Карпуха?
Да, Карпуха. Что-то я его давно не видел.
Неудивительно, товарищ майор. Старшина Карпуха еще год назад спиздил пулемет КПВТ, уволился из рядов армии, но был пойман в Белоруссии и сейчас отбывает наказание.
Да вы что? делает большие глаза майор.
(С памятью у него, прямо скажем, хуево.)
Василий Петрович, что делать-то будем? Куда мне идти?
И командир принимает соломоново решение:
Все равно моряка скоро должны привезти, так что смысла в патруле нет. Идите в штаб.
Василий Петрович, если смысла в патруле нет, то и смысла в дежурстве тоже нет, не буду же я ждать звонка от самого себя?
Будете, Темкин. Смысл есть. Вас будет видеть командир полка и другие офицеры, а это значит, что оркестр не бездельничает, а несет службу. Ступайте в штаб.
Сказать честно, конечно, хотелось в патрульсвобода, по городу погулять, пирожков поесть, вместо того чтобы сидеть в душном кабинете. Но приказ есть приказ.
И пошел я дежурить.
* * *
А теперь начинается самое интересное.
Перенесемся на две недели назад.
Первым «посчастливилось» дежурить на телефоне Борьке Черепахину. А я у него, соответственно, принимал дежурство.
Здорово, Борька, че делать-то надо?
Да вот, сиди, журнал «Огонек» читай.
Не, ну это само собой. А так, по должности?
По должности, старик, ты должен сидеть у телефона и ждать от патруля известий о том, что беглец пойман, и немедля доложить об этом командованию полка.
Отлично. А где телефон?
Нету еще. Но в течение дня должны принести.
Охуительно. А че ты сидел?
А хули? Приказали, вот и сидел. Че тебе-то? Сиди вон, газеты читай, кроссворды решай.
И остался я один в пустой комнате. Но ненадолго. Заходит морячок-связист. Из роты связи, стало быть.
Телефон вот принес. Куда ставить?
И протягивает мне полевой телефон, с ручкой, который«бжик-бжик».
Да куда хочешь, туда и ставь. Куда подключать-то будешь?
А подключать мне не сказали.
Это что это еще значит «не сказали»? Как он работать-то будет? Я тебе что, спутник?! Я на него сигналы ртом передавать буду?! Пик-пик-пик?!!
Морячок молоденький, в пол уставился и плечами пожимает, мол: «Отъебись, дядя, не мое дело. Мне сказали принести, я принес».
Мне сказали принести, я принес, повторил он часть своей мысли.
Не, старина, так дело не пойдет. Давай сюда агрегат. Как он подключается?
Вот сюда должны вставляться два проводка, и кидаются концы на общую коробку.
А коробка где?
Не знаю. В штабе ее нет. В штабе же нормальные телефоны, с цифрами. Вот и розетка есть.
Так а че ты эту хуету приволок? Неси нормальный телефон. Это я уже сердиться начинаю, хотя по натуре человек добрый.
Мне сказали принести, я принес.
Так притащи теперь нормальный аппарат, уебан!
Не могу. Мне старшина этот выдал.
Блять! Где твой старшина? Хватаюсь за телефон, кручу ручку и отшвыриваю трубку, потому кака хули?
Чувак, передай своему старшине, что он долбоеб! Скажи, пусть поставят такой телефон, по которому можно будет разговаривать!
Морячок исчезает за дверью, а я остаюсь у неподключенного аппарата.
* * *
К слову сказать, аппарат этот так никто никогда и не подключил, потому что в красной армии логики не бывает.
Зато бывает совершенно замечательный армейский долбоебизм, благодаря которому через две недели я и сидел у неподключенного телефона и ждал звонка от самого себя.
Про группу «Крематорий»
Здесь вам не Англия, копать надо глубже.
Когда я служил в советской армии, играл я в оркестре морской пехоты. Большой такой штатный оркестр, а при нем ма-а-ахонький внештатный, разумеется, ансамбель.
В оркестре я игрывал на трубе (второй корнет, между прочим!), а в ансамблена клавишах. Ну ансамбель-то, такой, халтурный был: свадьбы офицерские, всякие халявные дела
Как-то в январе 91 года играли мы «елочки». С третьего по десятое января. Тут подходит ко мне майор и говорит такой:
Темкин, а вы знаете, что ваша группа заявлена на конкурсе «Песня в матросских сердцах»?
Никак нет, Василь Петрович, знать не знаю, ведать не ведаю. А когда состоится мероприятие?
