Уже сорок лет кино пытается родиться как следует. Представьте себе, каковы шансы у существа, потратившего на свое рождение сорок лет жизни! Как может надеяться оно не быть чудищем, идиотом?
Признаю тем не менее, что ожидаю от этого чудища-идиота грандиознейшего! Я ожидаю от этого чудища, что оно пожрет своих отца и мать, пронесется в буйном помешательстве и уничтожит мир, доведет человека до неистовства и отчаяния. Никак иначе. Есть закон воздаяния, и он гласит, что даже чудище должно оправдать свое существование.
Пять или шесть лет назад мне выпала удача посмотреть «LAge dOr»фильм Луиса Бунюэля и Сальвадора Дали, вызвавший бурю в «Студии-28». Впервые в жизни у меня сложилось впечатление, что я смотрю фильм, который есть чистое кинои ничего, кроме кино. С тех пор я считаю «LAge dOr» уникальным и несравненным. Прежде чем продолжить, я бы хотел отметить, что в кино последние почти сорок лет хожу регулярно и за это время посмотрел несколько тысяч фильмов. Таким образом, следует иметь в виду, что, восхваляя фильм БунюэляДали, я не забываю о посмотренных мною следующих замечательных кинокартинах:
«Последний смех» (с Эмилем Яннингсом)
«Берлин»
«Le Chapeau de Paille dItalie» (Рене Клера)
«Le Chemin de la Vie»
«La Souriante Madame Beudet» (Жермен Дюлак)
«Man Braucht Kein Geld»
«La Mélodie du Monde» (Вальтера Руттмана)
«Le Ballet Mécanique»
«Что снится молодым фильмам» (графа де Бомона)
Рокамболеск
«Три товарища и одно изобретение»
«Иван Грозный» (с Эмилем Яннингсом)
«Кабинет доктора Калигари»
«Толпа» (Кинга Видора)
«La Maternelle»
«Отелло» (с Крауссом и Яннингсом)
«Экстаз» (Махаты)
«Трава»
«Эскимос»
«Le Maudit»
«Лилиан» (с Барбарой Стэнвик)
«A Nous la Liberté» (Рене Клера)
«La Tendre Ennemie» (Макса Офюльса)
«Путевой обходчик»
«Броненосец Потемкин»
«Les Marins de Cronstadt»
«Алчность» (Эрика фон Штрогейма)
«Буря над Мексикой» (Эйзенштейн)
«Трехгрошовая опера»
«Mädchen in Uniform» (с Доротеей Вик)
«Сон в летнюю ночь» (Райнхардт)
«Преступление и наказание» (с Пьером Бланшаром)
«Пражский студент» (с Конрадом Фейдтом)
«Poil de Carotte»
«Banquer Pichler»
«Осведомитель» (с Виктором Маклагленом)
«Голубой ангел» (с Марлен Дитрих)
«LHomme à la Barbiche»
«LAffaire est dans le Sac» (Превер)
«Моана» (ОФлаэрти)
«Майерлинг» (с Шарлем Буайе и Даниэль Дарьё)
«Крисс»
«Варьете» (с Крауссом и Яннингсом)
«Чан»
«Восход солнца» (Мурнау)
а также о
трех японских фильмах (о древней, средневековой и современной Японии), чьих названий я не помню,
а также о
документальном фильме про Индию,
а также о
документальном фильме про Тасманию,
а также о
документальном фильме Эйзенштейна о мексиканских церемониях, посвященных смерти,
а также о
психоаналитическом фильме о сновидениях, времен немого кино, с Вернером Крауссом,
а также о
кое-каких фильмах Лона Чейни, в особенности том, который по роману Сельмы Лагерлёф, где играла Норма Ширер,
а также о
«Великом Зигфелде», а также о картине «Мистер Дидз переезжает в город»,
а также о
«Потерянном горизонте» (Фрэнка Капры), первом значимом фильме Голливуда,
а также о
первом виденном мной фильменовостном выпуске, где был Бруклинский мост, по нему шел китаец с волосами, собранными в хвост, под дождем! Мне было то ли семь, то ли восемь лет от роду, когда я увидел этот фильм в подвале пресвитерианской церкви на Южной третьей улице в Бруклине. Позднее я посмотрел сотни кинолент, и там, кажется, все время шел дождь и постоянно случались кошмарные погони, рушились дома, люди исчезали в люках в полу, там швырялись тортами, человеческая жизнь гроша не стоила, а человеческого достоинства не существовало. И после тысячи дешевых фарсов, тортозакидательных фильмов Мака Сеннета, после того, как Чарли Чаплин истощил свои запасы выходок, после Толстяка Арбакла, Гарольда Ллойда, Гарри Лэнгдона, Бастера Китонакаждый со своей особой разновидностью дурацких потехнам явили шедевр фарсового, тортозакидательного увеселения, фильм, название которого я не помню, но то была одна из первых картин с Лорелом и Харди. И вот это, по моему мнению, величайший комический фильм: он привел метание тортов к апофеозу. Там не осталось ничего, кроме тортометания, только торты, тысячи, тысячи их, и все швыряются ими направо и налево. Вершина бурлескаи она уже забыта.
