Я хранила молчание и смотрела на отца, не отрывая от него взгляда.
Я попросил Зака позвонить, уточнил он. Ничего больше. Я думал, что, может быть, ты поговоришь с ним.
Зак явился ко мне в квартиру без предупреждения, сам открыл дверь, и я бы не сказала, что меня это сильно обрадовало.
В утешение могу сказать тебе, что он хорошо усвоил урок, произнес отец, отводя взгляд и садясь на зеленый виниловый стул с металлическими ножками. Затем он отклонился назад, скрестил руки на животе и тяжело вздохнул.
Бог ты мой, сказала я, расстроенная и смущенная. Он что, побежал к тебе с жалобами? Как маменькин сынок?
Я сознавала, что веду себя как двенадцатилетняя девчонка, и от того, что я понимала, насколько нелепо звучат мои слова, мне было еще хуже. Наконец-то я стала видеть, в чем суть проблемы: когда я имела дело со своими родителями, то вела себя, как маленький ребенок. И знаете, ужаснее всего то, что им это нравилось.
Ты с кем-нибудь встречаешься, Ридли? спросил меня отец, стараясь, чтобы его голос звучал легко и непринужденно.
Папа, я здесь не для того, чтобы мы обсуждали подобные вопросы.
Нет?
Нет, папа. Я хотела спросить о дяде Максе.
Никто бы не смог назвать моего отца красавцем. В традиционном понимании этого слова. Но даже я, его дочь, видела, как неотразимо он действует на женщин. Я еще ни разу не встречала женщину, которая бы не ответила улыбкой на его внимательный и доброжелательный взгляд. Привлекательность моего отца ощущалась не на уровне внешности. На его лице отражалась тысяча оттенков его внутренних переживаний. У него была сломана переносицанапоминание о детстве, проведенном на рабочих окраинах Детройта. Волевой подбородок не оставлял сомнений в том, что его обладатель не замедлит проявить силу своего характера, если того потребуют обстоятельства. У отца были светло-голубые глаза, в которых отражалось его настроение; как правило, в них светилось сочувствие или нежность. Я видела, как меняются его глаза, когда он охвачен заботами и волнением. Я видела, как они превращаются в две узкие щелочки, когда отца постигало разочарование или же он ощущал обиду или гнев. Но ни разу до этого я не видела, чтобы его глаза выражали пустоту, которую невозможно было разгадать. В ответ на свой вопрос я столкнулась со стеной безмолвия, словно в комнате появилось привидение погибшего дяди Макса.
Ридли, разве мы не показали тебе всю силу нашей любви? спросил меня отец. Разве мы не отдавали тебе все, что требовалось, на уровне эмоций, чувств? Разве мы тебе хоть в чем-то отказывали? Разве ты не ощущаешь себя успешной женщиной, которая нашла свое место во взрослом мире?
Да, папа, конечно, ответила я, и тяжелое чувство вины затопило мое сердце.
Что же тогда происходит? Ты решила переложить на нас все грехи за то, что не получилось? Я не думал, что мне придется столкнуться с этим. Я никак не ожидал этого от тебя. От Эйса, но не от тебя.
Снова меня сравнивали с братом. С тех самых пор как Эйс ушел из дома, он превратился в постоянное напоминание о семейном позоре. Он стал воплощением неблагодарности и коварства. Каждый раз, когда меня сравнивали с братом, я чувствовала себя так, словно меня окунают в ведро с холодной водой. Мою душу переполняла целая гамма эмоций: стыд, несогласие, злость, и я ощутила, как густой румянец заливает мои щеки.
Но при чем здесь все это? тихо спросила я.
Лицо отца осветилось искренним недоумением, так как он не ожидал, что его замечание вызовет такую реакцию.
Ты хочешь сказать, что твой вопрос не имеет отношения к тому, о чем мы беседовали на днях? Он говорил с негодованием, которое показалось мне не вполне искренним. Твоя мать все еще сильно расстроена.
Папа, сказала я.
Он задержал на мне взгляд, отвернулся, а затем посмотрел на меня снова.
Что же ты хочешь узнать?
Действительно, а что я хотела узнать? Эйс сказал, что мне стоит спросить о дяде Максе и его «благотворительности». Но мне казалось, что такой вопрос прозвучал бы по меньшей мере дико.
Есть ли что-то, что я должна знать о дяде Максе?
Отец покачал головой и посмотрел на меня довольно хмуро.
