И вот после этого мы, едва-едва заслужившие себе место под солнцем, должны латать крыши.
Латать. Крыши.
Поэтому-то я так крепко спала уже неизвестно сколько времени с наглухо выключенным мобильным, всеми возможными приборами, которые могли бы ненароком меня разбудить и нарушить мой идеальный сон.
А спать я любила. Много. Очень много
И все бы ничего, пребывала бы я в своей стране сновидений, если бы не услышала звук приближающихся ко мне шагов. Все-таки годы тренировок не прошли даром, к таким вещам я была готова.
Подскочив с кровати, едва открыв глаза, я тут же определила вторженца. Разбираться, кто это, не было желания. Я просто схватила его за руку, вывернула ее ему за спину и повалила на пол.
Вторженец закричал. Судя по жутчайшему перегару и срывающемуся на визг крику, я этого недоумка знала. Копна темно-каштановых волос, залаченная и загеленная, чтобы держать прическу, наглая самодовольная рожа, отражающаяся сейчас в зеркале моего стенного шкафа.
Кира! Пусти, Кира! Орал как ненормальный он. Это я! Димка! Бельский!
Я потянула его руку на себя еще дальше, и та неприятно хрустнула. Он взвизгнул и зажмурился.
Я знаю, лишь сообщила я, надавив коленкой ему на спину.
После того, как боль стала терпимее, в отражении своего зеркала я заметила удивление на лице Бельского.
Знаешь? Переспросил лишь он. Тогда это не я!
Он даже посмеялся своей совершенно не смешной шутке, как и всегда это делал. Я лишь закатила глаза и ударила его коленкой в спину еще раз. Он снова сдавленно вскрикнул.
Как ты посмел воспользоваться Светом и проникнуть в мою квартиру без разрешения? Стиснув зубы и потянув на себя Бельского, прошипела возле его уха я.
В ответ послышалось только множественное «ау-ау-ау-ау-ау».
Пусти! Пожалуйста! Заорал, наконец, от нестерпимой боли он.
Я задала вопрос, спокойно напомнила лишь я.
Ладно-ладно! Развопился Бельский. Стас позвонил! Вызвал в офис! Сказал, чтобы я тебя разбудил и забрал с собой! Я тебе звонил и на телефон, и в дверь, ты не отвечала! Что еще делать было?
Я отпустила, наконец, его руку и он от неожиданности со стоном плюхнулся мордой в пушистый ворсистый бежевый ковер. Ой, простите, мордой лица.
Бельский никогда не был моим любимчиком в нашей группе. Честности ради, стоит признать я его всегда ненавидела больше всех. Как, впрочем, и остальные.
Он не вылезал из клубов, у него была гигантская записная книжка женских номеров, он постоянно находил себе новых «куриц» и бросался практически на всех представительниц женского пола. Я была не исключением, и это была одна из причин, почему я его недолюбливала.
Надо было ехать одному и исключить вторжение в мою личную жизнь, строго наказала я, поднимаясь на ноги.
Бельский поплакал в ковер, потом кряхтя и пошатываясь поднялся на ноги. Встав передо мной, он сначала хотел ныть на тему, как я его обидела (мама его очень перелюбила в детстве, за счет чего он почему-то был уверен, что весь белый свет теперь должен его обожать и возвеличивать), а потом он почему-то уставился на меня. Я только в этот момент сообразила, что все еще в своей пижаме.
Лицо у Бельского сразу поплыло, он расцвел и перестал думать даже ту единственную мысль, которую думал до этого. Пришлось привести его в чувства кулаком в морду. Пока он орал, я быстро сбегала за халатом и завернулась в него.
За что ты меня все время лупишь?! Возмущенный случившейся с ним несправедливостью, держался за челюсть Бельский.
Вон.
Что вон?
Пошел вон, пока я тебя не вытолкала силой.
А как же работа? Щека начинала опухать.
Это сейчас спросил тот, кто месяц назад вместо задания отправился на острова с тремя девицами развлекаться, язвительно напомнила о его прегрешениях я.
Бельский вздохнул и бросил в мою сторону обиженный взгляд, словно я должна была сжалиться, или того хуже попросить у него прощение. Но этого, естественно, не последовало. Он предпринял еще одну попытку.
