Затем я выскользнула из постели и направилась в гостиную. Солнце едва показалось над горизонтом, и свет, который пробивался через окно, делал комнату молочно-серой. Я включила телевизор и убрала громкость до минимума. Я попала на все тот же местный кабельный канал новостей «Нью-Йорк Ван Ньюс», который вещал круглосуточно. Я терпеливо прослушала все репортажи: на Второй авеню машина сбила собаку, и коп пристрелил ее из жалости, но даже после этого она выжила. Поли Амбруглиа по прозвищу Кулак был арестован по подозрению в мошенничестве и неуплате налогов. Я наблюдала, как два мощных полицейских сопровождают заключенного в наручники Поли. Позади героя репортажа я вдруг заметила знакомое лицо. Защитником Поли был адвокат дяди Макса, Александр Гарриман III. Густые седые волосы, загар, который можно получить только после выходных, проведенных на Багамах, «Ролекс», костюм за пять тысяч долларов и улыбка, способная очаровать любого, но в нужную минуту превращавшаяся в подобие хищного оскала. Мой дядя Макс любил своего адвоката. Он всегда повторял: «Ридли, твой адвокат должен иметь цепкие когти, стальной позвоночник и неустойчивые моральные принципы».
Я встречалась с Гарриманом несколько разна благотворительных мероприятиях, на обедах у дяди Макса, а однажды он был приглашен на вечеринку по случаю Нового года, которую устраивали мои родители. Как я уже упоминала, у Гарримана был достаточно разношерстный список клиентов, но я об этом не задумывалась. В конце концов, в тот один-единственный раз, когда мне пришлось иметь с ним дело лично, мы говорили о деньгах, оставленных мне дядей Максом. Встреча прошла быстро: Гарриман вручил мне чек и предложил позаботиться о выгодном вложении капитала. Я сказала, что уже решила, что буду делать с деньгами, и поблагодарила его за заботу.
Что-то в Гарримане заставляло меня невольно съеживаться. Возможно, на меня производила тягостное впечатление его внешность, которая всегда напоминала мне о Терминаторе, а возможно, я была солидарна со своими родителями, которые испытывали к адвокату Макса стойкую неприязнь. Когда Гарриман находился рядом со мной, мое сердце начинало учащенно биться и я чувствовала себя весьма некомфортно под его пристальным взглядом. В тот день, когда я уходила из его кабинета, он напутствовал меня словами: «Ридли, твой дядя Макс очень сильно любил тебя. Он хотел быть уверен, что в том случае, если с ним что-нибудь случится, я буду рядом с тобой. Поэтому, если тебе понадобится помощь, консультация, касающаяся законодательства, да что угодно, без колебаний звони мне». Я пожала Гарриману руку и поблагодарила его за заботу, размышляя про себя, что могло бы заставить меня обратиться за помощью к такому человеку, как Александр Гарриман. Сидя на софе в квартире Джейка, я мучительно вспоминала, сохранила ли я его визитную карточку. Теперь я поняла, что есть обстоятельства, которые могут вынудить меня уповать на знаменитого адвоката. Возможно, адвокат действительно должен иметь цепкие когти, стальной позвоночник и неустойчивые моральные принципы, особенно если ты стал свидетелем убийства.
Местные новости продолжались, но никто не упоминал о Кристиане Луне. Я никак не могла понять причину нашего бегства. Если речь шла о том, чтобы убраться с места происшествия, то мы могли бы позвонить, отъехав на безопасное расстояние. Но мы не вызвали полицию. На наших глазах застрелили человека, а мы оставили его на скамейке в парке.
Я огляделась по сторонам. Все та же комната, холодная, ничем не выдающая личности ее обитателя. Я подумала о мужчине, который спит на кровати в спальне. Я уже говорила, что на подсознательном уровне ощущала свою близость с Джейком, поэтому меня не беспокоило то, что я многого о нем не знаю. Но теперь я все с большей опаской осматривалась вокруг. Я хочу сказать, представьте себе свою гостиную. В нее заходит незнакомец и садится на софу. Какие выводы он может сделать? Что вам нравится этот человек, потому что его фотография стоит на столике у софы, или что вы любите читать тот журнал, который можно заметить на полке Что-то ведь наверняка можно понять. Но гостиная Джейка не давала ни малейшего намека на то, чем живет ее хозяин. Она казалась более безличной, чем номер в отеле. Вы могли бы выйти из этой комнаты и тут же забыть о том, что побывали в ней. Это внезапно встревожило меня. Как и эта комната, Джейк казался предельно понятным, даже прозрачным, но при этом умудрялся скрывать самое существенное.