Почему ты мне задаешь все эти вопросы? Откуда это настроение?
Я не ответила ему, а просто прислонилась к стене и уставилась в пол. Я услышала, как мой отец вздохнул, а затем взглянула на него и увидела, что он повернулся к окну.
Сколько времени уже ты поддерживаешь связь с Эйсом?
Я смотрела на отца во все глаза. Его лицо по-прежнему хранило печальное выражение. Но теперь в его взгляде хотя бы появились какие-то эмоции. Я все еще не могла забыть о том, как отец отреагировал на упоминание о дяде Максе.
Довольно долгое время, но я полагаю, что ты об этом знаешь.
Лампы заливали комнату резким светом. Я слышала в коридоре шаги медсестер, заглушаемые коврами. Кто-то остановился поболтать, а вот кто-то рассмеялся. До меня только теперь дошло, что Зак все это время передавал отцу все, что касалось моей жизни. От этой мысли мне стало противно и горько.
Отец пожал плечами.
Лучше пусть Эйс поддерживает связь с тобой, чем живет в полной изоляции. Я не мог достучаться до него в течение многих лет. Но почему ты мне ничего не рассказала?
Я ощутила приступ гнева.
Рассказала? Мне же не разрешалось даже имя его произносить после того, как он ушел из дому! ответила я, срываясь на крик. Я заметила, что у меня дрожат руки.
Отец кивнул. Он подошел ко мне, положил мне руки на плечи, и я снова почувствовала знакомый запах «Олд Спайс». Я вспомнила и о том, что этот аромат всегда ассоциировался у меня с запахом дождя и вечерним часомвременем прихода отца с работы.
Мне так жаль, Ридли, сказал он, настойчиво заглядывая мне в глаза. Мы неправильно решили этот вопрос. Я знаю, что мы должны были поступить по-другому.
Теперь это не имеет значения, папа, произнесла я, отодвигаясь от него. Я хотела сказать, что все в порядке. Я все понимаю.
Я ощутила, что этот неожиданный поворот уводит меня от темы нашей беседы.
Мы чувствовали себя такими несчастными, Ридли, такими обиженными. Особенно твоя мама. Мы не знали, как поступить. Я понимаю, что с нашей стороны это было проявлением эгоизма. Нам жаль, что все обернулось такой драмой, честно.
Я снова ощутила себя виноватой. Я села на стул, который отец занимал за минуту до этого, опустила голову на руки и посмотрела на колени. У меня внезапно разболелась голова, и я почувствовала себя сбитой с толку. Я не ожидала, что разговор примет такой оборот.
Я рад, что Эйс вышел с тобой на связь, Ридли. Мне приятно думать, что вы общаетесь друг с другом, но я все же настаиваю, чтобы ты избирательно подходила к тому, что он говорит.
Что ты хочешь этим сказать?
Эйс всегда имел странное представление о нашей семье. Наверное, с тех самых пор как он начал употреблять наркотики. Он с враждебностью относился к Максу. Он всегда завидовал тому, что Макс любил тебя. Не позволяй злобному настроению своего брата разрушать то представление, которое ты сохранила о Максе. Дядя Макс души в тебе не чаял, поверь мне.
Почему ты считаешь, что это Эйс внушил мне такие чувства? Я же показывала тебе фотографию. Я могла бы добавить, что я получила еще один конверт и узнала о человеке, который спрашивал обо мне у хозяйки пиццерии, но не стала этого делать.
Я помню, помню. Я думал, что мы все уже выяснили. Но мне кажется, что многое ты узнала от Эйса. И он с удовольствием воспользовался случаем, чтобы немного испортить тебе жизнь.
Но с какой стати ему считать, что Макс имеет к этому отношение? Зачем ему было настаивать, чтобы я спросила тебя о дяде Максе и его «благотворительности»? Он так и сказал.
Мой отец театрально пожал плечами и развел руками для пущего эффекта.
Откуда мне знать, что заставляет Эйса говорить то или это? Он ведь болен, Ридли. Нельзя верить всему, что он говорит.
В словах отца была доля истины, я не могла этого не признать. Конечно, разве можно слушать наркомана? Но я все равно доверяла Эйсу, несмотря на его пагубные пристрастия. Я думаю, что человек существо сложное. Я знала, что и отец придерживается такого же мнения. Однако Эйс уже давным-давно был потерян для него как сын.