, что у нее со вкусом тяжеловато, поэтому и совестно, что до сих пор не зашла. А то снова приклеит пестрые обои. Как она их любит, у меня от них даже глаза болят. А потом еще расстраивается, что ей неуютно в этой комнате. Сегодня вечером обязательно зайду. Или вот еще, надо сдать в химчистку свое пальто. До осени далековато, зато сейчас скидки. Или вот В общем, надо что-то делать, а не думать о всякой ерунде.
Свой подъезд я не любила. Старые окна еле закрываются, зимой сквозь них дует, стены разрисованы, тоже мне художники. По вечерам грохочут железные двери как в тюрьме, а иногда еще и лифт не работает. В общем, мне от него толькотоска.