Я прошла в свой «кабинет». На самом деле мой импровизированный кабинет был местом, отделенным от остальной части большой комнаты ширмой в восточном стиле. За перегородкой я хранила документы и свой ноутбук. Я просмотрела несколько бумаг в поисках визитной карточки, принадлежавшей секретарю Умы Турман по связям с общественностью. Ее звали Тамма Пума. Мы познакомились с ней на занятиях йогой, после которых пошли в кафе. Тамма Пума была высокой, широкоплечей дамой с резкими манерами и тем сероватым цветом лица, который отличает многих поклонников макробиотики. Она была необычайно худой, говорила тихим голосом, в котором тем не менее угадывалось чувство собственного достоинства. Мы обсудили с ней статью, которую я собиралась написать, после чего договорились созвониться снова, если редактор «Ярмарки тщеславия» озвучит свои пожелания и они окажутся приемлемыми для обеих сторон. Я была рада тому, что возвращаюсь к работе, которая унесет меня подальше от этого едва не случившегося несчастья.
Когда я открыла дверь, оно лежало на полу. Я словно получила удар в солнечное сплетение. Еще один конверт с нацарапанным именем получателя, то есть моим. Почерк я узнала сразу. Текст был написан черным маркером, отчего казалось, что слова наползают одно на другое. Я подняла конверт и вернулась к себе в квартиру. Земля сделала неожиданный оборот, когда я взяла на себя смелость заглянуть внутрь. В конверте была вырезка из газеты, датированной двадцать шестым октября 1972 года. Заголовок гласил следующее: «Молодая мать убита, ребенок исчез». Остальная часть статьи была отрезана. В газете был старый снимок, на котором были запечатлены все те же женщина и маленькая девочка с фото. Глядя на женщину, я ощутила, как по моей спине побежали мурашки. Мы были с ней как близнецы. Снимок маленькой девочки, несмотря на время и серый фон, потряс меня еще больше, потому что под ее левым глазом было крошечное родимое пятно, как у меня. На первом фото я его не заметила. К газете прилагалась записка, короткая и простая: «Они соврали».
Я вылетела из квартиры пулей и помчалась вниз, к мусорным бакам. В коридоре я столкнулась с Розой.
Мусор уже увезли? спросила я ее, не останавливаясь.
Нет, ответила она мне, разводя руками и выражая свое отвращение. Они бастуют. Эти лентяи считают, что им мало платят. Проклятые профсоюзы. Все так и осталось стоять внизу.
Мой пакет с мусором лежал сверху, поэтому мне не составило труда найти выброшенную фотографию. Записка была там же. Вытащив их, я направилась в квартиру, где захватила и полученный сегодня газетный заголовок. Не дав себе времени на раздумья, я поднялась к Джейку. Почему я это сделала? Я ведь едва знала его. Но я думаю, что мои мотивы были продиктованы именно этой причиной: он был малознакомым человеком, не имеющим отношения к моей жизни. Он мог бы непредвзято оценить ситуацию.
Извини за беспокойство, сказала я, когда он открыл дверь, но мне нужна помощь.
Я вручила Джейку сверток с бумагами и прошла в квартиру, не дожидаясь приглашения. Он посмотрел на меня, потом перевел взгляд на бумаги и спросил:
Это то, о чем ты мне рассказывала вчера вечером?
Да, и еще кое-что, что я нашла сегодня утром у себя на пороге.
Он кивнул. На его лице застыло спокойное и торжественное выражение. Джейк не спросил, почему я решила попросить помощи именно у него. Он присел у стола и начал просматривать бумаги. Когда он сосредоточенно изучал фотографию, у него на лбу появились складки.
Эту женщину можно было бы перепутать с тобой, произнес он спустя минуту. Она очень похожа на тебя.
Я знаю, ответила я.
Кто-то решил пощекотать тебе нервы.
Но какой в этом смысл? Что за выгода?
Некоторым просто нравится ощущать власть над другими людьми. Какой-нибудь псих увидел твою фотографию в газете. Ты напомнила ему человека, который давно умер. Ты стала жертвой обстоятельств.
Хорошо. Тогда объясни мне это.
Я указала на крошечное пятнышко под левым глазом. Джейк посмотрел на меня, а потом на фотографию ребенка.
Кивнув головой, он признал:
Это очень странно.
