Спасибо, зачем-то сказал он.
И, с опаской отцепившись от стола, сделал, пробуя, пару шагов к выходу. Открыв дверь, он уцепился теперь за косяк, обернулся, в очередной раз прошелся взглядом по кабинету, и вышел в коридор.
Вот так, подытожил Сергеев. Он тоже обвел взглядом коллег, но чувствовалось, что свой посыл он адресует в первую очередь Костику. Пришел человек с претензиями, ушел всем довольный. Даже спасибо сказал Учись работать, лейтенант. В этом и есть наше призвание, работать на благо общества, защищать его от посягательств.
От чьих? ехидно вставил Приходько.
А от любых, отмахнулся Сергеев. И посмотрел на Костика. Понял, спрашиваю, лейтенант?
Не совсем.
Да? И что тебе непонятно?
Костик почувствовал, что, несмотря на нарочито беззаботный тон, Сергеев напрягся. И сообразил, что наступил момент истины. Совсем как у Богомолова, роман которого «В августе 44-го» являлся его настольной книжкой. Это подтверждала и нависшая тишина все оторвались от дисплеев и смотрели сейчас на Костика. Он все понял. Сейчас он окажется или с коллегами, или по другую сторону барьера, и в этом случае его наверняка ожидает непростая жизнь. Полная изоляция почти бойкот, с наверняка последующими со стороны коллег подставами, и куча других неприятностей. Короче, выживание из отдела. И никакой Бугаев ему не поможет, приди Костику в голову к нему обратиться. Н-да Ситуация, конечно, не из простых. И что прикажете ему делать? Ему, свежеиспеченному выпускнику милицейского училища, золотому медалисту, имевшему сплошь высшие баллы и зачеты по гражданскому и уголовному праву. И вот он остался с этим правом один на один, и не в классе со строгим экзаменатором, а в отделе, с коллегами, которые только что, на его глазах, устроили, по сути, полнейший правовой беспредел.
Вообще-то, идеалистом Костик был все же не совсем безнадежным. Того же Корецкого, к примеру, читал запоем, а у него там оборотней в погонах по пять штук на любую страницу любого романа, и Костик принимал это как жизненную данность. Да чего там романы. Достаточно было послушать рассказы однокашников, у которых, через одного, в органах служили и братья, и сватья, и вообще кто хочешь, едва ли не вплоть до мамаш. С другой стороны, и уподобляться своим сослуживцам Костику не хотелось. Он не представлял себе, чтобы мог вот так запросто и ни за что кого-то ударить
Значит, остается нейтралитет. Он как бы признает существование в отделе особых правил общения с народом, но сам по ним не играет. Костик почувствовал облегчение. Да, именно так. По крайней мере, на первых порах, пока он тут не пообтерся. А там, если что, можно будет, поднакопив сил и опыта, выступить против сложившегося здесь режима.
Все это заняло у Костика совсем немного времени, прокрутилось в голове почти молниеносно, на уровне «подсознание-интуиция», и пауза затянулась совсем ненадолго, на несколько секунд, не больше.
Что мне непонятно? переспросил он и посмотрел на Сергеева открыто. А непонятно мне следующее. Что, если этот мужик очухается и помчится в прокуратуру, катать на нас заяву?
От Костика не укрылось, как переглянулись его новые коллеги, и что тишина зазвучала уже совсем по-другому; из нее исчез главный ее компонент этакая нездоровая наэлектризованность. Было ясно, что он принят за своего. Ведь лейтенант не касается морально-правовых аспектов произошедшего, а лишь высказывает здоровые сомнения в необходимости излишне рисковых действий капитана, увязывая их с возможными последствиями для отдела в частности, репрессий со стороны надзирающих за законностью органов.
