Впрочем, я ни о чём не жалею! Моя внучка Эльнаратакая красивая, юная, страстная, заслуживает этой жертвы. Зачем думать о том, что будет после смерти, если сейчас у меня есть возможность насладиться любовью женщины, лучше которой эта грешная древняя земля ещё не видела? Вот только что-то она не спешит мне полностью отдаться Ясное дело, все хоршики страдают упрямством и гордыней, но всё равно это уже никуда не годится! Другая на её месте давно сама полезла б на меня, а моя маленькая сучка всё никак не желает сдаваться. Ну, сейчас ты у меня попляшешь!
Руки Сатара уже давно были залиты чуть ли не по локоть любовными соками, исторгаемыми изнемогающим лоном Эли, так что он вполне мог обойтись без всякой смазки. Осторожно положив стонущую Эльнару на бок, и по-прежнему не вынимая пальцев из её бушующего влагалища, пальцы другой руки Сатар начал медленно вводить в её задний проход, благо, истерзанные в любовной схватке шальвары теперь полностью обнажали красивые девичьи бёдра, лишь в отдельных, чудом уцелевших местах, прикрывая их стыдливыми голубыми лоскутками. Как только опытные мужские руки принялись совершать вращательные движения одновременно и спереди, и сзади, бедная девушка, опоенная зельем и уже давно потерявшаяся во времени и в пространстве, беспомощно затрепыхалась, словно пойманная в сети птица. До крови закусив губы, она пыталась удержать стоны, рвавшиеся из её обессилевшей гортани. Чёрные глаза Сатара загорелись дьявольским огнём. Резко откинув девушку на спину и уже ничуть не сомневаясь, что сейчас до предела возбуждённая Эли сама бросится ему на грудь, он принялся спешно спускать с себя штаны.
И в этот долгожданный миг в дверь его покоев неожиданно громко постучали.
Что там за собачье отродье смеет беспокоить меня? Или кому-то жить надоело? взревел разъярённый донельзя Сатар.
За дверью раздался робкий голос Ахмеда:
Мой светлейший господин, я стучусь к вам уже добрых четверть часа, а вы всё не слышите! Умоляю не гневаться и выслушать меня! У ворот дворца вас ждёт посланник самого хана Тани. Он настолько торопится, что даже отказался спешиться с коня и пройти в дом. Говорит, что хоршикскому владыке понадобилось очень срочно увидеть вас. Ему велено лично сопроводить вас к хану Тани. Я ни за что не осмелился бы потревожить вас, мой светлейший господин, но посланник настаивает на важности порученного ему дела.
Чертыхаясь от злости, Сатар нехотя поднялся с Эли. До конца его службы оставалось каких-то полгода, и он не мог ослушаться воли могущественного азиатского владыки, подставив под удар всё своё будущее. Очнувшаяся Эльнара растерянно взирала на деда, не понимая, где она и что с ней? Сатар попытался улыбнуться:
Всё хорошо, моя маленькая принцесса! Я скоро вернусь, а ты побудь здесь и дождись меня. Я всё объясню тебе, когда приду. Ты же, милая, попытайся заснуть, дабы набраться сил, они тебе сегодня ещё понадобятся!
Сатар вышел из комнаты. Девушка услышала, как в дверном замке повернулся ключ, и этот негромкий звук вдруг очень насторожил её.
Эльнара огляделась по сторонам. Открывшаяся её взору картина привела девушку просто в ужас! Её платье находилось на полу, а она сама в расшнурованной сорочке и разорванных шальварах лежала на нещадно измятой дедовой постели. Опустив глаза, Эли обнаружила на своей груди синяки, царапины и следы от зубов. Она хотела встать, но в следующее мгновение со стоном опустилась обратно на постель: её влажное раскрасневшееся лоно болело так сильно, словно внутри него погуляла горячая кочерга. При мысли, что они с дедом совершили тяжкий грех, Эльнару бросило в жар. Обхватив голову обеими руками, она принялась перекатываться на широком ложе, не зная, куда же ей себя теперь деть, где скрыться от нахлынувшей на неё огромной душевной боли, перехватившей горло так, что больно было дышать.
Ягрязное падшее создание, таким людям нет места на земле! То, что произошло, слишком ужасно, чтобы с этим можно было жить дальше, в отчаянии думала девушка, хватая ртом воздух: Я должна умереть. Сейчас, немедленно! Нужно найти какую-нибудь верёвку покрепче, а лучшетонкий шнурок, способный перетянуть горло так, чтоб я сразу же отошла в мир иной. О Аллах, как я предстану перед глазами моей бедной мамы? Что я скажу ей? Сумею ли вымолить у неё прощение? Впрочем, такой грешнице, как я, не место в раю, где обитает моя добрая мама. Я не увидела её при жизни, и мне не удастся это сделать и после смерти, как обидно!