Рассмотрев Джейка при дневном свете, я заметила, что вокруг его глаз густо собраны морщинки, говорившие о том, что он пережил не одну жизненную драму. Сквозь ткань белой футболки просвечивалась его татуировка, которая тянулась по руке и груди к ключицам. На шее Джейка виднелся шрам, около дюйма длиной. Он был плотный и выпуклый.
Но чего ты ждешь от меня? спросил Джейк, осторожно присаживаясь рядом со мной.
Я посмотрела на его руки. Они были огромными, как лопаты, с натруженными пальцами. Под кожей пульсировали вены. Что-то в нем меня одновременно возбуждало и приводило в ужас. При свете дня он казался жестче, больше, увереннее в себе по сравнению со вчерашним вечером.
Знаешь что? Забудь. Я должна перед тобой извиниться. В конце концов мы едва знакомы, сказала я, поднимаясь с дивана.
Джейк встал вслед за мной, храня молчание. Какая же я дура! Собирая бумаги, я жалела лишь об одном: что пол подо мной не может провалиться и поглотить меня и мой позор.
Я преувеличиваю масштабы проблемы. И это не имеет никакого отношения к тебе.
Я направилась к двери. Он преградил мне дорогу.
Думаю, что ты не преувеличиваешь проблему, ответил Джейк.
Я позволила ему забрать у себя бумаги. Он отложил их в сторону и сжал мою ладонь.
Все в порядке, Ридли. Я не уверен, но думаю, что смогу тебе помочь разобраться в этом деле.
Мы так и продолжали стоять. Соединение рук недооценивается в шкале интимных жестов. Вы целуетесь с коллегой при встрече и прощании. Близкого друга вы даже можете поцеловать небрежно в губы. Любого знакомого вы, не задумываясь, заключаете в свои объятия. Вы можете даже познакомиться с кем-нибудь на вечеринке, переспать с этим человеком и больше о нем не вспоминать. Но соединить руки в тесном рукопожатии и застыть так на минуту, разве это не высшее проявление интимности? В этом жесте угадывается нежность и обещание.
Я не могла больше противиться его обаянию.
Неужели правда? спросила я, не скрывая благодарности и облегчения.
Правда.
Я рада это слышать.
Кожа на ладони Джейка была немного грубоватой, но мне приятно было ощущать его прикосновение. Мы были так близко, что я могла рассмотреть его глаза. Он внимательно смотрел на меня. Передо мной по-прежнему был незнакомец, и я чувствовала себя заинтригованной. Он притянул меня к себе и сжал в своих объятиях. Я прильнула щекой к его шее. Я готова была раствориться в нем, довериться ему, хотя и понимала, какой он ненадежный союзник.
Я не могла бы сказать, сколько мы так простояли. Наверное, довольно долго.
Наконец Джейк нарушил молчание:
Значит, этот парень хочет, чтобы ты ему позвонила?
Наверное, да, задерживаясь в его объятиях еще на минуту, произнесла я.
Не кажется ли тебе все это странным?
Что?
Ну, ты только проанализируй все.
Мы сели за стол, лицом друг к другу.
Во-первых, почему ты решил, что это мужчина? поинтересовалась я.
Я и сама придерживалась того же мнения, но мне важно было услышать, что по этому поводу думает Джейк.
Он задумался на мгновение.
Почерк мужской. И в статье говорится, что женщина умерла, а ребенок исчез. Остается только мужчина, да?
Хорошо. Почему же тебя так смущает, что он прислал записку?
Джейк пожал плечами.
Если этот мужчина думает, что ты его дочь, а ты та маленькая девочка с фотографии, то это значит, что он ищет тебя уже много лет. Его ребенка в свое время выкрали. Если твоего ребенка украли, а все последующие годы ты посвятил его поискам, то не логичнее было бы немедленно настаивать на встрече, позвонить в полицию, увидев тебя на экране? Вообще говоря, предпринять какие-то более решительные меры, а не ограничиться конвертом с запиской и фото?
Я задумалась.
Может, он не так уж уверен. Напуган.
Джейк медленно покачал головой в ответ.
Все может быть. Но в этом случае мы можем предположить, что и ему есть что скрывать.
Что?
Я не знаю, ответил он мне, еще раз пробегая глазами газетный заголовок.
Джейк погрузился в размышления.
О чем ты задумался?