Брось, лейтенант, отмахнулся Сергеев. Пустое. Думаешь, в прокуратуре этакие упыри сидят? Думаешь, они только и мечтают придраться к нам из-за какой-то мелочи? Это ты, небось, киношки насмотрелся. Ты же только что видел проверяющего от них Будь уверен, в прокуратуре тоже найдется свой капитан, который знает, как принимать заявления от склочников. Если прокурорские захотят по-настоящему нас тряхнуть, они, не сомневайся, найдут более весомый повод, чем байки какого-то сутяги о грубом с ним обращении. Он посмотрел на пожавшего плечами Костика, и подытожил: Короче, проехали. Ты, лейтенант, работы жаждал? Сейчас будет тебе работа. Увидишь еще, как бывает у нас жарко. Мы же, хоть и убойщики, мелочевкой тоже занимаемся. Так надо, иначе отдел совсем зашьется людей-то, как всегда, не хватает, а план выдать изволь
Его слова оказались пророческими. Вскоре народ повалил валом. Вызванные для допроса подозреваемые, дающие показания свидетели, обычные заявители и пришедшие выяснить какой-нибудь вопрос граждане У Костика, который и сам принял два заявления от пострадавших, уже давно шумело в голове и урчало в желудке. Когда волна вроде бы спала, он встал и с наслаждением потянулся.
Что это было? спросил он, попутно с удовлетворением отметив, что тоже научился задавать вопросы никому.
Ты насчет этих? Приходько кивнул в сторону коридора. Ничего особенного. Работа. Здесь каждый день такой бедлам, Сергеев же тебе только что объяснял.
А как же
Ванин посмотрел на растерянно застывшего Костика и усмехнулся.
Имеешь в виду сегодняшнее утро? Ну, бывает иногда такое затишье. Хрен его знает, от чего это зависит. Может, и вообще от фаз луны.
Ага, проворчал, тоже с наслаждением потягиваясь, Сергеев. От того, сколько психов на данный момент выпустили из дурдома, не долечив, вот от чего это зависит. Он встал и потянулся еще раз. Ладно, пошли, пообедаем, что ли. Хотя, скоро ужинать будет пора. Но не успел он отойти от стола, как на нем в очередной раз зазвонил телефон.
Не бери, очень серьезно сказал Приходько. Иначе, чует моя задница, так без обеда и останемся.
Сергеев, против ожиданий Костика, принявшего это за шутку, отнесся к предложению старлея серьезно. Его протянутая к телефону рука повисла в воздухе. Он откровенно колебался, не зная, на что решиться.
Не бери, поддержал предыдущего оратора Ванин. Мне тоже кажется, что нехороший это звонок. Огребем проблем по самую задницу.
А если это Батя? хмыкнув, сказал Сергеев. Тогда мы точно много чего огребем. И даже повыше, чем ты сказал. До самых почек накроет.
Все опять уставились на Костика. Кажется, это уже превращалось в какую-то традицию. Он слегка смутился и пожал плечами.
Давайте все-таки послушаем, неуверенно предложил он.
Телефон продолжал издавать неприятный резкий звон.
Итого, голос против двух, сказал Сергеев. Сам я пока не определился. Нет, пожалуй, я склоняюсь к мнению лейтенанта. Та-а-ак И что получается? Два на два?
Он присел на стул перед своим столом и стал смотреть на надрывающийся телефон. Руку он опустил на стол и стал негромко похлопывать ладонью о его поверхность.
А если по звездочкам посчитать? придумал Ванин.
Ага! Пожалуй, это мысль Сергеев перестал стучать ладонью и принялся загибать пальцы. Итак. Капитан и лейтенант четыре плюс две. Итого шесть.
И два старлея. Три и три. Те же шесть, с зарождающимся интересом сказал Приходько. Получается, что в лоб, что по лбу. Задача неразрешима.
Телефон вдруг перестал звонить, и капитан с облегчением поднялся.
Ну вот, пока мы тут голосовали, проблема рассосалась сама собой. Пошли в кафе.
Но едва они двинулись к двери, телефон опять ожил. Сергеев жестом остановил раскрывшего было рот Ванина, и отрицательно покачал головой.
Это знак свыше, сказал он. Прения закончены. Он решительно схватил трубку и жестким голосом волевого человека сказал: Сергеев на проводе После чего опять опустился на стул и около минуты молча слушал кого-то, не делая пометок на бумаге и не говоря дежурных «да», «понял», «хорошо», и прочих, в большинстве случаев абсолютно лишних слов.
Пообедали, уверенно определил Приходько по поведению капитана, и усмехнулся. Так я и знал. Все-таки надо было смываться.
Тем временем Сергеев положил трубку и посмотрел на коллег с наигранным сочувствием.
Ну уж извините Короче, возникла кое-какая информашка. Есть адрес хаты, на которой отсиживается Гнилой.