Ты ничего не хочешь мне рассказать, папа?
Он вздохнул.
Я не знаю. Макс много работал. Единственное, с чем он был связан, это благотворительные проекты по защите прав женщин и детей, подвергшихся насилию в семье. Он помогал пострадавшим быстрее стать на ноги.
Ты говоришь о его благотворительном фонде?
Так ты об этом помнишь?
Отец открыл ящик стола и вытащил оттуда пару буклетов. Он протянул их мне, и я прочитала на одном из них:
Помогите в принятии законопроекта «Безопасность и защита женщин в семье» в штате Нью-Йорк
Ваши доллары работают на спасение человеческих жизней
Благотворительный фонд Макса Аллена Общественная организация по защите прав женщин и детей, которые стали жертвами насилия в семье
Воспоминания снова нахлынули на меня. Когда мне исполнилось шестнадцать, родители взяли меня с собой на благотворительный бал. Бал состоялся в отеле «Уолдорф-Астория». Мероприятие претендовало на уровень большого торжества. В главный зал отеля явился весь высший свет. Женщины были в немыслимо роскошных нарядах, а мужчиныв изысканных костюмах и фраках. Украшения из цветов создавали торжественную атмосферу, а тысячи фужеров с шампанским делали ее более непринужденной. Играл джазовый оркестр. Я помню и себя, в платье из розовой органзы. Тогда же я в первый раз примерила высокие каблуки. В ушах у меня блестели сережки с бриллиантамиподарок на шестнадцатилетие (я старалась поймать свое отражение во всех зеркалах), а браслет, украшенный бриллиантами, который принадлежал моей матери, небрежно свисал с моего запястья. Конечно, в таком наряде я ощущала себя рок-звездой, принцессой и супермоделью одновременно. Я в прямом смысле почувствовала головокружение от успеха и возбуждения.
Моим кавалером был дядя Макс. Он вел меня по залу под руку. Я помню, что он представлял меня как свою «очаровательную племянницу» Эдду Коху, Тому Брокау и Лесли Шталь. Я здоровалась за руку с Дональдом Трампом, Мэри МакФеден и Верой Ванг. Бал был посвящен сбору средств, необходимых для основания фонда «Максвелл Аллен». В тот вечер дяде Максу действительно удалось собрать немыслимое количество денег, которые были пущены на финансирование его многочисленных благотворительных проектов.
Твой дядя Макс инициировал основание этого фонда. Он же выступил в поддержку законопроекта «Безопасность и защита женщин в семье». Благодаря этому законопроекту многие женщины получили возможность оставлять детей в домах малютки, больницах или в полицейских участках. Они знали, что детей не обидят и в самом скором времени передадут на усыновление.
Я посмотрела на буклет, который все еще держала в руках. На обложке были две фотографиимусорной свалки и медсестры, которая укачивала на руках младенца, завернутого в пеленки. Далее шел текст: «Сделайте правильный выбор для своего ребенка. Вам не зададут ни одного лишнего вопроса». Авторы законопроекта объясняли, что матери, которые решили избавиться от новорожденного малютки, не должны поддаваться панике и бросать его в туалетах или возле мусорных баков, как это часто происходит. Им следует принести ребенка туда, где его примут, где обеспечат его безопасность, и никто не станет высказывать матери слов осуждения. Мать сможет вернуться за своим ребенком в течение трех дней. Если по истечении этого срока она решит отказаться от младенца, его передадут на усыновление тем людям, которые мечтают о ребенке, а значит, будут любить его.
Я ни разу не слышала, чтобы дядя Макс говорил об этом.
Это была довольно противоречивая затея, ответил отец, снова садясь. Он выглядел уставшим. Противники утверждали, что проект только поощряет распущенность нравов. Если молодая девушка знает, что может со спокойной душой оставить дитя, то она это сделает без угрызений совести. При других обстоятельствах она все же попыталась бы сохранить связь с ребенком. Но те, кто выразил поддержку этому законопроекту, как Макс и я, считали, что если уж мать решила бросить свое дитя, то она это сделает, и тогда ребенку лучше всего будет в безопасном месте переждать кризисный период, ведь малыши нуждаются в заботе и любви. Лучше уж пусть у испуганной и растерянной женщины будет альтернатива, иначе она может избавиться от младенца жестоким способом. В 2000 году законопроект прошел. Теперь этот фонд действует. Работает круглосуточная «горячая линия» и отдел по связям с общественностью.