А ад, какой он? Интересно, мне будет там очень больно? Неужто я буду там вечно, или когда-нибудь мне будет дозволено перейти в рай? В рай, с его нежным пением птиц, вечноцветущими садами и головокружительным благоуханием цветов Но сначала мне нужно подмыться, привести себя в порядок. Где здесь кувшин и таз? Представляю, какой аромат сейчас исходит от меня!
Эли брезгливо поморщилась и запустила руку в промежность. К своему искреннему изумлению, характерного запаха мужской спермы Эльнара не почувствовала, как бы старательно она ни принюхивалась к пальцам, смоченным почти прозрачной жидкостью.
Озадаченная девушка присела на постель, попытавшись восстановить в памяти события этого дня. Значит, так: она собралась на прогулку в сад, и тут к ней в комнату вошла Шакира, настойчиво уговаривая её одеть материнский наряд, а потом выпить приготовленный ею бальзам. Эльнара отчётливо помнила, что у напитка был другой, на редкость кислый вкус в отличие от тех, что она пробовала раньше.
В сад Шакира почему-то не пришла, хоть и обещала, но зато пришёл Ахмед с ужасной вестью, вынудившей её сломя голову броситься в покои деда. Кстати, а ведь именно Ахмед некоторое время тому назад постучался в дверь господской опочивальни, сообщив, что деда срочно ожидает ханский посланник. Такое было бы невозможно, если бы Сатар действительно собрался умирать. Выходит, её подло обманули?
Эльнара в ярости сжала свои маленькие кулачки. Гнусный развратник заманил её в свою постель, чтобы надругаться над ней. Но почему она не сумела постоять за себя? Эли вдруг вспомнила появившуюся на губах Шакиры загадочную улыбку, когда, осушив напиток до дна, она протянула ей чашу обратно. Так, значит, это был не целительный бальзам, а нечто другое, усиливающее в человеке любовное влечение, а вместе с тем, отнимающее у него волю? Получается, что Шакиравраг ей? Уж не она ли осматривала её, когда Эльнару в бессознательном состоянии доставили в дом деда, а потом сообщила Сатару, что Эли уже была с мужчиной, несмотря на целостность девственной плевы?
В самом деле, увидев Шакиру впервые, Эльнара подумала, что её лицо она уже где-то раньше видела. Наверное, тогда, когда Шакира осматривала её, Эли на миг пришла в себя, после чего вновь потеряла сознание. Зачем же она с ней так поступила, ведь Эльнара ничего плохого ей не делала? А теперь наверняка Шакира торжествует свою победу над ней, коварная и злая женщина, притворявшаяся подругой!
На глазах девушки закипели слёзы отчаяния, и вдруг они резко высохли. Эльнара вновь запустила руку в промежность: не было никакого запаха спермы! Ей вспомнился взгляд Сатара, брошенный на неё перед уходом: в нём сквозило явное сожаление и одновременно какой-то страх. О чём мог сожалеть, и чего боялся её самоуверенный жестокий дед? Эльнара попыталась представить себя на его месте, и тут её осенило: Сатар не успел войти в неё!
Да, благодаря действию дурманящего напитка, он затащил Эли в постель, он раздел и ласкал её во всех интимных местах, но самого-то главного сделать не успел! Вот об этом Сатар и сожалел, вынужденный отправиться из дома по долгу службы, когда до цели оставалось всего ничего. А теперь опасался, что у него второй раз не получится, ведь Эльнара пришла в себя, освободившись от действия бальзама, потому и закрыл её в своих покоях, дабы она от него не сбежала.
Эли вскочила на ноги, сбросила с себя уже ни к чему не пригодные шальвары, быстренько одела платье, поправила волос, а потом принялась тщательно исследовать жилище Сатара. Увы, узкие окна оказались забраны железными решётками. На всякий случай подошла к дверям: бесполезно, массивная дверь не шелохнулась. Тогда она, сама, не зная зачем, стала заглядывать за ковры, развешанные по стенам. И вдруг в тёмном углу комнаты Эли нашла маленькую, низенькую, деревянную дверь, задрапированную плотной тканью, и выходившую, по всей видимости, прямо на улицу.