Пятнадцатого января.
Абсолютли, товарищ майор, импасибл. Мы же на «елках» до десятого, а пяти дней никак не хватит группе, чтобы подготовиться. У нас ни репертуара, ничего нет. Мы же не будем там «Синий туман», да «Бабушки-старушки» лабать?
Поздно, Темкин, заявка уже в штабе флота. Ничего не поделаешь, придется участвовать. Сразу после «елок» я вас освобождаю от всех занятий, занимайтесь ансамблем.
Ну, что оставалось делать? Партия сказала: «Надо»
Заперлись мы в клубе с пацанами. Стали думу думать. Нам сказали три песни приготовить, причем желательно нашего же сочинения. А где их взять-то? Мы отродясь ничего не сочиняли, кроме мелких стебов. В общем, за пару дней сваяли две песни. Поэтов среди нас вообще не было, поэтому одну песню написали на стихи Есенина (что-то такое лирическо-панк-роковое), а другуюхевиметална стихи из сборника военных песен. Что-то там, типа: «Шагает морская пехота, идут представители флота»
Мы их быстренько захуярили и начали над третьей думать. А думать особо времени нет. Тогда басист Серега и говорит:
Парни, у меня есть заебательская кассетка. Группа «Крематорий». Слышали?
Нет, отвечаем, не слышали.
И в самом деле, с творчеством этой замечательной, и с той поры любимой, группы я ранее знаком совсем не был. В общем, послушали мы кассетку и выбрали «Безобразную Эльзу». А там совершенно дивный припев: «Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть», и музычка такаяля-ляля, ля-ля-ля. Короче, за ночь, под бутылку спирта, мы эту песню разучили и отрепетировали. А наутро, за день до конкурса, приходит майор и говорит:
Я хочу вас послушать.
А может, не надо, Василий Петрович? Ей же богу, одно расстройство из-за вас, то конкурсы дурацкие, то послушать
Ничего не знаю, играйте, что вы там насочиняли.
Ну, значицца, насочиняли мы две песни, одна лирическая на стихи советского поэта Сергея Есенина, другая про морскую пехоту, а третью песню мы исполним из репертуара известной группы «Крем» (полностью-то название нельзя же было майору говорить).
Короче, поем. И вот доходим до Эльзы:
Безобразная Эльза, королева флирта,
С банкой чистого спирта я спешу к тебе
В общем, у майора постепенно шапка подымается, глаза, за и без того увеличивающими стеклами очков, выпрыгивают из орбит, а на словах: «Мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть»командир не выдерживает и начинает орать:
Какой спирт? Какая Эльза?! Вы что, с ума посходили? Отставить!
Василий Петрович. У нас три варианта: либо мы не выступаем вообще, либо выступаем с двумя песнями, либо с тремя, но заменить мы ее уже не успеемзавтра конкурс.
И тогда майор принимает соломоново решение:
Хорошо, исполняйте, но «сдохнуть» замените на «выжить».
Охуительно! «Мы живем для того, чтобы завтра выжить». Бред сивой кобылы. Но делать нечего, приказ есть приказ.
* * *
Короче. День конкурса. Все волнуются, куча разных военных ансамблей за сценой. Пустой зал, лишь в центре горстка погон тусуетжюри, типа. Генералы разные, адмиралы, делаволоса. И перед началом конкурса председатель жюри толкает речь:
Так, мол, и так, перестройка, гласность, необязательно петь на военную тематику, пойте о наболевшем.
Ага, щаз. Мы где-то ближе к концу выступали, а перед нами все как из передачи «Служу Советскому Союзу» сбежали:
Мы-ы-ы бравые танки-и-исты-ы-ы!
Шторрррма! И мы, морячки бесстра-а-ашные-е-е!
В общем, «фуражка да шинель» в тематике. И тут мы такие выходим. Сначала хевиметал про морскую пехоту. Ну, этим никого не удивишь. Потом панклирика, тут народ заинтересовался, к кулисам подтянулся, те, кто в зале был, к сцене подошли. И тут мы дали:
Безобразная Эльза, королева флирта, с банкой чистого спирта я спешу к тебе
Народ в шоке, свистят, беснуются, но с положительными эмоциями.
И тут Колеся, гитарист-вокалист, на меня оглядывается и бровьми двигает, мол, какую версию петь?
«Нашу, нашу пой, оригинальную», показываю ему знаками.
И понеслась:
Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть. Мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть. Лай-ла-ла, лай-ла-ла, лай-ла-ла.