В углу комнаты на небольшом письменном столе стоял его ноутбук. Так как на столе больше ничего не было, я решилась открыть ноутбук. Я знала, что, когда обстоятельства заводят меня в тупик, я становлюсь отчаянной авантюристкой. Я открыла дисплей и включила компьютер. Он зажужжал и издал два неприятно громких коротких звоночка. На экране возникло требование ввести пароль. Черт побери. Я подумала, какой пароль может использовать Джейк, и решила, что предсказуемые варианты можно отмести сразу. Он очень рьяно охранял свою территорию, как человек, которому было что скрывать.
Неизвестный.
Я подпрыгнула на месте. Джейк стоял в дверях.
Что?
Пароль. «Неизвестный».
Он посмотрел на меня, и я попыталась проникнуть сквозь его непроницаемую маску. Джейка, казалось, абсолютно не расстроило и не удивило то, что я нарушила его личную территорию. Самое странное, что и я не ощущала стыда из-за того, что он поймал меня с поличным.
Что это значит?
Это образ из произведения Циприана Камиля Норвида, польского поэта-романтика. Он трактуется как «некто, имеющий человеческий облик». Герой Норвида пытается найти свое место в жизни. Он преодолевает многочисленные препятствия, чтобы постичь, что такое добродетель и истина. «И он был безвестен и безымянен круглый сирота».
Я отошла от ноутбука и села в кресло, подтянув колени к груди.
Ты ассоциируешь себя с ним?
Джейк пожал плечами.
Наверное, да. В некотором роде.
Он подошел ко мне и присел рядом. Какая-то печальная тень промелькнула в его глазах, а уголки губ опустились вниз. Я видела, что он хотел протянуть ко мне руку, но не знала, хочу ли этого я. Что-то внезапно изменилось в наших отношениях. Наверное, мне не давали покоя мои подозрения. Они не позволяли мне обнять Джейка и прогнать его печаль поцелуем, хотя именно этого и желало мое сердце.
Почему ты решил не вызывать полицию? спросила я его.
Он задумался.
Я не знаю, что тебе сказать, кроме того, что это привлекло бы на наши головы кучу неприятностей, которые совершенно не нужны ни тебе, ни мне.
Мы оставили его там, возразила я и сама удивилась тому, что мой голос внезапно задрожал и слезы затуманили глаза. Я опустила голову на руки, пытаясь унять головную боль.
Он был мертв, сказал Джейк холодным тоном, который показался мне грубым, мне очень жаль, Ридли. Мне очень жаль, что тебе пришлось стать свидетельницей убийства. Мне жаль, что я не защитил тебя, хотя обязан был это сделать. Понимаешь, мы уже ничем не могли ему помочь. Мы не знаем, кто его убил. Если бы мы позвонили в полицию, нам задали бы много неудобных вопросов. Я хотел просто поскорее выбраться оттуда.
Я заметила, что что-то на экране привлекло внимание Джейка, и обернулась. Молодая белокурая журналистка с короткой стрижкой стояла перед Ван-Кортланд-парком, а за ней виднелись фигуры полицейских.
Неопознанный мужчина был убит сегодня утром в Бронксе в Ван-Кортланд-парке. Труп заметили люди, совершавшие утреннюю пробежку. Смерть, очевидно, наступила от ранения в голову.
Журналистка сообщала все это необыкновенно бодрым голосом, словно комментировала праздничный парад.
Она стояла на фоне многочисленных полицейских машин, а место, на котором я сидела накануне, было ограничено желтой лентой. Вход в парк был закрыт. Я подумала о том, сколько людей прошло мимо Кристиана Луны, прежде чем кто-то сообразил, что лежащий на скамейке человек мертв. Сколько людей решило, что это просто бродяга спит в парке? Мы оставили его на скамейке. Человека, который, возможно, доводился мне отцом. Независимо от того, что он сделал, он не заслужил такой участи. Вы согласны со мной?
Полицейские сообщают, что до окончания баллистической экспертизы они не могут дать точный ответ относительно орудия убийства, но траектория полета пули позволяет установить, что выстрел был произведен с крыши дома, расположенного на противоположной стороне улицы.