Они бросали коробку того самого мороженого, которое станет центром дальнейших событий, в тележку для продуктов, платили за него в кассе и отправлялись домой. В дороге мороженое слегка подтаивало, они приезжали домой, клали его в холодильник, а через некоторое время вынимали оттуда маленькие брусочки, ели, наслаждаясь холодной молочной свежестью, и чувствовали себя счастливыми. Их квартира в двадцать один пхён находилась в доме, построенном в восьмидесятые годы прошлого века. Выходя из лифта и идя по коридору до квартиры, они без конца спотыкались о трёхколёсные велосипеды и другой хлам, выставленный жильцами соседних квартир. Войдя к себе, оказывались в малюсенькой прихожей, настолько тесной, что двоим там не повернуться. Разувшись, заходили в тёмную, с маленьким окном, гостиную. Справа от входа находилась кухонная зона с четырьмя шкафчиками, между кафельными плитками въелась застарелая копоть. Иногда Хесон, жена Донгю, пыталась оттереть её каким-нибудь моющим средством, но ей это не удавалось. Некоторые плитки были в трещинах. «Это потому, что дом перекосило, говорила соседка, дверь в туалете тоже не закрывается, это всё потому, что дом накренился».
Они стыдились этой плитки и старых кухонных шкафов с тех пор, как переехали в эту квартиру. Хозяин считал, что и так неплохо, хотя они были уже четвёртой семьёй, снимающей это жильё. А Донгю и его жена считали, что незачем чинить ветхие шкафы и разбухший от влажности откидной стол, который служил им обеденным, так как это была всего лишь съёмная квартира. Рядом со столом стояли два стула, а если кто-нибудь приходил в гости, из кабинета Донгю выкатывали вращающийся стул. Кабинет находился на несколько шагов левее кухонной зоны, а ещё левее была их спальня. В спальне стоял телевизор с двадцатидюймовым экраном, на который можно было смотреть только лёжа. Из гостиной через раздвижные двери был выход на лоджию. Она тянулась вдоль спальни, но была такая узкая, что едва хватало места, чтобы повесить бельё для сушки. Бельё болталось на перекладинах от одной стирки до другой, словно занавес от солнца. В углу лоджии, как съёжившийся морской котик, стояла коробка кондиционера, подаренного им родителями. За доставку и установку они заплатили двести тысяч вон. Это был обычный настенный кондиционер, работающий так шумно, что было удивительно, как на них ещё не нажаловались соседи. У кондиционера была автоматическая поддержка температуры, и когда он включался, морской котик внезапно просыпался и орал. Звук был такой, что, казалось, кто-то бьёт молотом, а потом скрежещет по металлической плите. По ночам их чаще будила не удушливая жара, а звук включающегося кондиционера. Что же происходило в его внутренностях? Что это за странные скрежещущие звуки? Там ведь всего лишь циркулировал фреон. С этим неудобством приходилось мириться, без кондиционера было бы тяжело перенести влажную жару в плохо проветриваемом доме.
Как-то раз летом они пошли в магазин в их многоквартирном комплексе. Это был супермаркет, принадлежащий национальному сельскохозяйственному кооперативу. Они купили овощи, молоко, яйца и напоследок возле кассы взяли то самое мороженое, давайте назовём его «Митс», хотя на самом деле у него есть настоящее название, но не будем его упоминать здесь. Сделав покупки, они заплатили, вышли из магазина и направились домой. Солнце на улице прямо кипело. Мимо них прошли женщины в шляпах с тёмными полупрозрачными козырьками от солнца. Они выглядели так, будто кто-то закрасил их лица чёрной китайской тушью. Промчались дети на роликах, которые тогда вошли в моду. Вспотевших детей не волновали ни жара, ни солнце. Донгю и Хесон проводили их взглядами, полными зависти, и наконец добрались до дома, где находилась их квартира. Они поднялись на лифте, вошли к себе и аккуратно сложили в холодильник купленные продукты. Прежде всего, конечно, они положили в морозилку «Митс», чтобы мороженое не успело растаять на такой жаре. Холодный воздух клубами вырвался из холодильника, когда они его открыли. Мороженая рыба пялила пустые глаза на Донгю из морозильной камеры, рядом лежал чёрный пакет с забытым содержимым, занимая много места. Донгю расчистил место и положил коробку с мороженым так, чтобы она не соприкасалась с рыбой и не впитывала её запах.
