Суша исчерпана, богатые руды выбраны километра на три. Так что ждем вас на дне, товарищи.
– А опасно жить на дне? – спросила Анна Инныльгин, покосившись на Анти.
– Мы слабонервных к себе не зовем,– сказал инженер твердо.-У нас темнота, тишина, изоляция, всякое в голову лезет. Аварии? Случаются. Есть такая вредная штука-усталость материала. Стоит купол год, два, три, а потом при той же нагрузке-трещинка. А давление двести атмосфер, и каждая капелька – пуля. Вот в Атлантиде этой весной…
– Да, это дело требует мужества,-сказала Анна на обратном пути.-Ты как полагаешь, Анти?
Но упрямый отрицатель был непреклонен.
– Жизнь опасная, а работа сидячая. Киберналадчиком я пошел бы сюда. Машинам тут интересно.
– Необщительная жизнь,– поддакнул Сева.
Ким сказал: “Кому-то надо и на дно…” Неприятное он всегда взваливал на себя, хотя предпочел бы не такое однообразно неприятное.
После юга-север. Из Греции Анна повела своих питомцев к Карскому морю. Сначала все шло как на пикнике: летели по берегам озер и рек, ставили палатки у воды, разжигали костры, купались на рассвете. На Урале непогода заставила свернуть крылья. Скользящий лентопоезд за три часа домчал их от Перми до Воркуты. В конце был нырок под землю, короткая задержка в тепловом шлюзе… и выход в заполярный город.
Город как город: многоэтажные дома, цветники, душноватая жара на улицах. Единственная особенностьвместо неба над головой купол из сизой пленки. На самом-то деле она голубая, но кажется сизой, потому что снаружи идет снег, ложится на подогретую ткань, подтаивает, мутноватыми потоками стекает по желобам.
Город-комната с потолком-пленкой!
– Вы им покажите, как эти города сооружаются,сказала Анна здешнему гиду.-Мои птенцы ищут мужественную работу.
– А на лыжах ваши птенцы стояли когда-нибудь? – спросил тот.-На вингерах-то не полетишь, обмерзнут.
Анна напомнила, что на Волге тоже бывает зима.
Лыжная вылазка началась обыкновенно: искрящийся снег, укатанная лыжня, гонки “кто-кого”, снежки, визг девушек, барахтающихся в сугробах. Только километров через пятнадцать ребята поутихли, катанье превратилось в работу. Потом еще часа четыре, стоя в облаках сырого (тара, они помогали отогревать, раскатывать и склеивать пленку для будущей крыши.
И еще предстояло возвращение. Ранний полярный сумрак, синие и сиреневые сугробы, иссеченное колючим снегом лицо. Окрики проводника: “Давай, давай шевели ногами, не маленькие”. И упреки Анны: “Это чересчур, товарищ, они же дети!” И когда, волоча лыжи, школьники доплелись до освещенной изнутри стенки Воркуты, оказалось, что три девушки потерялись, где-то свернули, хотели срезать путь. Проводник, ругаясь, повернул во тьму. С ним, конечно, Анти, Ким и с некоторой неохотой Сева. Опасности-то не было: браслеты держали связь, вывели спасителей прямо к пропавшим. Но девчонки устали, продрогли, были испуганны и растерянны. Анти, высмеивая, яростно оттирал им щеки. Ким тащил самую слабенькую, а Сева нес три рюкзака и отморозил ухо.
– Как огнем обожгло,-рассказывал он на другой день, не без гордости демонстрируя малиновое ухо, толстое и торчащее совком.
И тут Анти сказал неожиданно:
– А это для мужчины, ребята. Даже лучше, чем космос. Там ты упрятан в скафандр, кондиция, кислород. А тут хочешь не хочешь-нос-то на морозе. Не спасуем?
– Не спасуем. Мы морозостойкая тройка!-подхватил Сева, уже забывая про ухо.
Ким смолчал. Друзья считали, что он принял решение Анти.
Зимой на крыльях летать неприятно: мгла, низкая облачность, в случае аварии посадка в снег. И ориентироваться трудно: все белое. Поэтому на зиму школа оставляла ближние, нелетные экскурсии: в гастрономический цех, в ясли, в профилакторий.