Теперь, когда отец рассказал об этом, я вспомнила, что все электрички были в то время оклеены рекламными листовками, а городские автобусы разукрашены агитационными изображениями. Я помню и рекламу на радио: на фоне детского плача раздавался глубокий спокойный голос: «Вы утомлены? Не знаете, как решить ворох накопившихся проблем? Груз родительской ответственности непосилен для вас? Пусть это не отражается на ваших детях. Позвоните нам. Мы поможем». Но я никогда не имела понятия о том, что к этому имеет отношение мой отец или дядя Макс. Это казалось мне довольно странным, потому что мы с отцом часто разговаривали о его работе. Мы ведь постоянно поддерживали связь, и я была в курсе всех основных событий.
Но почему ты ни разу об этом не упоминал? спросила я у отца.
Разве? Не знаю. Ты, наверное, не слушала меня, Ридли. Не так уж интересно порой вслушиваться в то, о чем говорит старенький отец, не так ли?
Он попытался сгладить ситуацию, но я не ответила на его улыбку. Я смотрела на буклет, решая про себя, это ли имел в виду Эйс.
Как прошло детство дяди Макса, для тебя не составляет секрета. Его самого сильно обижал отец. Я даже передать тебе не могу, насколько редко такое встречается, а я повидал всякое. Но Макс вопреки всему сумел стать на ноги и добился успеха. И он искренне хотел помочь детям, которые оказались в такой же ситуации, как и он сам, и женщинам, которые страдают так же, как когда-то страдала его мать.
Я уже неоднократно слышала эту речь. Я не знала, зачем отец повторяет мне все это снова, но решила не перебивать его.
Этот законопроект был важен лично для Макса, так как он верил, что дети в такой ситуации должны быть защищены. Лучше пусть ребенок воспитывается не биологическими родителями, зато получит возможность расти в нормальных условиях. Если же обстановка в семье неблагополучная, то рано или поздно она может спровоцировать трагедию. Такое часто происходит. Это было особенно важно для Макса и потому, что он так и не пришел в себя после некоторых событий. До самого дня своей смерти.
Я подумала о дяде Максе, о той печали, которая постоянно таилась в его взгляде.
Ты об этом хотела узнать, Ридли? спросил мой отец.
Я пожала плечами. Я не знала, что ответить.
Поверь мне, детка, в его жизни не было каких-то темных страниц. Он любил тебя больше, чем ты можешь себе представить.
Мне почудилось что-то странное в голосе отца, но когда я взглянула на него, то увидела знакомую добрую улыбку.
Но дядя Макс и Эйса любил, сказала я, ощущая обиду за брата.
Почему отец не считал нужным упоминать об этом?
Да, конечно, с готовностью кивнул он. Но у тебя с Максом была особая связь. Скорее всего, Эйс это чувствовал. Может быть, это вызывало его зависть. Отец посмотрел в окно, задумался на секунду, а потом шумно выдохнул сквозь сжатые губы. Когда он снова заговорил, создалось впечатление, что он обращается скорее к себе самому, чем ко мне.
Не знаю. Ни ты, ни Эйс не могли пожаловаться на недостаток любви или внимания. Всего было более чем достаточно. Для вас обоих.
Я кивнула.
Это правда, папа.
Но остается еще один вопрос. Деньги. Наверное, Эйса это очень расстроило.
Деньги?
Да, деньги, которые вам достались по завещанию Макса.
Я не понимаю.
Макс, начал со вздохом отец, оставил деньги тебе и Эйсу на разных условиях.
Я покачала головой, показывая, что все еще не могу понять, о чем он говорит. Я всегда думала, что Эйс и я получили равные суммы, хотя я ни разу не задумывалась над тем, какие цели преследовал дядя Макс. Когда он погиб, Эйс уже долгое время не жил с родителями. Эйс тоже встречался с адвокатом Макса, но мы с братом не обсуждали вопрос о его наследстве. Честно говоря, у меня и не было особой возможности обсудить с братом хоть какой-то вопрос, потому что он пропадал месяцами. Все, что я слышала от него, касалось, как правило, наших родителей, его жалоб на их отношение и на то, как несправедливо с ним обходится судьба.