Потом они включили кондиционер. Дрын-дын-дын Фреон, разрушающий озоновый слой, взревел внутри, и старомодный охладитель, против применения которого выступали общественные природоохранные организации, зациркулировал по трубам. Донгю закрыл дверь на лоджию. Горячий воздух, вырвавшийся из наружной части кондиционера, неприятно лизнул щиколотки ног. Это справедливо, подумал Донгю, что аппарат выпускает горячий воздух для того, чтобы производить холодный, и почувствовал даже какое-то удовлетворение от этой справедливости.
Разложив продукты, они легли на кровать и включили телевизор. В то время часто показывали отечественные предприятия и рассказывали об иностранных компаниях, скупающих их. Таким образом новостные программы пытались просвещать телезрителей и держать их в курсе последних событий, связанных с кризисом: «Для восстановления экономики необходимо принять денежные вливания иностранного капитала. Для нормализации работы несостоятельных предприятий мы должны сначала вложить в них государственные средства, а затем, если понадобится, продать их иностранным компаниям. Такая циркуляция средствединственный выход из создавшейся ситуации». Некоторые экономисты говорили: «У капитала нет национальности. Если деньги работают в нашей стране, то они наши». Донгю был согласен с этими утверждениями. Какая разница, чёрный кот или белый, если он всё равно ловит мышей? Конечно, ему как налогоплательщику было несколько обидно, что его деньги используют в этих целях, но, с другой стороны, нельзя допустить, чтобы корейские компании терпели убытки. Они с Хесон частенько это обсуждали и спорили о вложении государственных средств в частные предприятия. У Хесон было своё жёсткое мнение, что такие предприятия должны пройти процедуру банкротства.
А что будет с сотрудниками, работающими в этих компаниях?
Государство не обязано поддерживать всех уволенных!
Конечно. Но не слишком ли жестоко выгонять хороших специалистов на улицу лишь потому, что им не повезло и их компания лопнула?
Вот из-за такого патернализма нашей экономикой сейчас управляет Международный валютный фонд.
Она надула губы. В какой-то степени она была права. Хесон работала воспитателем в детском саду до начала кризиса, но после вмешательства МВФ у неё начались конфликты с руководством и она уволилась, о чём сейчас жалела. Она окончила факультет дошкольного воспитания, хотела работать по специальности и потеря работы её огорчала. Людей увольняли, новую работу найти было невозможно. Многие женщины потеряли место, поэтому количество детей в детских садах сократилось. Донгю был в курсе этой ситуации и только сочувственно молчал. Вообще-то Хесон была доброй и сдержанной, пока вопрос не касался безработицы и массовых увольнений. Смотря новости, она стискивала зубы и молчала, но когда по телевизору показывали передачи о гуманитарных проблемах, она глотала слёзы и отправляла пожертвования. А Донгю хотя и соглашался, что государство тратит слишком большие средства на поддержку частных компаний, но пожертвований никогда не отправлял. Этим они и отличались друг от друга.
Хочешь мороженого?
Донгю предложил это, чтобы разрядить обстановку. Хесон кивнула в знак согласия. Выражение её лица стало мягче. Донгю, лежавший у стены, сполз, как гусеница по капустному листу, с кровати. Это был единственный способ, чтобы не тревожить Хесон, на двуспальной кровати было немного места. Открыв холодильник, он вытащил коробку с «Митсом». Достав два брусочка мороженого, он убрал коробку назад, затем положил мороженое на поднос, присел на кровать и поставил его перед женой. Потом забрался на своё место, опять проползя, как гусеница по капустному листу, положил под голову подушку и приготовился смотреть телевизор. Хесон благодарно глянула на Донгю. Его лицо приняло такое же выражение. Вдруг Хесон выплюнула наполовину растаявшее мороженое в кулак, спрыгнула с кровати, побежала на кухню и вымыла руку. Донгю спокойно наблюдал за ней.