В любом искусстве вершина достигается, лишь когда художник выходит за границы того вида искусства, в каком работает. Это так же верно для работ Льюиса Кэрролла, как и для Дантовой «Божественной комедии», для Лао-цзы, как и для Будды или Христа. Чтобы заявлять о чуде, потребно перевернуть мир с ног на голову, перетрясти вдоль и поперек, ошарашить. В «Золотом веке» мы вновь стоим на границе чудесного, где нам открывается ослепительный новый мир, доселе неизведанный. «Mon idée générale, писал Сальвадор Дали, en écrivant avec Buñuel le scenario de LÂge dOr a été de presenter la ligne droite et pure de conduit dun être qui poursuit lamour à travers les ignobles idéaux humanitaires, patriotiques et autres misérables mécanismes de la réalité». Я осведомлен, какую роль сыграл Дали в создании этого великого фильма, и все же не могу не думать о нем как о поразительном продукте соавтора Дали, человека, режиссировавшего эту картину, Луиса Бунюэля. Дали известен теперь всему мирудаже американцам и англичанамкак успешнейший из всех сюрреалистов. Ему сейчас досталась мимолетная славапо большей части оттого, что он не понят, оттого, что работы его поражают воображение. Бунюэль же, напротив, словно бы исчез из виду. Ходят слухи, что он в Испании, потихоньку собирает коллекцию фильмов о революции. Какими они окажутся, если Бунюэль сохранил свой старый задор? Уж наверняка потрясающими, не меньше. Ибо Бунюэль, подобно рудокопам Астурии, тот, кто швыряется динамитом. Бунюэль одержим жестокостью, невежеством и суеверием, господствующими среди людей. Он сознает, что нигде на этой земле нет человеку надежды, если не начинать с чистого листа. Он появляется на сцене, когда цивилизацияв надире.
Не может быть никаких сомнений: судьба цивилизованного человекаскверная судьба. Он поет лебединую песнь, но радостей бытия лебедя лишен. Его, человека, продал его же интеллектзаковал в кандалы, удавил и искалечил своими символами. Человек увяз в своем искусстве, задушен своими религиями, парализован своим знанием. То, что воспевает он, есть не жизньпоскольку ритм жизни он утерял, но смерть. И поклоняется он разложению и гниению. Он мертв, а весь организм общества заражен.
Как только ни обзывали Бунюэляпредателем, анархистом, извращенцем, клеветником, иконоборцем. А вот безумцем никто не дерзнул. Верно, в своих фильмах он показывает безумие, но не он его создал. Этот смердящий хаос, что всего на краткий час или около того амальгамируется под воздействием его волшебной палочки, безумие человеческих достижений за десять тысяч лет цивилизации. Желая выказать свое почтение и благодарность, Бунюэль помещает корову на кровать и прокатывает по гостиной мусоровоз. Фильм составлен из вереницы образов без всякой последовательности, их значение следует искать под порогом сознания. Сбитые с толку, потому что не смогли отыскать в этом фильме ни порядка, ни смысла, обретут и порядок, и смысл лишь, быть может, в мире пчел или же муравьев.