Живем в одном доме, а я у тебя еще ни разу не был, буркнул он. Чайку не предложишь?
Не заставляй меня применять Свет, пригрозила я.
Бельский снова вздохнул, только теперь понимая, что явно не в том положении, чтобы что-то от меня требовать. За это я ему не нравилась. После таких «обломов» он предпочитал держаться от меня подальше. Ненадолго его хватало, но я пока еще не готова была преступить черту закона и совершить особо тяжкое убийство.
Ладно, подожду снаружи, пробубнил себе под нос Бельский и, потирая больную челюсть, поплелся на выход.
Для приличия как нормальный человек. Хотя человека это из него не делало.
Когда хлопнула входная дверь, я сделала глубокий вздох. Повезло мне с соседом.
До какого-то времени я даже не знала, что он живет в одном со мной доме. Но однажды, когда я возвращалась с работы, Бельский предложил подбросить. Я решительно отказала. Но он почему-то шел следом. Дело было летом поздним вечером, но темнело поздно. Поскольку я не знала тогда еще, где он проживает, я расценила его попытку «меня проводить» как попытку нападения и разбила ему нос. Пока он не привел меня к своей квартире и не открыл ключами дверь, я ему не поверила.
Впрочем, за нос я так и не извинилась. Уж очень противным увальнем был Бельский, чтобы внезапное совпадение звезд и наше проживание в высотке на Выставочной могло быть расценено признаком хорошего тона с его стороны.
Собиралась я не быстро. Мы только после дела, что могло так срочно понадобиться Стасу? Ой, Станиславу Робертовичу, конечно. Между собой мы все равно называли его просто Стасом. То есть, когда вообще разговаривали. Дружной нашу команду можно было назвать в самую последнюю очередь.
Стас был намного старше нас, против наших «до двадцати пяти» его тридцать девять звучали солидно, хоть он и выглядел на тридцать пять. Так или иначе, но его годы ему были явно не в помощь и руководитель из него никакой. Я не преувеличивала, это было чистой правдой. К тому же он и не любил руководить, о чем периодически сам лично нам напоминал.
Это, конечно, командный дух не укрепляло.
В общем, на всякий случай я оделась в форму черный костюм Ходящих с белой полоской на манжетах и плечах, на поясе закрепила четыре фонаря, предварительно проверив каждый на работоспособность, а также закинула в рюкзак парочку комплектов новых батареек.
Глянула на себя в зеркало. Конечно, «грозой Теневиков» девушку, которая смотрела на меня, назвать было нельзя. Не высокая (в моем отделе все лбы, минимум на голову выше меня), худенькая. Точеные черты лица, серо-голубые глаза, темно-бордовые волосы.
В отделе я прописалась как «целитель» и это меня сильно не устраивало. Вообще гендерные различия роли не играли, «воителями», как мои коллеги, могли быть и девушки. Просто мой потенциал почему-то был определен как «годна в целители». Обидно, конечно, но каждый занимался своим делом.
Однако в долгу я не осталась и буквально душу вытрясла из своего учителя по целительной практике первого уровня, чтобы он хоть основам сражений меня обучил. После долгих и упорных пыток учитель вскрикнул: «Отдам все, только отпусти уже меня!» и поделился информацией: оказывается, можно было рассчитывать после целительства когда-нибудь стать воителем, но, почему-то, не наоборот.
На самом деле мне не нравилось быть пассивной, а именно с этим связана роль целителя. Я хотела действия, активности, драк и схваток! Особенно в последние полгода. Может даже год. А приходилось только залечивать полученные в результате тяжелого сражения за лист лопуха раны сотрудников отдела. Во время поисков разрывов мы иногда блуждали по лесам и полям часами, оттого приходилось пользоваться местными удобствами.
На самом деле, даже несмотря на то, что в Эрридон мы отправлялись не так чтобы очень часто, больше знали по рассказам других Ходящих, мало кому требовались что целители, что воители. Теневики в Эрридоне практически не появлялись. Этот мир был, как бы тавтологично это не звучало, мирным и Теневиков оттуда изгнали уже очень давно. Не совсем, конечно, но по крайней мере усмирили их пыл и порождения теней не бросались на эрридонцев без разбору.